Песнь Ветра. Между Западом и Югом (СИ) - Целых Ольга

— Рассказывай, — Неон поёрзал на стуле от нетерпения.

Но Бова, словно желая отыграться за испытанную неловкость, неторопливо утолил жажду и закусил. Насмотревшись на терзания Второго наследника, воин усмехнулся и заговорил:

— Я пришёл поделиться наблюдениями, давать оценку которым не имею права.

— Что же это?!

— Боюсь, тебе не понравится.

— Рассказывай! — Неон сердито сверкнул глазами.

— Подозрительных личностей было много, каждый страж припомнил по десятку, но никто из них ничего с собой не нёс. Был лишь один человек, которого многие помнят с сундучком непонятного назначения, и которого никто даже не додумался обыскать.

— Кто? Почему?

— Как думаешь ты? — спросил Бова.

Неон про себя отметил, что Бова с Юной похожи этой своей манерой отвечать вопросом на вопрос.

— Я боюсь, это кто-то из чиновников.

— Нет, ещё выше.

— Советники?

— Нет, ближе к тебе, — голос Бовы звучал зловеще.

— Кто-то из семьи? — Неон опешил. — Не тяни, говори кто!?

— Салахиль.

— Да ладно! — Неон от удивления откинулся на спинку стула. — Не может быть.

— Салахиль видели утром, перед ритуалом, на внешних воротах. Она о чём-то мило беседовала с Ануем и тот, потакая родственнице, велел пропустить её. Да и без его просьбы — кто бы додумался обыскивать дочь Леона? Меж тем, к внутреннему кольцу она подошла уже с каким-то сундуком в руках. Сундук был плоский, в локоть длиной, деревянный. На внутренних вратах её тоже видели с ним, но, когда один из солдат рискнул спросить, что в нём, она ответила, что несёт ленты для праздника.

— Салахиль не может быть причастной к действиям ахедов. Она, хоть и не подобает так говорить о родственниках, дура редкостная. Избалованная, ревнивая, мечтательная — типичная малолетняя девица. Круг её интересов ограничен Сирелом и свадьбой, платьями и цацками, сплетнями и интригами, но никак не политикой.

— Я её не обвиняю, — Бова прервал Неона. — Я думаю, её использовали. Ведь войти к ней в доверие не так уж и сложно.

— Думаю, ты прав. Салахиль легко поддаётся внушению. Осталось выяснить — чьему?

— Это лучше выяснить тебе, — Бова усмехнулся. — У меня нет прав лезть в дела императорской семьи.

— Да, предатель оказался слишком близко к нам. Это плохо.

Неон нахмурился, казалось, на сверкающее убранство комнаты пала тень его тревоги.

— И как тебе на новой должности?

Бова рассердился было, но потом вздохнул:

— Я не жалуюсь, но мне трудно играть в подковёрные игры. Мои казначей и секретарь говорят двусмысленно, и никогда прямо. И ещё, мне кажется, они меня обманывают.

— Мой тебе совет: не бойся быть с ним пожёстче. А если будут сильно выделываться, пригрози им мной. Кстати, если надо, я могу прислать к тебе человека, проверить финансы стражи после предыдущего Префекта.

— Было бы очень кстати, Неон, — Бова кивнул. — Спасибо.

— Не было новостей от Сирела?

— Мне он и не писал. А что?

— Прошёл месяц с его последнего письма. Я начинаю переживать.

Бова скривился. От Второго это не укрылось.

— Что не так?

— Может, он сбежал?

Неон помрачнел, склонил голову и посмотрел на префекта сурово и внимательно.

— Я думал, ты его друг.

Бова замялся. Поёрзал на стуле, словно тот резко стал неудобным.

— Я перестал его понимать, когда он бросил Артеса. Хотя нет, ещё когда он вернулся с юга, начались странности…

— А если он окажется прав? Да и Артес не маленький мальчик, нуждающийся в помощи младшего брата. К тому же с ним целая армия империи, в то время как Сирел совсем один.

Бова понурил голову. Отчего-то он злился на Сирела, но сам не понимал, за что.

Юна стояла у окна своей приёмной в Обители Матерей. Закат очертил её неестественно прямую спину, бликнул на перстнях, венчавших болезненно сжатые кисти рук. Женщина опустила взгляд и краем сознания отметила появление новых пигментных пятен и морщин на руках. Но были вещи, волновавшие её сильнее, чем собственное увядание.

