Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

Панграв

Зоуинмархаг никогда не спит. Этот городишко тем и славен, что жизнь кипит в нём, как в котле, где постоянно варят то еду, то зелья – кому уж в чём есть нужда. А если есть спрос, властитель Зоуинмархага Панграв всегда рад оказать услугу. Любую – без разбора. В этом сладость власти.

К полуночи на некоторых улочках повышается активность, а кое-где становится тише. Как, например, здесь, где расположен его любимый домик под зелёной крышей. Панграв терпеть не мог замок властителя.

Мейхон хорош, конечно. Замок, изготовленный из этого материала, почти вечен. Да и о мебели и прочих безделушках беспокоиться не стоит: белому мейхону под силу вытянуть из головы любой каприз и воплотить его в настоящую материальную вещь. Но Панграв не переносил эту бесхитростную магию живого минерала.

Он любил вещи простые и стойкие: из дерева, металла, тканей. Так оно надёжнее. Если сломаются, туда им и дорога. Хуже, когда эти белые мейхоновские медузы превращаются из одного в другое – бррр, мерзко и всегда вызывает настороженность.

А Панграв привык к стабильности без лишних выкрутасов. В мире, где и так слишком много магии, лучше доверять простым, проверенным материалам и вещам. И не доверять ни одному живому существу, способному меняться. Будь то мейхон или человек.

Он собран, словно хищник. Мышцы напряжены, мозг работает активно. Властитель не любил человека, который вскоре войдёт в его дом. Панграв пожалел, что не договорился о встрече в замке. Пусть лучше бы те стены помнили опасного и скользкого гайдана. Но уже ничего не изменить. Остаётся только подмять ситуацию под себя. Если получится.

Он напоминал ему мерзкую гадину с червями вместо души. Беспринципный и рисковый Панграв, что частенько вёл дела с бандитами и нечистыми на руку и деяния людьми, неосознанно содрогался, стоило только этому человеку появиться на горизонте его жизни.

Он не мог понять, что настораживало и заставляло напрягаться. Может, неподвижный взгляд. Может, слишком большая самоуверенность. А скорее, почти животная опасность, исходящая от каждого жеста и слова. Будь он неладен. Не к добру он снова появился, ох, не к добру!

Лиммуарий вошёл в дверь без стука. Скользнул неслышно, словно сквозь стены. Панграв не уловил момент, когда высокая нескладная фигура замаячила в гулком пустом зале. Здесь малейший шорох подобен грому, а поди ж ты: ни звука, ни шевеления воздуха. Снова нехорошо засосало под ложечкой.

Как здорово, что у него канаты вместо нервов. Не дёрнулся, не изменился в лице. Сделал приглашающий жест, предлагая пройти и расположиться на удобном диване. Настоящее дерево, натуральный наполнитель, лучшая бархатная ткань – добротная, переливающаяся, почти вечная – новинка от заморских медан. Умеют заморчане удивлять.

Лиммурий не шелохнулся. Смотрел пристально из-под полуопущенных тяжёлых век, чем напоминал огромного ящера.

– Не люблю ходить кругами, Панграв. Сидеть на мягком диване и слушать обволакивающую ложь. Оставь эти приёмы для легковерных или тех, кому нравится танцевать. Я не охоч до интриганских танцев.

– Чего же желает почтенный Лиммуарий?

Лимм слегка поморщился. Он отвык от своего полного имени.

– Услугу.

Панграв напрягся, хотя куда уж больше. Обычно такие услуги стоили слишком дорого, но отказывать подобным гостям не с руки.

– Что на этот раз? Сведения о близлежащих селениях? Редкие сорта дерева? А может, снова тебе нужны солнечные камни? В последнее время что-то все помешались на них.

Лимм криво ухмыляется, отчего лицо его даёт трещину по левой щеке.

– Камни, камни… – насмешливо тянет он. В них нет нужды. Воры энергии, воры силы, бесполезный хлам.

Панграв ёкнувшей печёнкой почувствовал: врёт. Нагло, дерзко, почти в открытую. Видимо, нет нужды их покупать, но это не говорит, что камни потеряли свою ценность. Знать бы только какую. Лиммуарий знает точно, но болтать лишнее не будет.

