Марина Дяченко - Авантюрист

– Что? – безучастно отозвалась бывшая комедиантка.

– О чем мы говорили там, в лесу… Скажи.

Танталь набрала воздуха, и вправду собираясь что-то сказать – но не произнесла ни звука.

Молчание. Слишком затянувшееся молчание.

Солль отводит глаза. Что для него Тория? Мир. Потерянный безвозвратно. Что для него мир?..

Танталь смотрит вниз. Да, за кем другим она могла бы пойти, кто встал бы для нее вровень с ее драгоценным Луаром… Но шла бы до конца – нет, остановилась, повернула вспять, сделала человека несчастным…

Я хотел усмехнуться – получилась гримаса.

Алана стоит на коленях. Терзает мои руки – и ждет…

Чего?

…Падают вниз последние песчинки. Проворачивается деревянный календарик…

Они молчат.

– Встань, – сказал я негромко, но она послушалась сразу же.

Вероятно, было в моем голосе нечто, внушающее мысль о повиновении.

– Слушай меня, жена, – голос мой понемногу освобождался от хрипотцы, слово «жена» вышло убедительным и тяжелым. – Тебе лучше быть вдовой, нежели изгнанницей при живом Муже.

Она не сразу поняла. Я вскинул подбородок – привычным, но порядком подзабытым движением. Спесивый жест потомственных Рекотарсов.

– Если ты поверишь этому лысому отродью и пойдешь на предательство – я отрекусь от тебя, Алана. И сам прыгну в колодец, лишь бы не быть обязанным жизнью… лишь бы не выжить за счет несчастья других.

Ой, какая оглушительная тишина. Обморочная. Потрясенная.

– Эгоист, – с усмешкой проронил Чонотакс. – Но как высокопарно выражается…

Аланины глаза сделались совсем черными. Всклокоченный, нервный, на грани срыва подросток, девочка-истеричка…

– Это все, – сказал я мягко. – Мне нечего добавить.

Пауза. Танталь и Эгерт молчали, глядя в пол… Нет, они смотрели на меня. С ужасом.

Их ужасает мое решение?

Или они ужасаются сами себе – ведь только что, сию секунду они были на волосок от того, чтобы «благословить молча»…

Алана длинно всхлипнула.

– Жаль, – проговорил Чонотакс Оро. – Как жаль-идемте.

Я плохо помню, что было дальше.

Солль шагнул вперед и поднял меч – но обитая шелком дверь распахнулась сама собой, и створка оказалась сильной, как крепостной таран. Эгсрта швырнуло на меня – я едва сумел задержать его падение. По дому прошелся порыв ветра, заплясали занавески, захлопали двери, казалось, комната распахнула рот и жадно вдыхает воздух, а мы – всего лишь мошки, несомые потоком…

На мгновение вспомнилась обезумевшая желтая река.

А потом дверь, обитая шелком, захлопнулась, но уже за моей спиной. С характерным звуком закрывающейся ловушки.

– Тория! – отчаянный голос полковника Солля. …Мягкий ковер пригасил падение, но голова, не так давно разбитая, отозвалась болью и темнотой в глазах. Некоторое время я видел только свою руку – и руку Аланы, которую мои пальцы ни за что не хотели выпускать.

– …и приятная беседа скрасила наше ожидание-незнакомый голос. Чей? В комнате не может быть никого, кроме Тории, Чонотакса и нас, беспомощных, неспособных его остановить…В нескольких шагах от моего лица утопали в ворсе дорожные сапоги. Щедро присыпанные пылью.

– …будем продолжать немую сцену?

Другой голос. Сварливый и желчный; обладатель его сидел на подлокотнике приземистого кресла, и голова его лежала, как на блюде, на широком гофрированном воротнике.

Прижимая к себе Алану, я сел. Поднялся на одно колено, отполз к стене. На нас не обращали внимания.

Безумие? Я схожу с ума?!

– А-а-а, – сдавленно выдохнул Черно Да Скоро. Он стоял, опершись о широкий стол. Он казался самым старым во всей комнате – а ведь большинство собравшихся разменяли, по-видимому, вторую сотню. Он держался за грудь и шумно, с присвистом, дышал.

– А-а-а… Конечно. Как я мог предположить, что господа призраки пропустят последний акт… Последнюю сцену нашего маленького представления? Под названием «Тук-тук – Кто там? – Откройте»?..

– Не бойся, – шепотом сказал я Алане. Она дрожала.

– Я рад всех вас видеть. И вас, – Черно Да Скоро поклонился обладателю пыльных сапог, – вас, великий маг Ларт Легиар, победитель Мора, Сражавшийся-с-Чужаком…

– Великолепный гобелен, – отозвался тот, задумчиво изучая стену. – У меня были произведения такого класса, два-три, не больше…

Половина его лица оказалась съедена сплошным слоем шрамов, и один глаз смотрел слепо, зато другой – язвительный – похож был на затаившуюся в глазнице осу.

