Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

Лимм искоса смотрит на Панграва. Хитрован зоуинмархагский – стремительно стареющий хищник, у которого есть уязвимые места. Сын… кто бы подумал. У любвеобильного и многодетного Панграва не осталось сыновей. Да, если подумать, считай, и не было. В такой ораве – три чахлых заморыша, двое из которых – уже прах. Но Лимм понимал его чувства. Ещё бы.

Палёная кошка, Пиррия, кажется, лгала каждым словом. Точнее, не договаривала. Показывала только то, что считала нужным. Причём если поначалу ещё хоть что-то интересное проскальзывало, то позже информация свелась к ровным кубикам хорошо отмеренной полуправды.

– Можешь выкинуть всё, – посоветовал он Панграву. По всей вероятности, жареная курица с самого начала собиралась морочить тебе голову. И, думаю, даже если бы она горела праведным огнём в попытке выслужиться перед тобой, то не имела такой возможности: её вычислили.

Властитель Зоуинмархага согласно потупил глаза. Видимо, тоже понял.

– Мне достаточно того, что она доносит. Во-первых, я знаю, что с мальчиком всё в порядке. Во-вторых, я отслеживаю их передвижение.

Лимм захохотал, не таясь: Пангравское лицемерие выпирало из всех щелей.

– Да ты же послал по их следу своих людей, признайся!

И снова Панграв кивает, прикрывая глаза.

– Послал. И не одну группу. Что толку? Одни потерялись на подходе в Виттенгар. Другие сумели почти нагнать отряд, но спасовали перед Груанским лесом. Её прилизанные доносы – единственная нить.

– Почему бы тебе просто не забрать сына? – Лимм приподнял бровь, пытаясь понять логику властителя.

– Чтобы навсегда остаться для мальчишки тираном и деспотом?

Панграв умел показывать зубы. И в такие моменты вызывал уважение даже в заклятых врагах, коих у него водилось очень мало. Лимм мысленно поаплодировал сам себе за сдержанность и выбор нейтральной позиции.

Властительный мерзавец же посмотрел ему в глаза прямо и, отчётливо разделяя слова, поставил точку в объяснениях собственных поступков:

– Ему и так досталось. И я не всегда был с ним… добр. А он не привык подчиняться. Если сейчас не дать ему свободы, потом ни за что не получить доверия. Как ты понимаешь, он наследник. Всего, что есть у меня. Поэтому пусть развлекается, не убудет. Может, глядишь, чему хорошему научится. А дурь лишнюю потом выбьем, как пыль из ковра.

Лимм закашлялся, но не стал объяснять, что некоторую дурь ничем не выбить, если она въестся через кожу внутрь. Уж он-то знал, как такое бывает. Но зачем тревожить и так неспокойного отца. Пусть пока побудет в святом неведении.

Кое-что Лимм для себя нужное извлёк из встречи. Немного, но этого хватило, чтобы сделать выводы, кое-что прикинуть и продумать дальнейшие шаги.

– Слишком много людей вокруг, Геллан, – бубнил он себе под нос, по привычке размахивая руками. – Слишком много, а это значит, что тебя можно безболезненно извлечь. Да, ты стакер, но эффект неожиданности ещё никто не отменял. Впрочем, пока можешь спать спокойно: есть дела поважнее, чем за тобой гоняться по всему Зеоссу. Для этого есть соглядатаи. А позже можно будет и провернуть дело. Если к тому времени ты и твоя девчонка ещё будете меня интересовать.

Лимм снова смахивал на сумасшедшего. Даже искусственные привычки становятся своими, если их взращивают слишком долго.

Он не стал торопиться и пристроился на одном из возов, что выезжал из города. Устроился поудобнее, укутался в длинный плащ и растянулся на мягком сене. Звёзды холодно подмигивали ему с неба, но древнему дракону нет дела до небесных светил. У него слишком много мыслей, что вскоре превратятся в стратегию и очень важные дела.

Ночная тишь и дремотное спокойствие расслабляли, но Лимм не спал. Утром ему предстояло одержать маленькую победу, что станет началом, мостиком для торжественного шествия, от которого, он на это надеялся, вздрогнет Зеосс. Вздрогнет, чтобы помнить и слагать новые легенды. Почему бы и нет? Он это заслужил.

