Виталий Вавикин - Шарманщик

Отец пожимает плечами, набирает номер. К видеофону подходит мужчина.

– Девушка, – говоришь ему ты. – Азиатка. Без глаз. Где она?

– Не знаю никаких азиаток, – говорит он. – Тем более без глаз.

И отец, и сестра смотрят на тебя, и в глазах у них нет ничего, кроме сожаления.

– Я позвоню в «Ексодус», – говорит отец, и руки его дрожат, и кажется, что седины становится все больше и больше.

Тишина. Белые стены и кровать. Улыбчивая медсестра с маленькой грудью делает тебе укол.

– Это поможет уснуть, – говорит она.

Дверь закрывается, и ты слышишь, как щелкают замки.

– Ну что, друг? – спрашивает тебя Майк. – Органическая связь с жизнью совсем нарушилась?

Он сидит под старым ясенем, прислонившись спиной к изуродованному временем стволу, и перебирает струны потертой гитары.

– Спой мне что-нибудь, – просишь ты.

Он улыбается.

– Подожди, вот подтянутся остальные, и спою.

– А ты начни, а они уж там услышат и подойдут.

– Ну, раз так… – говорит Майк и затягивает немного охрипшим, но от того не менее приятным голосом:

Воспоминания, воспоминания, воспоминания…

Тебя выписывают в середине декабря. Ты выходишь на улицу и видишь Кэт. Она стоит возле желтого аэрокэба и машет тебе рукой. Вы летите над городом, маневрируя между протыкающими небо небоскребами.

– Смотри! – говорит Кэт, указывая на огромные дирижабли.

– Что они делают здесь? – спрашиваешь ты.

– Сейчас мода на ретро, – говорит Кэт. – Людям нравится.

– А мне нет.

И вы молчите…

На вокзале люди суетятся как тараканы. Золотистый экспресс стоит у перрона.

– Возьми, – говорит сестра, протягивая конверт. – Это от отца.

– Что там?

– Деньги на первое время и записка. Не знаю о чем, я не читала.

Ты убираешь конверт в карман. В купе тихо и даже не слышно ветра, свистящего за окном. Незнакомая женщина напротив рассказывает о работе, детях и неудачном замужестве.

– Он никогда не пытался понять моих чувств, – говорит она. – Не хотел заглянуть в мою сущность. Он был таким… Таким… Не знаю… С ним я чувствовала, что горю.

Ты достаешь из кармана конверт, надрываешь бумагу. Деньги пригодятся, а все остальное…

– Вы правы, – говорит женщина, наблюдая, как горит конверт в твоих руках. – Шло бы все к черту!

Она отворачивается к окну, и вы больше не разговариваете. Хотя, по сути, разговаривала лишь она. Ты молчал.

Молоденькая официантка лежит в твоей кровати и курит твои сигареты.

– Все было классно, – говорит она.

Ты спрашиваешь ее про Шмидта.

– Это тот, что из Акрида? – оживляется официантка.

– Так ты его помнишь?

– Еще бы! – она мечтательно закатывает глаза. – Мы тогда здорово провели время… втроем.

Она еще что-то говорит, но ты уже не слышишь. Просто лежишь и смотришь в потолок. И ничего не понимаешь. Совсем ничего…

Подойди к окну. Видишь, там далеко высокие горы – древние и монолитные, как сам мир. Лишь они неизменны здесь. Все остальное относительно…

Официантка одевается и уходит. Ее губы прижимаются к твоему плечу. Хлопает дверь. Ты садишься за стол. Один. В темноте. И мост Чинват ждет тебя. И все остальное меркнет перед его неизбежностью. А Майк позади тебя сидит под старым ясенем и тихо поет, перебирая струны гитары:

Возьми созданные твоей шарманкой листы. Видишь? Они рассказывают о тебе, о твоей сестре… И неважно, что в ваших венах может течь совершенно разная кровь. Любовь – это истина. Истина, которая в нас. И ты не хочешь причинять ей боль, но все твои попытки что-то исправить имеют обратный результат. И это словно проклятие. И иногда тебе кажется, что лучше бы ты умер, там, на войне. Потому что здесь тебе нет места. Ты изменился… Нет, ты остался прежним. Изменился мир, который ты не можешь больше воспринимать. И нет спасения. Есть лишь только мост Чинват, на который ты рано или поздно должен вступить. Но тебе не пройти по нему. Никогда не пройти. Это как «Валлис», в котором главному герою советуют бросить заниматься двумя вещами: принимать наркотики и помогать людям. Наркотики он бросает, однако вся энергия и энтузиазм полностью обращаются на то, чтобы помогать кому-то. Лучше бы он продолжал ширяться… А твоя шарманка все рассказывает и рассказывает о тех, кого ты любишь, и тех, кто погубит их. И ты не знаешь, кто такой этот слепец. Есть лишь догадка: может быть, это ты сам? И если это так, то не лучше ли вычеркнуть себя из жизни тех, кто тебе дорог?

– И что? Вот так вот просто взять и уйти? – спрашивает тебя Майк.

– Почему бы и нет? – говоришь ты.

– А ты не думал, что от этого им не станет легче? – говорит Майк.

– Я отправлю Кэт письмо.

– Отправь лучше песню.

– К черту песню! В шарманках нет правды.

– Но шарманки не ошибаются. Они создают то, что нужно людям. Вот люди могут ошибаться, а шарманки – нет.

И ты соглашаешься с ним, потому что он твой друг. И ищешь песню, которая могла бы объяснить Кэт все, что ты чувствуешь.