Светлана Ягупова - Мутанты Асинтона

— Однако странно, очень странно, — продолжал бормотать Казинаки. — Впрочем, приютское чудовище Шарп что-то говорил о земляном змее… Мне показалось, что это фантазия нелепого существа, а сейчас вспоминаю… Да-да, он предупреждал: надо укротить земляного змея. И еще он то и дело повторял фразу, похожую на стихотворную строку: «Об этом говорят цветы у Тинга».

— В то время, как это реальность! — взволнованно сказала Астрик. — Пожалуйста, повторите…

— «Об этом говорят цветы у Тинга».

— Шарп прав, он ясновидящий. А Тинг — это мой друг. Листья его цветов в теплице испещрены серебристыми иероглифами, смысл которых непонятен. Но Шарпу можно верить.

— Значит, твоего друга зовут Тинг? — Казинаки резко затормозил.

— Надеюсь, вы не сделаете ему ничего дурного? — испугалась Астрик.

Казинаки рассмеялся и сорвал машину с места:

— Не волнуйся. Но мне любопытно, чем ты очаровала этого юношу?

Астрик оскорбленно промолчала.

— Совсем иное дело я, — продолжал шеф. — Я тертый калач, мне уже претят красотки любых сортов. А такое растеньице, как ты, — в диковинку. У твоего же сопляка небось еще и не было девчонки. Учти, он красивый парень, и у тебя много соперниц.

Она и без него знала об этом, поэтому не огорчилась. Однако разговор был ей неприятен.

— Сверните, — попросила она. — Там мой дом. Впрочем, через пару минут вместо меня рядом с вами будет сидеть моя сестра.

— Нет уж, увольте, — он повернул руль налево. — Я устал от слишком напористых девиц.

В своей комнате, прежде чем провалиться в темень, Астрик успела заметить нечто, отчего сердце ее вздрогнуло: на крышке шкатулки, стоявшей на комоде, почти полностью проявился летящий конь с огненной гривой.

«Мне надоели твои звонари. Постарайся управляться со своими делами до моего прихода — я ведь успеваю улизнуть со свидания вовремя, чтобы не пугать своих ухажеров. Ты же ставишь меня в неловкое положение — мне вовсе не интересно то, что волнует тебя. Вчера, как дура, полтора часа я заглядывала с твоими чокнутыми друзьями в трещину и ничего не высмотрела. Занимайся в дальнейшем этими глупостями сама, а к моему появлению изволь сидеть дома».

Астрик с грустью прочитала записку сестры и подумала: «Какая она все-таки недобрая. Когда хочет избавиться от надоевшего кавалера, сталкивает его с нею, и приходится наблюдать испуг и изумление бедолаги, ставшего свидетелем того, как его красивая подружка превратилась в уродку. Стоило же задержаться пару раз со звонарями, как устроила скандал. Почему моя внешность не делает ее лучше? Тинг говорит, что Гастрик все более портит мое прежнее лицо, оно становится холодно-жестким, черты искажаются. В конце концов оно станет неузнаваемым, и тогда уже никто, никогда не будет любоваться им. Как же быть?»

Грустные мысли прервались приходом маленькой Ватрины: ей хотелось взглянуть на шкатулку.

— А крышка все не открывается, — разочарованно протянула девочка.

— Вероятно, потому что еще не проявился у коня кончик хвоста, — решила Астрик. — Но ждать осталось совсем немного.

— А почему мы все время только ждем? Почему бы не поторопить события? — с этими словами Ватрина приложила указательный палец к сандаловому дереву крышки и тщательно потерла там, где намечался кончик хвоста. Не прошло и минуты, как на том месте вспыхнуло огненное пятнышко, и в тот же миг крышка медленно с мелодичным звоном открылась.

От неожиданности Астрик и Ватрина замерли, затем не сговариваясь склонились над шкатулкой. От того, что они увидели, перехватило дыхание. Дно шкатулки выглядело как окно в сад, нежно цветущий яблоневыми деревьями. 'Под одним из них сидел Шарп, прислонившись к стволу, и печально смотрел прямо в их лица.

— Сыночек, — прошептала Ватрина, и Астрик было так странно услышать это из уст десятилетней девочки. — Где ты и что с тобой?!

Шарп взмахнул лохматой лапкой, его длинная янтарная голова с бирюзовыми глазами склонилась набок.

— Вот мы и встретились, — глухо сказал он. — Встретились, чтобы теперь уже расстаться навсегда.

— Нет! Нет! — воскликнула Ватрина, прижимая шкатулку к груди. — Никогда!

— Моя дорогая, — мрачная тень скользнула по лицу Шарпа. — Я бы тоже не хотел этого. Но, к сожалению, мир не всегда движется нашими желаниями. Будем счастливы и тем, что довелось увидеться в столь тяжелую для меня минуту: надзирателю надоело лицезреть мою необычность, и он от нечего делать хлестнул меня электроплеткой так, что теперь я уже не встану во весь свой гигантский рост, и вряд ли доживу до вечера.

— Где ты?! Я сейчас приеду к тебе! — закричала Ватрина.

— Успокойся, моя маленькая мама, — сказал Шарп со стоном. — Ты уже не успеешь, да тебя и не пустят ко мне. Но не горюй. Кто знает, может, я, как и ты, стану любимчиком природы, и тогда мы еще встретимся… Возможно, это благо для меня — принять иную, более целесообразную, не испорченную людским невежеством и жестокостью форму… А пока еще осталось немного времени, и я хочу сказать… В шкатулке есть второе дно. Откроете его в тот день, когда на главной площади соберется весь Асинтон — а это будет очень скоро. Не удивляйтесь, ни одно явление и ни одна жизнь не обходятся без второго дна, второго смысла… Но люди столь односторонни, что не желают замечать этого. Тингу передайте, что он — молодец: не клюнул на обманчивость позолоты, остался верен своей привязанности и любви. Астрик же пусть помнит: за свое лицо нужно бороться. Впрочем, она это и делает, но не так прямолинейно, как хотелось бы Тингу. А тебе, мама, я благодарен, что в свою новую жизнь ты взяла с собой самое святое — материнское чувство. Именно им согревается все живое… Прощайте, дорогие. И — до встречи!

Шарп слабо помахал лохматой лапкой, и волшебное окно в сад погасло, будто кто выключил его. Дно шкатулки замерцало космической чернотой.

— Ты, конечно, опять будешь скептически улыбаться, — сказал Сильвобрук Артуру Баату, доставая из кейса папку с чертежами. — Но в этот раз я изобрел нечто совершенно необходимое человечеству. — Он взволнованно протер стекла очков о свитер, из которого не вылезал месяцами. — Я понимаю, никому не хочется быть прозрачным для других, все скрывают свои червоточины, потому и не пошло мое «Око» дальше этого дома. Не оценили и магнитосферу для связи с космосом — слишком все зарылись в свои земные заботы и ленятся поднять голову к звездам. Но уж если не обратят внимание на мой аэроноос, тогда можно уверенно сказать, что человечество выродилось и должно уступить место более разумным существам.