Наринэ Абгарян - Манюня

Так как в этот раз бежать было некуда, мы попытались юркнуть мимо мамы в коридор. Первой на штурм ринулась Каринка, но мама схватила её за шиворот, дёрнула вверх, пребольно ударила несколько раз по попе, и отправила дальше. Каришка взвизгнула и, не останавливаясь, юркнула за угол. Через секунду из-за угла показалось её перекошеное от боли лицо.

Пока мама отвлеклась на сестру, я попыталась проскользнуть мимо. К одиннадцати годам я успела вымахать в такую каланчу, что меня сложно было оторвать за шиворот от пола. Улепётывала я как комар - долгоножка, ловко переставляя длинными тонкими ногами. Поэтому мне достаточно легко удалось юркнуть под мамину руку и прорваться в спасительный коридор. Но я недооценила силу её гнева.

Увидев, что жертва уходит безнаказанной, мама запустила в неё первым, что попалось под её горячую руку. А под руку ей попалось пластмассовое мусорное ведро. Выпущенное маминой меткой рукой, оно нарисовало косую бумерангову дугу, и, настигнув меня уже за углом, красиво вписалось в моё левое ухо. Мир, благодаря брызнувшим из моих глаз искрам, засиял доселе невиданными красками. Ухо моментально запульсировало и увеличилось в размерах раза в три. Я взвыла.

Но убежать далеко мы позволить себе не могли, потому что в плену у мамы остался драгоценный трофей – Манюня. Поэтому мы с Каринкой выглядывали, потирая ушибленные места, из-за угла и горестно подвывали друг другу.

Манька стояла напротив мамы, боевой чубчик восстал над ней словно большое соцветие над зонтичным растением. Манька поскуливала и затравленно озиралась на нас.

И тут мама явила миру всё коварство одной отдельно взятой взъерепененной женщины. Она не тронула Маню и пальцем. Она выговорила ровным, холодным голосом – а с тобой, Мария, разговаривать будет Ба!

Лучше бы мама мелко нашинковала Маню и скормила собакам! Лучше бы она выстрелили в неё из папиного ружья! Потому что разговаривать Ба не умела, Ба умела пройтись по телу так, что потом на реабилитационный период уходило дня два.

-Тётьнадь, - залилась горючими слезами Манюня,- не надо ничего рассказывать Ба, ты ударь меня по голове ведром, а лучше несколько раз ударь! Пожалуйстааааааааа!

Мы зарыдали с Маней в голос, мама обернулась на нас, потом посмотрела на Маню и разом упала лицом.

-Вы хоть понимаете, девочки, чем это могло закончиться? Вы хоть понимаете???

ЭПИЛОГ

В тот же вечер папа отвёз ружьё своему неженатому коллеге, и они потом долго рыскали по его квартире в поисках укромного уголка.

Поздно ночью к нам заехал дядя Миша, и мама со слезами на глазах рассказала ему, что мы вытворили. Дядя Миша сначала молча выслушал маму, потом так же молча прошёл в детскую спальню,поднял сонную Маньку с постели и отвесил ей могучий подзатыльник. Затем уложил её обратно в постель и подоткнул со всех сторон одеяло.

-А потом знаете что он сказал вашим родителям?- докладывала нам на следующее утро Манька,- он им сказал – это правильно, что вы ничего не стали рассказывать Ба. Иначе мало никому бы не показалось. В том числе и вам. И мне.

Манька вздохнула и пригладила рукой складочки на юбке.

-Ба бы нас всех тогда побила, - растроганно проговорила она и потрогала моё зудящее ухо,-ого, ещё горяченькое!

27 Манюня и судебная медицина

Манюня была частым гостем в нашей квартире. Когда она пришла к нам в первый раз, на неё большое впечатление произвела наша домашняя библиотека.

-Ух ты, как много книг! Тётьнадь,- обратилась она к моей маме, - вы уже всё это прочли?

-Ну не всё, Маша,- сказала мама, - но бОльшую часть этих книг я прочла, а некоторые перечитывала, и не раз.

-А почему не все книги прочли? - жадно поинтересовалась Манюня.

И тут моя мама сделала большую ошибку. Она подвела Маню к одному из шкафов, битком набитому книгами.

-Видишь, Маша,- сказала она ей,- это книги по медицине, здесь энциклопедии, учебники и разные научные труды, их читает дядя Юра, Наркин папа.

У Мани глаза полезли на лоб. Она часто-часто задышала и кинулась открывать дверцы шкафа. Но тщетно. Шкаф был заперт.

