Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

Мы организовали безотходное питание: Айбин выпивал кровь из мелких зверушек, а всё остальное проглатывал Йалис. Собственно, для проглота с ненасытным и объёмным брюхом несколько пискликов – так, для аппетита только. Ферайе приходилось охотиться. Часто ей помогал Сандр: два лучника в некотором роде оказались спасением.

Но животной пищи для мшиста было мало: ему необходимо жевать растения. А на улице почти зима. После Груана, где время остановилось где-то между летом и ранней осенью, мороз и снег поначалу обрадовали, а затем чуть не довели до инфаркта. Хорошо хоть растения на Зеоссе странные: большая часть зеленеет даже под снегом и не опадет. Или отрастает заново – не понять.

А ещё я наконец-то поняла, зачем нам деревун в команде. Офа не то, чтобы бесполезной была – нет. Но вся такая тихая и забитая, она часто выпадала из поля нашего зрения. Особенно случай с Жерелью, когда Айболит спас ей жизнь, сломал её, что ли.

И тут Офа развернулась. Безошибочно находила сочную траву под снегом, ковыряла какие-то жуткие на вид корешки диких расцветок: красные, фиолетовые, голубые с синими прожилками. Особенно от последних мшист тащился, как удав по пачке с дустом. Чавкал корни, что походили на оторванные конечности синюшных трупов, с особым пиететом и наслаждением.

Я таскалась за Офой с огромной плетёной корзиной. Этим шедевром рукотворного зодчества меня наградила Росса. Увидев, как я мучаюсь с мешком, где корни, травы, листья смешивались в общую, неприятно выглядевшую бурду, лендра за день сплела корзину с тремя отделениями – заплечный лёгкий короб, в который, наверное, при большом желании и отсутствии перегородок могла и я спрятаться. Ну, Мила так точно туда поместилась бы. Зато носить корзину – одно удовольствие, пока она не наполняется травами, листьями, кореньями.

Это запас. Ежедневный, стратегический, на всякий случай. Мшистый проглот всегда топчется рядом и сметает то, что мы не успели оборвать. К вечеру стратегические запасы тают почти в ноль. И я начинаю впадать в отчаяние, понимая, что если еда с нашего пути исчезнет, я умру, глядя, как Йалис мучается от голода.

Меня не успокаивали, но и не бросили на произвол судьбы. Все члены нашей банды, как пафосно пишут в передовицах, приняли участие в операции под кодовым названием «добыть еду для мшиста».

Наваливаясь скопом, мы относительно быстро выполняли суточную норму по сбору растений. Единение душ и рабочих рук вдохновляло, иначе наш поход грозил бы превратиться в бесконечность.

– Надо бы его куда-нибудь пристроить, – задумчиво выдал Ренн за ужином. Я поперхнулась кашей.

Не подумайте неправильно. Вечной нянькой быть я не собиралась, но взять и спихнуть древнее существо с рук, как лежалый товар, как-то в голову не приходило.

– И у тебя не дрогнет сердце? – спросила тихо и отставила тарелку. Кусок в горло не полез, хотя до этого я умирала от голода.

– Не дрогнет, – отчеканил маг, – если мы отдадим его в хорошие руки.

– А ты можешь себе представить эти руки? – возмутилась я. – Мы тут вместе стараемся, деликатесы ищем, кто ещё будет так с ним возиться – раз, и если это будут одни единственные руки, то мшист всё время будет жить впроголодь. А ему расти надо, витамины, между прочим. Иначе шкурка испортится.

– Я думал, ты за идею обеими руками ухватишься, – нахмурился Ренн, поджимая губы. Рина рядом недоверчиво хмыкнула и осуждающе посмотрела на брата. Ну, хоть кто-то меня поддерживает.

В общем-то, я, наверное, ухватилась бы, да. Если б знала наверняка, что малыша не обидят и будут о нём заботиться изо всех сил. Наш кочевой образ жизни – не очень хорошие условия для мшиста. Но пока я не видела толпы желающих приютить существо древней расы. Да и если бы видела, то не мешало бы ещё кастинг провести. А то доверишься кому попало, а они грохнут ребёнка ради редкой шкуры или горы мяса. Меня аж передёрнуло от картины, нарисованной моей буйной фантазией.

– Завтра ты съешь на тарелку больше, может, и тебя сбагрить куда-нибудь? – меня аж трясло от злости. – Или все думают, как и Ренн?

