Стас Северский - Боец тишины

Я посмотрел вниз, качая головой.

— Нет, ты не понял… Посмотри вокруг. Что видишь? Простор? Только он на тюремный двор похож. Я здесь в скалах заперт, как в крепости. Тесно мне, Швед. Я привык вместе с ветром по равнинам носиться — по таким, что ни начала, ни конца на горизонте не видно.

— Да… А знаешь, я согласен, что мы здесь среди ущелий и лощин застряли. Давай, Улаф, и правда, рванем на север, развеемся.

— Нет, Швед, я не про север… я про восток. Мне вернуться надо — в Россию.

— А что так?

— Не знаю еще… Зов какой-то.

— Что-то с тобой не так…

— Что-то не так, Швед. Но я еще не понимаю, что… Словно вирус снова просыпается и в кровь мутит… и мысли…

— Но мы его теперь контролируем… Крюгер дело знает…

— А что-то все равно не так идет… Мучает он меня, Швед, вирус этот…

— Это у тебя в голове, а не на деле…

— Не знаю еще, но не в голове дело точно…

Швед в задумчивости уставился вдаль, растрепав рукой сини волосы — это его зимняя окраска…

— Охотник, а следы видишь?.. С хутора ведут… снегом присыпанные…

— Точно, похоже на след… стертый, правда…

— Снегом занесло, но…

— Поехали. Проверим.

Так и знал, что был кто-то у нас… Девка к нам какая-то наведалась…

Саданул коня по ребрам, и полетел по следу.

— Швед, вижу объект!

Девка с канистрой и волосами, заплетенными в косу, курит в пролеске, смотря издали на наш забор… Налетел на нее ветром, соскакивая с коня на ходу, набрасываясь на нее, бросая на снег.

— Ты кто такая?! Что здесь делаешь?!

Девка не стала вырываться, когда я ее придавил — только глаза сощурила…

— Что, изнасиловать меня решил? Мне нравится грубый секс. Я и не посмотрю, что ты страшный такой. Мне плевать — у меня мужика давно не было.

Я ослабил хватку, оторопев, а она врезала мне кулаком в челюсть… Отшвырнула меня, еще не пришедшего в себя, и поднялась, отряхиваясь.

— Это ты — Улаф, которого все здесь так боятся?

— Я!

— А я — Линд. Я здесь недалеко живу — вернее далеко, но не так, чтобы совсем. Встала вот на дороге — бензин кончился. Мне старик англичанин сказал, что я у вас могу канистру взять. Предупредил, конечно, чтобы я тебе на глаза не попадалась. А я на тебя хоть издали взглянуть решила… Хочется же знать, что за человек такой, что пугает всех так…

— Линд?..

— Ты что, оглох?

Я поднялся, притирая ее к стволу облезлой елки. Мое сердце так и рвется из груди — не ждал такого… такого явления, как эта Линд.

— Какой англичанин?! Отвечай живо!

Она не стала вырываться, нагло рассматривая мое изувеченное лицо.

— Ваш старик…

— Он не англичанин.

— Он на английском говорит…

— Он немец.

— Как ты и этот ваш Эрих? Старик сказал, чтоб я Улафу и Эриху на глаза не попадалась?

— Я не немец, я норвежец, а он — швед.

Я указал ей на Шведа, в недоумении смотрящего на нас с высоты — он ведь так и не спешился, предоставив отлавливать девку мне.

— Я ничего против шведов не имею… если они против нас не имеют ничего. Я так поняла, что у вас и поляки живут?

— Старик сказал?

— Он не в себе немного, кажется — отрешенный такой… как твой шведский товарищ.

— Это есть…

— Теперь ясно, почему мне тебе и Эриху на глаза попадаться старик не рекомендовал… Не знаю, как Эрих, но ты уж совсем не отрешенный и не спокойный.

— Это точно подметила.

— Ты меня на обед не пригласишь, Улаф? Мы ведь вроде как соседи, хоть и дальние.

— Думаю, что надо пригласить, раз так вышло, раз старик с тобой такую дружбу завел…

— До дружбы нам со стариком далеко еще, как и с тобой. Согласись, что не особо по-дружески мы с тобой встретились…

— Верхом ездить умеешь?

— Я на хуторе всю жизнь живу — все умею и все могу.

Я собирался ее только допросить, но, видно, теперь ее вытурить трудно будет. Она к нашему обеду и вообще к нам подошла, как к старым товарищам. Быстро взялась помогать Агнешке и Войцеху. Войцех, кстати, ей глянулся. Мне это по душе не пришлось, но пока я решил промолчать. Все ж они друг друга с трудом понимают — английский они знают плохо, как и Агнешка. Сложная у нас ситуация вообще с языками… Просто, я один знаю все языки собравшихся на моем хуторе людей. Мы здесь за обедом на немецком говорим в основном, хоть поляки не особо хорошо его знают. Пока Швед, Шлегель, Крюгер и Агнешка с Войцехом норвежский не выучат — придется с немецким и английским перебиться как-то. Черт… Попали же все на одну территорию… Правда, Линд особо со словами не напрягается — надо ей берет у Агнешки поварешку, а у Войцеха — топор… Деловая она — за порядок быстро взялась… Что-то мне все это подсказывает, что она у нас задержится… коль на совсем не останется с Войцехом, который смотрит на эту крепкую высокую девку с нескрываемым восхищением. Еще бы — она красива. Такая фигура, такая коса за спиной… Трудно ей не соблазниться, да и бойкая девка… Ничего не скажешь — хороша.

Вроде бы все у нас всех отлично — живем здесь, забыв про распри и раздоры, а у меня… мрак на душе непроглядный. Сижу на полу в темноте, сжимаю в руке варган, напеваю заунывную песню эвенков… А за окном в ночной тиши воет и затихает снежный ветер. Все вокруг замело — и землю, и небо… Вот я и вою вместе с ветром… Бесприютно и тревожно…

Швед бросил на пол шкуру и опустился подле меня.

— Не спишь, Охотник?

— Нет. Не выходит.

— Тебя Агнешка ждет…

— Она спит.

— Как проснется — потеряет и искать пойдет.

— Она всегда так. Но пока она — спит.

— А ты?.. О том же, о чем я думаешь?..

— О том, что лекарство перестает действовать…

Швед отрешенно взглянул на тусклую ночь за окном и стал ковырять железки в брови — он весь в этих его железках.

— Значит, о том же, что и я…

— Что нам делать, если мы с тобой не ошибаемся.

— На Крюгера надеяться — больше ничего.

— Надо в базах данных секретные сведенья глянуть.

— Охотник, я смотрел только что…

— И что?

— Ничего. Крюгер наш один вперед идет.

— Надо с этим делать что-то…

— С чем?

— С Крюгером, Швед.

— А что с ним можно сделать?

— Он все время наше лечение корректирует — и вирус подконтролен нам. Но вирусологи его не контролируют… Он запущен на больших территориях, а вирусологи… они отстают от вируса, когда мы, вернее — Крюгер, идет с ним нога в ногу.

— Думаешь, нам нужно передать разведке не сведения, полученные от Крюгера, а — Клауса Крюгера?