Джеймс Дашнер - Исцеление смертью

– Заходите! – скомандовала охранница. – Мы принесём вам поесть. Скажите спасибо, что вас не посадили на голодный паёк после того, что вы учинили. Завтра тесты, так что постарайтесь выспаться.

Мужики-охранники втолкнули приютелей в комнату и захлопнули дверь; громко щёлкнул замок, эхом отозвавшись в почти пустой комнате.

На Томаса мгновенно нахлынуло прежнее чувство, владевшее им в белой камере – он снова пленник, снова узник! Он кинулся к двери, схватился за ручку, дёргал, крутил, бился о дверь всем телом, колотил кулаками и изо всей мочи орал, чтобы их выпустили.

– Не истери, – раздался голос Ньюта. – Никто не придёт уложить тебя в постельку и сказку рассказать.

Томас вихрем развернулся, но увидев, что друг стоит у него за спиной, разом остыл. Прежде, чем Томас открыл рот, его опередил Минхо:

Кажись, мы прозевали момент. – Он плюхнулся на нижнюю койку. – Слушай, Томас, мы бороды отрастим, а то и окочуримся, пока будем ждать твоего обещанного шанса. Или ты надеешься, что эти субчики придут и объявят: «Отличная возможность для побега, ребятки, мы следующие десять минут будем смотреть в другую сторону, так что валяйте!»? Не-а, нам, похоже, придётся рискнуть.

Как это ни претило Томасу, но он вынужден был признать – друг прав. Им надо было рвануть когти до того, как появились вооружённые охранники.

– Да, ребята, я напортачил… Ну, просто чувствовалось, что ещё не время. А когда они на нас стволы наставили, то уже было поздно… Не стоило зря тратить силы, всё равно ничего бы не вышло.

– А, ладно… – махнул рукой Минхо. Затем, помолчав, прибавил: – Надо же, какая у вас с Брендой трогательная сцена встречи получилась.

Томас глубоко вдохнул.

– Она кое-что сказала мне.

Минхо выпрямился на кровати.

– И что же такого интересного для нас она тебе сказала?

– Посоветовала никому не доверять, кроме неё и ещё кого-то по имени «канцлер Пейдж».

– А вообще, что это за чертова фигня с нею? – поинтересовался Ньют. – Она что, пашет на ПОРОК? Там, в Топке, она, выходит, комедию ломала?

– Ага. Сучка, похоже, не лучше всех остальных прочих, – поддакнул Минхо.

Томас не был согласен; он чувствовал, что это не так, но объяснить, откуда такая уверенность, он даже себе самому не мог, не говоря уже о друзьях.

– Ребята, ну, сами смотрите: я ведь тоже работал на них, но мне ведь вы доверяете, так? Ну, может, она и работает на ПОРОК, но это ещё ничего не значит. Может, у неё не было выбора. А может, выбор был, но она изменилась. Люди ведь меняются… Ну, я не знаю…

Минхо прищурился, словно у него мелькнула какая-то важная мысль, но вслух ничего не сказал. Угрюмый Ньют уселся на пол, сложил руки на груди и надулся, как маленький.

Томасу уже осточертело ломать голову над всеми этими загадками. Он лишь встряхнул головой и направился к маленькому холодильнику – желудок урчал и качал права. Юноша нашёл упаковку сырных палочек и гроздь винограда, разделил поровну на всех, после чего в мгновение ока проглотил свою порцию и закончил трапезу целой бутылкой сока. Остальные двое тоже быстро расправились с едой. За всё время никто не проронил ни слова.

Вскоре появилась женщина – она принесла ужин: свиные отбивные с картошкой. Парни уплели и это роскошное угощение.

Томас глянул на часы: был ранний вечер, и он даже помыслить не мог, чтобы лечь спать. Опустившись на стул, он принялся раздумывать, что же им делать. Он таки чувствовал лёгкую досаду на себя самого – словно это действительно была его вина, что они не предприняли попытки сбежать. В голову, однако, не приходило ничего путного.

Наконец, молчание прервал Минхо.

– Может, махнуть на всё рукой и сделать, как хотят эти образины? И начнётся у нас не жизнь, а малина…

Томас знал, что Минхо только ляпает языком.

– Ага. Почему бы тебе ещё не завести здесь себе симпатичную подружку из персонала? Женишься, остепенишься, детишек заведёшь. Когда мир катится ко всем чертям – самое время заняться устройством личной жизни.

Минхо с лёту подхватил:

– ПОРОК изобретёт своё лекарство, и мы все станем жить-поживать и добра наживать.

– Не смешно, – угрюмо отрезал Ньют. – Даже если они найдут средство против Вспышки… Вы же видели, как там, в Топке, дела. Пройдёт черстовски долгое время, прежде чем мир вернётся в нормальное состояние. Даже если это и произойдёт когда-нибудь, мы с вами этого не увидим.

Томас вдруг поймал себя на том, что сидит, уставившись глазами в пятно на полу.

– После всего того, что они с нами сотворили, я ничему не верю.

У него никак не шла из головы страшная новость насчёт Ньюта. Его друг, бескорыстный, заботливый, готовый поделиться последним… Ему вынесли смертный приговор и теперь цинично наблюдают, как он с этим справится.

– Этот Янсон строит из себя такого умника, – продолжал Томас. – Думает, что он всё учёл, всё разложил по полочкам. Считает, что все его злодеяния – ради великой цели. Мол, а что – либо дать бедному человечеству сыграть в ящик, либо поиздеваться над некоторыми, ну, пусть поумирают жуткими способами, а в результате я спасу человечество. Да даже те счастливцы, у которых иммунитет, – какие у них шансы выжить в мире, где девяносто девять целых и девять десятых процента населения – умалишённые монстры, вообще даже на людей непохожие?

– Ты к чему клонишь? – буркнул Минхо.

– К тому, что до того, как они стёрли мне память, я на это дело покупался, верил всякой чуши. Больше не верю.

Теперь Томаса ужасала мысль о том, что воспоминания могут вернуться и заставить его изменить точку зрения.

– Тогда давай не выбрасывать на помойку наш следующий шанс, Томми! – сказал Ньют.

– Завтра, – добавил Минхо. – Как угодно. Найдём способ, чтоб мне провалиться!

Томас пристально посмотрел на обоих.

– О-кей. Найдём способ.

Ньют зевнул, заразив зевотой и других.

– Тогда лучше кончаем базар и ложимся спать.

Томас пялился в темноту целый час, никак не мог уснуть. А когда это, наконец, удалось, к нему пришёл сон – смесь бессвязных образов и воспоминаний.

Они сидят за столом – Томас и какая-то женщина. Она смотрит ему прямо в глаза и улыбается. Подносит ко рту чашку с парующим напитком и делает маленький осторожный глоток. Опять улыбается. Потом говорит:

– Кушай-ка свои мюсли, дорогой. Ну вот, умница, хороший мальчик…

Это его мама! Её доброе лицо. Любовь светится в каждой её черте, в каждой морщинке, когда она улыбается ему. Она не отрывает от сына тёплых глаз, наблюдая, как он съедает всё до последней крупинки; потом ласково треплет Томаса по волосам, забирает пустую тарелку и ставит её в мойку.