– Какая услуга тебе нужна? – нейтрально, ровно, вежливо, не показывая заинтересованность или любопытство. Панграв знает: в переговорах и стратегиях ему равных нет.

– Небольшая, – кривит рот, подчёркивая голосом ерундовость дела. Так, безделица, почему-то нужная, иначе он обошёлся бы без Панграва. – Я знаю, что ты следишь за неким отрядом, что движется на север.

Властитель выдержал – только веки трепыхнулись, но по хищному блеску Лиммуариевых глаз он понял: гайдан не упустил его слабости. Откуда? – чуть не слетает с его губ вопрос, но, видимо, он настолько явен и незащищён, что странный гость охотно поясняет:

– Некая опальная сайна носит на шее магический кулон-передатчик. Запрещённый, между прочим. Замаскированный под украшение, так сказать. Но меня не волнуют мораль, законы, запреты и прочие условности. Мне нужна информация и определённые гарантии.

– Говори, – выдавливает, почти не разжимая губ великий интриган Зоуинмархага, чувствуя себя проворовавшимся зелёным мальчишкой, попавшим в железные объятья законника.

Лиммуарий удовлетворённо прикрывает глаза и пару раз перекатывается с пятки на носок, отчего колышется стоящий почему-то колом длинный плащ гостя.

– Ты расскажешь и покажешь всё, что успела передать тебе сгоревшая девка. Ты ведь любовно собираешь её донесения – я уверен.

Снова в точку. Панграв любит, когда всё по полочкам, чтобы потом посмотреть, покрутить, увидеть скрытые моменты и сделать выводы.

– Тогда услуга за услугу, – произносит властитель резко, быстрее, чем успевает подумать.

Лим показывает жёлтоватые зубы в нехорошей улыбке и вонзает тусклый взор во властительское лицо. Ощущение, будто в кожу впились сотни мелких, но острых крючков.

– Ты не в том положении, чтобы ставить условия. Но я сегодня добрый и выслушаю тебя.

– Что бы ни случилось с теми, кто шагает в этом беспокойном отряде, ни одна пылинка не сдувается с полумохнатки, Раграсса. На остальных мне плевать.

Лимм замирает, склоняя голову и пряча взор. Что за этим жестом, что в этих глазах?

– Тоже сын? Надо же.

Панграв вдруг понимает, что делает стойку, как пёсоглав, учуявший дичь. Тоже? Это значит?..

– Это ничего не значит, – рубит его мысли грубый, резкий голос. – Аналогичная просьба: не подсылать своих ребятишек и не делать глупостей. Мне нужны живыми и здоровыми другие люди из этой тёплой компании. Поэтому без самодеятельности. Иначе единственный сын властителя Панграва быстро найдёт пристанище в земле Зеосса на пару метров вглубь. В лучшем случае.

Панграв выпрямляется до боли в позвоночнике.

– Да. Он единственный, оставшийся в живых. Двое моих сыновей погибли, не оставив отпрысков. Мне не важно его происхождение. Я хочу только, чтобы с ним ничего не случилось.

– Вот и славно, – шевелит губами Лиммуарий. – Думаю, мы поняли друг друга. А теперь веди, показывай, что натворили эти горе-путешественники.

Лимм

Он не любил своё полное имя – Лиммуарий. Оно напоминало ему, как долго он живёт на свете. Ах, с каким удовольствием Лимм забыл бы многое из своего прошлого! Вычеркнул, стёр навсегда. Но в то же время события минувших дней хранили память о том, о чём он не хотел забывать. Прочные стержни, без которых жизнь лишается смысла.

Наверное, было время, помнившее его юным и наивным, порывистым и чистым. Смешно. Плести сети, создавать интриги, сталкивать лбами – вот что он любил сейчас больше всего. Больше спокойствия и женщин. Только родовые обязательства ещё хоть немного держали его на плаву, а так бы нырнул в полную темноту и отдался ей навсегда.

Осколки сентиментальности могут сыграть злую шутку, но без вот этих острых, подтаявших льдинок, не ощущал он полноты. Велики ваши шутки, дикие боги. Да что там: он помнил время, когда бог был един.

Есть ли они, силы, высшие за разум и магию? В мире, где у каждого – дар, боги становятся глиняными фигурками. Но лучше не гневить то, чего не понимаешь, да. Самонадеянность без границ делает человека тупым и неосторожным.