Я вскочила и пошарила взглядом по лицам. Почему-то казалось, что народ возмутится, но все молчали. И с Ренном как бы не соглашались, но и защищать Йалиса не спешили.

К слову, он всех достал, да. То крупу перевернёт, то лошадь напугает, то Алесту за мягкое место укусил слегка. Любопытство и шалости. Он же ребёнок, нужно ему играть или не?..

– Никуда мы его не отдадим, – твёрдо сказал Геллан, и у меня от сердца отлегло. Его послушают.

– Он же сирота, маленький, – не могла успокоиться я, продолжая убеждать народ, хотя понимала: против слова Геллана никто не попрёт. Но задумчивость на лицах удручала.

– Да кому он нужен, твой задохлик, – фыркнула Рина. – Дай Ренну рот проветрить, а то воздух застаивается. Дурацкие разговоры ни о чём: здесь даже поселений нормальных нет. А в городе такое счастье разве что бродячий цирк приютит или мясник какой.

Геллан, наверное, увидел, как я изменилась в лице. Выпрямился и хотел что-то сказать, но его опередили Росса и Иранна, что в начале беседы не участвовали, а бродили по окрестностям в поисках очередных ведьминских трав, которые можно собирать только после захода солнца.

– Не болтай ерунды, девушка, – шикнула лендра. – Как только в голову пришло подобное. Кто разумное существо мяснику отдаёт?

– Йалис, возможно, последний из мшистов, – холодно и громко заметила муйба. – Всем, кто подумал, что его можно просто так отдать, должно быть стыдно.

Вот умеет она одной интонацией и бровями пристыдить – сидящие у костра глаза опустили. Рина покраснела, Ренн челюсти сжал и взгляд отвёл. Остальные, засуетившись, вспомнили о насущных делах.

Вроде как дурацкий разговор закончился, но я долго не могла уснуть: ворочалась, вздыхала и без конца крутила в голове сказанное. Как пластинку заело. Потом забылась тревожным сном, когда то ли спишь, то ли бредишь.

Проснулась от тоски в сердце. Тревожно – и ощущение: встать и бежать. Йалис! Опять он что-то натворил! И не спрашивайте, откуда берутся подобные предчувствия!

В такие моменты я плохо соображаю. По-хорошему, надо Геллана разбудить или ещё кого-нибудь, но настолько было плохо, что думалку отрезало напрочь.

Я брела в сторону, туда, куда вёл меня внутренний зов. Проваливалась в сугробы – намело прилично за ночь, кружила, не соображая толком, как правильно выбрать дорогу. Позже сообразила: кто-то крадётся вслед за мной. Волосы встали дыбом от ужаса, но оборачиваться я не спешила. Почувствовала только, как дрогнул, нагреваясь, нож у бедра. Нащупала пальцами ножны и потихоньку освободила лезвие. Сейчас или никогда!

Зажав в руке кинжал, я резко обернулась, готовая защищаться. Лезвие вспыхнуло розовым, освещая тёмную фигуру. Затем это нечто кинулось на меня, навалилось, прижимая к земле. Последнее, что я увидела, – острые клыки. Близко. Прямо у моей шеи. Там, где сумасшедшее бьётся взбесившееся сердце.

Раграсс

У мохнаток очень острый слух. Посторонние звуки, замешанные на эмоциях, – сильнейший раздражитель. Он просыпался. Подобное случалось даже в глубоком детстве, когда ещё не осознавал, кто он есть.

Истинные мохнатки понимают свою сущность, не научившись толком разговаривать. Оборачиваться малыши начинают года в три-четыре. Некоторые – раньше, кое-кто – позже.

Раграсс рос среди людей. Взрослел, не понимая своей природы. Матери почти не помнил – умерла рано родами. Ему года два было, поэтому где-то очень глубоко сохранился её сладкий запах.

Первый оборот – болезненный и странный – случился, когда ему исполнилось тринадцать. Сложный возраст, бесконечное противостояние, бунтарство. Его не любили и побаивались окружающие. Никогда не было друзей – так, принудительные товарищи по играм, детишки подкупленных отцом людишек.

Он не понимал, почему так. Никто не объяснял вымершего пространства вокруг. Видимо, запуганные властителем, боялись рот открыть. О том, что он наполовину мохнатка, узнал, когда появились первые признаки ломки – предшественники оборота.