Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция

Алексеева пошла в обход, спотыкаясь на растрескавшемся асфальте. Подмосковные Мытищи уже стали частью природы. Старые микрорайоны города летом утопали в зелени. Они не были, как Москва, закованы в асфальт, поэтому единение с цветущей флорой настало быстрее.

Порой в чаще мелькали неясные тени, раздавался скрежет металла, когда мутанты пробегали мимо машин. На верхних этажах девятиэтажек гнездились летучие твари, их истошные крики разрывали тишину.

К Марине никто не совался. Видимо, ее теория про защитные механизмы оказалась верна.

Алексеева прошла мимо детской площадки, на которой играла маленьким ребенком. На глаза навернулись бы непрошеные слезы – но бестия не умела плакать. Обескураженная, раздавленная морально, женщина присела на железный каркас скамейки, оглядываясь вокруг. На сырой земле отчетливо виднелись следы сапог. Скорее всего, разведчики были здесь совсем недавно.

«И не страшно им соваться в чащу?» – зачем-то спросила саму себя Марина.

В траве, возле следа от тяжелого ботинка, блеснула металлическая фигурка. Женщина наклонилась, и у нее в руке оказался маленький солдатик. Краска с него давно стерлась, винтовка отломилась. Видимо, разведчик бункера нес игрушку домой и потерял. Наверное, в полутемных коридорах у него есть дети и жена…

Мучительная, горячая волна нечеловеческой душевной боли поднялась от груди. Марина подняла голову и завыла, застонала, выплескивая всю свою злобу и обиду в бездонное серое небо.

Но город молчал, не желая приветствовать своего нового жителя.

Алексеева долго сидела на одном месте, раскачиваясь из стороны в сторону, справляясь с горьким отчаяньем безвозвратной потери.

Заросшие травой корпуса детского садика, утопающие в зеленом море качели и лестницы навевали теплые детские воспоминания. Какое это было время… Никто не мог подумать, что мир окажется таким…

Наконец Марина нырнула под сень деревьев и оказалась у подъезда собственного дома.

Все как раньше. Крашенная в серый цвет створка двери. За долгие годы краска растрескалась, осыпалась хлопьями, но на ней сохранилось неприличное слово, которое до катастрофы какие-то умельцы выцарапали гвоздем.

Стекла дома осыпались, но на окнах первого и второго этажей сохранились фигурные решетки. Где-то трепыхались на ветру пластиковые жалюзи, чудом пережившие страшные двадцать лет разрухи.

Женщина нерешительно протянула руку к двери, изо всех сил сжала отполированный множеством прикосновений металл и потянула. Дверь поддалась на удивление легко, почти без скрипа.

«Неужели сюда кто-то ходил?» – мелькнула в голове усталая мысль – и погасла. Какая разница. Ходили – и ходили. Теперь ей нет до этого дела.

Марина вспоминала, как, забыв ключи, она стучала палочкой в окно соседям, и они открывали ей домофон. Или сидела во дворе, на покосившихся теперь качелях с книжкой. В тени высокого клена была лавочка, почти по самое сиденье вросшая в землю. На ней она, будучи еще школьницей, впервые попробовала пиво… Сколько слез было пролито в этом дворике после неудачных расставаний. Сколько радости было пережито. Здесь, под окнами, грохотали мотоциклы друзей, пугая соседей, здесь ночами собирались компании, пили и пели под гитару. Всезнающие бабушки-соседки коротали дни, греясь на солнышке. Бегали по двору собаки. А в соседнем подъезде, в подвале, жили кошки. Их подкармливал весь дом.

А сколько раз Марине в молодости хотелось съехать отсюда, снять квартиру в новом престижном районе! Как она радовалась, когда родители переехали в новостройку, оставив ей эти две комнаты, которые она знала с детства! Как глупо, как бездарно было потеряно время… Теперь женщина была готова отдать все на свете, чтобы вернуться в прошлое, когда дом не смотрел мертвыми глазницами окон, когда во дворе было радостно и шумно.

Алексеева открыла дверь и нырнула в прохладу подъезда. Это напомнило ей жаркие летние дни, когда старый дом встречал ее живительной свежестью после раскаленного и пыльного асфальта.

Здесь ничего не изменилось. Стены выкрашены в зеленый цвет, а поверху – полоска побелки. Двери в некоторые квартиры оказались открыты, но на площадках не было мусора. Казалось, дом все же не заняли мутанты, и здесь случалось бывать людям.

На полу под ногами хрустели осколки стекол и каменной крошки. От времени стертые ступени осыпались, сгладились. Доски на перилах прогнили, рассыпаясь влажной трухой от прикосновений.

На четвертом этаже все двери в квартиры были плотно закрыты. С них облетело дерево и декоративный дерматин, остались только железные остовы.

В подъезде было темно. Листва деревьев, выросших почти вплотную, не пропускала солнечный свет.

Наконец, Марина поднялась на пятый этаж. С замиранием сердца подошла к двери своей квартиры, прижалась к ней лбом.

Деревянная облицовка, еще во время последнего ремонта пропитанная специальным раствором, сохранилась. Закрытая дверь хранила следы ножовки – кажется, квартиру пытались вскрыть, но так и не смогли.

Алексеева с трепетом сняла с шеи ключ, с трудом удерживая его в деформировавшихся пальцах, вставила в замочную скважину и повернула. Механизм заедал, стоило больших усилий его повернуть. Наконец, замок поддался.

Марина потянула дверь на себя. Несмазанные петли отозвались дьявольским скрежетом. Сантиметр за сантиметром женщина отвоевывала себе право войти в родной дом. Ее радовало только одно – после катастрофы в ее жилище никто не смог попасть…

Здесь осталось все как прежде, во времена ее молодости. Шкаф с зеркалом до потолка, полки с продуктами, документы… Теперь все это было вывалено грудой на пол. Ветром и дождем в комнаты через разбитые стекла нанесло пыль, листья и прочий мусор.

Марина прошла мимо зеркала, затянутого мутной пеленой грязи, не решившись оглянуться. Слишком страшно ей было увидеть себя такой, какой она стала.

В маленькой комнате окно осталось целым. Тут все хранило память минувших студенческих лет. На кровати лежали подушки и мягкие игрушки. Женщина неосторожно задела одну из них, и она упала на пол, рассыпавшись на куски. Белой горкой вывалился похожий на несвежую мыльную пену синтепон.

В углу – старое, пыльное пианино. Крышка треснула, обнажая пожелтевшие ряды клавиш. Алексеева осторожно коснулась одной из них. Нет. Ни звука. Фортепиано умерло, не пережило страшных лет.

На полу возле шкафа была разбросана одежда. Марина вспомнила, как в тот страшный день, когда случилась Катастрофа, она долго выбирала, что надеть, выкидывая вещи на пол, чтобы потом, вечером их убрать.

Вечером… Которому не дано было прийти. Женщина замерла среди комнаты, не смея нарушать вечный покой. Ей казалось, она стоит в собственной могиле, в мемориальном склепе, где когда-то, в день, когда на Москву обрушились мегатонны ядерных зарядов, была похоронена.