Двери распахнулись, с грохотом, когда в комнату ворвалась Салахиль и, пытающиеся удержать её, Матери. Винного цвета платье двоюродной сестры и карминовые мантии соратниц по ордену словно привнесли в серое помещение кровавых брызг. Юна отмахнулась от странного видения текущей крови и сосредоточилась на реальности.

— Юна, это нечто немыслимое! — причитала Салахиль.

Из её красивых глаз бежали аккуратными дорожками слёзы. Очерченный алой помадой рот девушки подрагивал от волнения.

— Ох, Мать Индигира, прости нас, она ворвалась внезапно.

— Ничего страшного, — дочь Бельфегора вскинула руку, остановив путаные потоки речей, — оставьте нас.

Дочь Леона опустилась в простое деревянное кресло. Тень Юны накрыла девушку. Мать слегка повела плечом, открывая ей свет, но тут же прикрыла глаза ладонью, когда на шее сестры кулон с круглым зеркалом поймал луч заката и отразил его яростным бликом.

— В чём меня обвиняют? Это правда? — в серых глазах плескалось искреннее отчаяние и боль.

— Успокойся, дорогая. — Юна обошла разделявший их стол и положила ладони на хрупкие плечи девушки. — Я верю, что ты ни при чём. Поведай мне свою историю.

— Да о какой версии речь? Мать Ингода дала мне в руки ящик, я и отнесла его, куда она просила — на площадь, к сцене.

Салахиль закрыла лицо руками, сотрясаясь в рыданиях.

— Это из-за меня, да?

— Не вини себя, — мать Индигира прижала к себе плачущее дитя.

— Но как же Свирь! Бедная Двина! Если бы я знала!

— Ингода не сказала, от кого получила ящик?

— Я не спрашивала! — голос девушки истерично взвился к потолку. — Где Сирел? Он должен был защитить меня от всего этого! Какой позор и ужас!

— Ну-ну, тише, моя дорогая… — Юна не знала, чем помочь.

Она сжимала тонкие губы напряжённо, готовая сорваться с места в любой момент. Но не уходила, продолжая прижимать к себе родственницу.

— Когда Сирел вернётся? — Салахиль взглянула в глаза сестре с такой искренней надеждой, что Матери стало не по себе.

Юна лишь покачала головой в ответ. Дочь Воеводы вдруг сердито свела брови, став, на миг, похожей на своего покойного брата Тейна. Сердце старшей женщины пронзила боль давней потери. Салахиль всхлипнула, не найдя поддержки, и вновь залилась слезами.

Закатные лучи упёрлись в потолок вырезанного из камня помещения. Юна подняла глаза и успела увидеть, как солнце тонет за крепостной стеной, в ярящийся алым горизонт на западе. Мать Индигира вздрогнула, от осознания собственной беспомощности и опустила голову. Взгляд её, блуждая по волосам двоюродной сестры, уловил было странное движение в тёмном зеркале её кулона. Но женщина приняла это за игру теней.

Высокая, белого мрамора арка, казалось, была древнее всего дворца в Индигире. Вокруг неё вырос город, поднялась из пепла Империя Марха, расцвела имперская система правления Трёх Ветвей. Только белоснежный мрамор уходил вглубь Материнской горы, в овеянные дурной славой Залы Истины. Земляной пол под колоннами был липким от пещерной сырости. И крови. Запах гниения безуспешно маскировали белые лилии, расставленные в резных вазонах у входа. Бороздки в мраморе алели не от особенностей породы, а от многочисленной, пролитой здесь крови.

— О, Мать Мира! Неон! Обязательно было доводить до этого? — голос Юны сорвался до крика, эхом отразившись от коридоров подземелья.

— Таков закон! — Второй наследник тоже повысил голос, но лишь для того, чтобы взволнованная сестра его услышала. Они спешно двигались к Залу Истины. — Как я должен был остановить линию Воеводы в их расследовании?

— Но это же одна из моих Матерей!

— Хоть фаворитка Императора. Для подозреваемых в убийстве члена семьи правителей нет никаких поблажек.

— Ты сам-то в это веришь? В то, что Ингода могла сотрудничать с ахедами? Я — нет!

— Юна, часть твоего ордена покинула город сразу после раскола. Ты не можешь доверять ей только потому, что она из «твоих».