А был он заперт потому, что я лет в шесть выдернула какую-то папину книгу и раскрыла её наугад, а там, на целые полстраницы, была женщина с огромной опухолью глаза, страшное, я вам скажу, зрелище. Я пошла с этой книгой к папе за разъяснениями, и он тут же отобрал её у меня. После этого он запирал свои книги на ключ, мотивируя это тем, что медицина не для детских глаз.

А Манюня, как потом оказалось, моментально теряла покой, когда от неё что-то запирали. Она сразу же начинала канючить, ходить кругами, заглядывать в глаза и вообще всячески давить на жалость. Ей здесь и сейчас категорически требовалось знать, какую жизненно важную информацию утаивают от неё взрослые. У Маньки надо лбом росла непокорная прядь волос, которую чтобы кое-как пригладить и уложить в причёску, надо было обильно намочить и пришпилить заколкой. В минуты крайнего волнения эта прядь развевалась над ней грозным ирокезом, свидетельствуя о несгибаемой решимости добиться своей цели любой ценой.

Когда папа вернулся с работы, она кинулась ему наперерез.

-Дядьюра,- выдохнула она вместо приветствия,- а отдайте-ка мне ключ от вашего шкафчика! И чуть подумав, с сомнением добавила, - пожалуйста!

Папа остолбенел. Дело в том, что дядьюра является счастливым отцом четырёх девочек, и от большого количество разномастных и разнокалиберных дочерей, я подозреваю, у него периодически рябило в глазах. И когда ему навстречу вылетело смешное полненькое розовощёкое создание с большими бантами в косичках и развевающимся надо лбом ирокезом, дядьюра первым делом видимо испугался, что у него внезапно обнаружилась ещё одна дочь.

- Папа,- я поспешила представить ему Маню, - это моя новая подруга, её зовут Маша.

- Здравствуй, Маша,- с нажимом сказал папа, намекая на ответное приветствие.

Маня засопела.

-Дядьюра, - сказала она,- так вы мне отдадите ключ от шкафчика? Пожалуйста?

Но папа был стреляным воробьём. Он владел своими методами воздействия на непослушных детей.

-Принесите-ка мои инструменты,- крикнул он вглубь квартиры,- сейчас в честь нашего знакомства я буду осматривать Машины зубы.

Маня с готовностью открыла рот.

-От... ять...,- проговорила она с открытым ртом,- а...е....аю...ей...., то есть я не боюсь врачей, - уточнила она, захлопнув рот.

Папа озадаченно почесал в затылке.

- Видимо, к нам приехал ревизор?- деланно рассмеялся он, в надежде, что собьёт неожиданной фразой Маню с толка.

Куда там! Маня вцепилась в отца как клещ. Она ходила кругами и всячески заглядывала ему в глаза. Сначала она сопроводила его в ванную комнату и проследила, чтобы он вымыл руки с мылом, затем она уселась с ним за компанию ужинать, а потом пошла смотреть программу "Время". Она подобострастно комментировала всё, что показывали по телевизору, начиная от рекордного урожая хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике и заканчивая стачкой угнетённых империалистами работников боннского аэропорта. Я сидела рядом и, затаив дыхание, наблюдала за действом.

Впереди были новости спорта. И я понимала, что если Манюня будет говорить в унисон спортивному комментатору, этого папа точно не переживёт.

Видимо, это понимал и папа. Поэтому он со вздохом поднялся и повёл нас к заветному шкафу, долго ковырялся в нём, отгородившись от нас дверцами, и наконец вытащил какую-то книгу. Пролистал быстро, и не увидев ничего ужасного, протянул её нам. Мы счастливо взвизгнули и, устроившись поудобнее на диване, стали изучать добычу. "По-со-би-е по су-деб-ной ме-ди-ци-не",- прочитали по слогам. Затаив дыхание, раскрыли книгу и принялись листать в надежде на какие-то картинки. Скоро наше ожидание увенчалось успехом - на 34 странице мы обнаружили дивное зрелище: на рельсах поезда лежало изуродованное тело молодой женщины. Голова была размозжена, торчали зубы, нижняя челюсть отсутствовала напрочь. Казалось, что поезд проехал колёсами по её рту и разделил череп ровно пополам.

Мы с Маней какое-то время в остолбенении изучали картинку. Потом Маня с грохотом захлопнула книгу и прошептала - мне надо попИсать.

-Пойдём,- шепнула я. Мы пошли вдвоём в туалет, тщательно заперлись на защёлку (как Ниф-Ниф и Нуф-Нуф, сказала Маня). Сначала на унитаз села я, а Манюня постояла рядом, потом уселась она.

- Тёпленький, - отметила она с удовлетворением.

Какое-то время она вдумчиво изучала плитку на стенах туалета. Потом перевела взгляд на потолок. Потом снова на стены. Потом глянула на меня.