Это и есть Ларт Легиар?!

– Ретано, мне страшно, – шепотом сказала Алана.

– Великолепный гобелен, – с удовольствием повторил великий маг. – Помнишь, Марран?

От окна обернулся высокий старик… впрочем, сейчас я не назвал бы его таким уж старым. Человек неопределимого возраста – так было бы точнее.

Черно Да Скоро поклонился еще ниже:

– И вас, господин Скиталец, он же Руал Ильмарранен по кличке Привратник, он же великолепный Марран…

Я уставился во все глаза – теперь уже на Скитальца.

– Этот гобелен, – сказал еще один незнакомый голос, негромкий, одним звуком своим вселяющий спокойствие, – принадлежал в свое время моему учителю Орлану…

– И вас приветствую! – Черно Да Скоро отвесил шутовской поклон чуть не до самого пола. – Славный декан Луаян, опять-таки победитель Мора, автор столь нашумевшей книжки-жизнеописания…

Я привстал, оглядывая комнату – и впервые в жизни увидел госпожу Торию.

Мать Аланы была фантастически красива. Годы не испортили точеного лица, шея не оплыла и не потеряла форму, и россыпь крупных родинок скорее украшала, нежели портила ее. Тория спала, сидя в кресле – лицо, во всяком случае, оставалось расслабленным, опущенные ресницы темнели двумя правильными полумесяцами, и в память о пытках, потерях и безумии в уголках рта лежали две глубокие непоправимые складки.

Потом я увидел ладони, покоящиеся у Тории на плечах. И поднял глаза.

Декан Луаян, отец Тории и дед Аланы, стоял за спинкой кресла, и морщинистое лицо его было непроницаемым, как маска. И как-то само собой выяснилось, что пока он там стоит, за госпожу Торию не надо опасаться.

Черно да Скоро нервно, взахлеб рассмеялся:

– Все здесь, все! Не отворачивайтесь, дражайший Орвин, предпоследний Прорицатель, ибо вас я приветствую тоже!

Орвин сидел в углу, за туалетным столиком. И недоверчиво глядел на собственное отражение – темноволосый, изящный, нервный. Рука его то и дело трогала бледную шею – как будто в поисках несуществующего медальона.

– Ты забыл поприветствовать меня, – желчно проскрипел тот, чья голова покоилась на широком воротнике.

– Прошу прощения! – Чонотакс поклонился с нарочитым раскаянием на лице. – Приветствую вас, великий маг Бальтазарр Эст, славный не менее, а может быть, и более, нежели любой из здесь собравшихся…

В противоположном углу тяжело завозился полковник Солль. С трудом поднялся на ноги; вероятно, у меня сейчас точно такое же лицо. Совершенно безумное…

Я вдруг понял, что в комнате висит неестественная тишина. Ни звука со двора, ни дуновения ветра, ни стука двери в доме.

И все чего-то ждут.

Черно Да Скоро пошатнулся. Оперся о стол – и разом потерял всю свою веселость.

– Вы призраки, – сказал он глухо. – Вы не в силах остановить меня… даже ты, Луаян. Твоей власти над Торией давно нет…

– Ее и не было никогда, – возразил декан. – С тех пор, как Тория научилась самостоятельно одеваться и мыть руки…

– Вы призраки, – упрямо повторил Чонотакс. – Я справился с живыми – вас не испугаюсь тем более.

– Что? Ты не справился с живыми, – услышал я собственный возмущенный голос. – Ты уже проиграл, ты…

– С дороги! – глаза Чонотакса вспыхнули. – С дороги, щенок, который выбрал свою смерть. С дороги, Легиар, или ты хочешь лишиться и второго глаза тоже?!

Скиталец слепо шагнул вперед; почему-то напоминание о потерянном глазе Легиара задело его сильнее, чем непосредственная угроза миру…

– Руал, – негромко сказал одноглазый. – Стоять. Я не думал, что Скиталец послушается – но он замер на месте, и тогда Ларт Легиар обернулся к Черно Да Скоро:

– Хорошо… Ты. Чонотакс, если угодно. Если уместно называть тебя человеческим именем… попробуй. Попытайся.

И они все встали.

Встал Орлан, сидевший перед зеркалом. Поднялся Бальтазарр Эст, декан Луаян неохотно снял руки с плеч госпожи Тории и отступил к окну. Туда, где стоял, скрестив руки. Скиталец.

Тогда я скрипнул зубами и с трудом, но распрямился тоже. Поднялся с пола и поднял Алану, и напротив выпрямился Солль, и помог устоять хрупкой, как щепка, Танталь.

Одна госпожа Тория оставалась сидеть. Одна неподвижная женщина в центре неровного человеческого кольца.

– Попытайся! – сказал Легиар, и в голосе его не было больше ни доли светскости. – Попробуй! Ну?!

Чонотакс обернулся к Тории.

Бальтазарр Эст удержал Эгерта, бросившегося наперерез. Меня удержал Легиар, и пальцы его были как сталь.