Дара

Вы были когда-нибудь нянькой? В смысле, бросали ли на вас братьев, сестёр, племянников и прочих мелких спиногрызов?

Наверное, нет в мире ни одного подростка, который хотя бы раз не остался за старшего – приглядывать и сопли вытирать.

Так вот: меня сия чаша миновала. Ну, почти. В семье я ребёнок единственный и неповторимый, родственников с мелкими детишками у нас нет – я самая младшенькая из ближайшего окружения. Поэтому самостоятельно никого не нянчила, зато имела честь помогать подружке следить за пятилетним братцем.

Тот ещё квест, скажу я вам! Любопытный и любознательный братец Серёга, которого Витуля называла Коржиком, бил рекорды по попаданию в дурацкие ситуации. Он неизменно падал и набивал шишки. Пачкал рубашку мороженым. Дёргал за шнур и ронял на пол утюг. Бил чашки и тарелки. Проводил испытания с использованием воды, насекомых, мокрого песка и грязи. В общем, список его деяний бесконечен.

Витуля привыкла к жизнерадостной познавательной активности пятилетнего гения, а я, когда попадала в водоворот высказывания «мы сегодня няньки», приходила домой с неизменным головокружением, пошатыванием и желанием спрятаться в тишине собственной комнаты. Уйти в закат красиво, как говорят.

Думаете, к чему это я? Лучше не спрашивайте. Потому что отныне и навеки вечные я стала нянькой. Видать, это проклятие Груанского леса. Или жестокая мстя Зеосса. А может, мироздание таким образом решило наказать меня за все прошлые и будущие прегрешения.

Сутки спустя до меня дошло, почему Груан мечтал сожрать Йалиса. Ещё через день я мечтала превратиться в огнедышащего дракона, который нападает на мирные стада, поджаривает и жрёт исключительно вымирающих мшистов.

Я понимала: он малыш, но его габариты никак не хотели стыковаться с образом пятилетки в моей голове. Я представляла Серёжу-Коржика и смотрела на Йалиса мшиста. Ну, вы понимаете, да? Ничего общего между маленьким юрким пацаном и громадиной с травой и цветами вместо шерсти. Зато по умственному развитию и любознательности, умению попадать в дурацкие ситуации и бедокурить – идеальное совпадение.

Во-первых, Йалис жрал всё подряд. Втягивал в себя со свистом, как пылесос, всё, что плохо лежало или было плохо приколочено. Не важно, сколько он съел за завтраком или обедом. Он постоянно хотел есть. Вечно голодное существо с тяжёлыми вздохами и несчастными глазами.

Во-вторых, он всё пробовал на зуб, обязательно нюхал, трогал лапами, совал свой плюшевый нос, куда не следует. А в минуты опасности прятался за мою спину. Естественно, какой он и какая у меня спина, но это его не останавливало. Йалис признал меня лидером, мамкой – я так и не смогла ничего вразумительного от него добиться.

По идее, с ним в лесу возилась Ферайя. Её он знал, охотница спасала не раз мшиста от всяких передряг, но поди узнай, что у этих тотемных древних полуживотных-полурастений на уме! Теперь я, я его нянька! Мне, прости господи, самой ещё подпорка нужна. И дури своей хватает. А тут – бабах! – и это огромное дитя стало моим кошмаром.

Вы не подумайте: мшист замечательный. И красивый, и добрый, и порой мудрый даже. Как когда на него накатит. Минуты взрослого просветления наступали нечасто, а всё остальное время я проходила испытания не хуже, чем в компьютерной игрушке.

В общем, самое страшное в воспитании малыша – это прокорм. Мало мне было Айбина, теперь ещё и ласковое чудовище добавилось. Йалис будил меня утром – тыкался мягким мокрым носом в лицо и руки, тёрся огромной башкой о бок или ноги – котяра, что возьмёшь, и если я притворялась ветошью, распускал язык: делал «мням» от подбородка до лба, и тогда я точно вскакивала, ругаясь и злясь.

Предатели-друзья тихо ржали, бросая украдкой взгляды на зелёные разводы, что украшали моё лицо. Наверное, я походила на Офу, но, честно говоря, ни разу я не захотела лицезреть своё преображение в дриаду. Для этого нужно было посмотреть в чьи-нибудь глаза и увидеть сдерживаемый смех. Обломаются. Не доставлю я никому подобное удовольствие.