Границы (не)приличия (СИ) - Лари Яна

И одного ведь не оставишь. Стащит чего, потом на меня подумают, вот это действительно стыдно. А обнажёнку как-нибудь переживу. Очень даже…

Вздохнув, подношу край стакана к пересохшим губам, но богатое воображение тут же подкидывает пару картинок. Да, как назло, таких ярких, что я с брезгливой гримасой сплёвываю молоко в раковину.

— Фу, прокисло. Оставлю здесь, — и иронично передразниваю, намереваясь выйти: — Пользуйся. Я подожду за дверью.

Стас

Я озадаченно разглядываю упругую задницу в самых обычных белых труселях. Худющие ноги, узкие плечи. Кожа цвета бледной поганки — как раз тот оттенок, что больше всех отдаёт синевой. Если б не грудь «смотри и облизывайся» класса, запросто можно решить, что залипаю на подростка. Но нет, бабушка говорила девчонке двадцать два, всего на три года младше меня.

«Хрусталёва девочка одинокая, видная. Не вздумай портить ей жизнь, негодник».

На этом моменте я слушать любимую бабулю перестал и соседку заочно решил игнорировать. Слишком быстро разочаровываюсь в женщинах. Какой мне резон наживать врага на общих метрах? А эта даже не то чтоб очаровала. Больше выбесила. Ворвалась, это ладно — сам дверь толком не закрыл. Не привык, что здесь посторонние шастают. Но то, как она деловито таращилась на мой стояк…

Это что вообще было?

Обычно девушки либо смущаются, если скромность ещё не сдулась, либо не выделываются. Но, чтоб рассматривали с вниманием научного сотрудника, такое со мной впервые. Она кто, чёрт возьми? Венеролог?! Я даже нахамил от возмущения. Тоже мне, нашла проект для исследований. Что в голове у этих рыжих — хрен знает.

— Эй, Пыжик! Постой, — заговариваю, торопливо смывая с себя пену. — Тебя как зовут?

— Может, сперва оденешься? — ровно отзывается она, но замирает в дверях. Чуть поворачивает голову. — И объяснишь уже, какого Лешего ты моешься в моей ванной?

— А собственная нагота тебя, значит, не смущает?

Занятная всё-таки девица. Надо будет узнать, где бабуля её такую чудаковатую подобрала.

— Нагота? Я тебя умоляю, на пляж и не в таком ходят.

— По твоему синюшному загару не скажешь, что ты и близко видела тот пляж, — усмехаюсь, оборачивая бёдра полотенцем.

С одной стороны — нижнее бельё практически тот же купальник, а с другой — мы всё-таки в замкнутом пространстве. Мужчина и женщина. Наедине. Это немного другое. Где-то в её системе ценностей определённо брешь.

— Я фильмы иногда смотрю.

Звучит не сразу. Слишком тихо. Где-то между стёбом и самоиронией. И сжимается вся неуловимо, будто я не в своё дело лезу.

А мне, блять, не всё равно. Отчасти сказывается воспитание — бабушка годами билась, пытаясь вылепить из оболтуса джентльмена. Да и девчонка явно выгоревшая эмоционально. Пытаться сейчас установить с ней раппорт равносильно тому, что труп пинать. С женщиной можно играть в какие угодно игры, но, когда она в таком состоянии только болван упрётся. Ну не среагирует она так, как мне надо.

Стоп, какое ещё надо? — пытаюсь подавить взглядом восстание под полотенцем. — Ты мне это, дружок, прекращай.

— Ты никогда не видела моря, — подвожу итог уже вслух и зачем-то с улыбкой добавляю: — Подумаешь. Я тоже на море не ездил.

Она молчит, вероятно, ждёт подвоха. Потому что при моём приближении вся передёргивается и пытается проскользнуть за дверь.

— Стой. Ты не назвалась, — вжимаю незнакомку в стену. В этом нет особой необходимости, но её роскошный голос творит с моим телом что-то невероятное. Фееричное сочетание интонаций — одновременно кротость ангела и порочность блудницы. Ударное комбо.

Рыжие брови сведены к переносице. Под пушистыми кедровыми ресницами блестят глаза такой глубокой синевы, что переход к угольной каёмке радужек смазывается уже где-то на середине.

Симпатичная девочка. Правда, совершенно не мой типаж.

— А ты не ответил, что тут делаешь, — отмечает она настороженно. Смотрит в упор, пронзительно. И натянутая тоже до предела. Похоже, напугана, но рефлексы сильно подтормаживают. Лишь бы не наркоманка. Выпру, даже глазом не моргну.

— Я здесь живу.

— Это я здесь живу! Год почти.

Дёргается. Не доверяет. Логично, в принципе.

— Говорю ж, только из армии вернулся. На работу устраиваюсь, мне отсюда ближе топать, чем из дома. Кстати, я Стас, — вспоминаю о приличиях.

— Ася.

У меня дыхание перехватывает от позабытой близости к женскому телу, от её жаркого выдоха в плечо, от колючего прищура синих глаз. Но сегодня пытаться даже нет смысла. А по-хорошему и не надо оно мне.

— «Пыжик» тебе больше подходит.

— Хоть ведьмой называй, мне без разницы, — в её тон резко врываются ледяные нотки. Да и на ощупь Ася как из морозилки.

«Ведьмой, пха!» — передёргиваю плечами. Никогда не питал особой симпатии к рыженьким. Сколько ни попадались — сплошь пигалицы и нахалки. А это прям огненная до рези в глазах. Не ведьма, а сущая катастрофа. Вообще не мой вариант.

— Не будем впадать в крайности, — улыбаюсь нейтрально.

— Тогда держи своего дружка на привязи. Иначе мы точно не уживёмся.

Причём звучит с таким наездом, будто съехать придётся именно мне.

Исключено.

— Тогда поменьше греми перед ним костями, — склонившись к мокрой макушке, незаметно вдыхаю тёплый солнечный запах. — Ладно, иди под душ, Сирена, пока синеть не начала. — И уже выходя бросаю: — Уверен, мы с тобой нескучно проведём время.

Правда, не уточняю, в каком именно значении использовал это «нескучно». Задом чую — покой нам может только сниться.

Ася

Отогревшись под душем, забираюсь на кровать и забиваю в поисковик на телефоне, что за зверь такой этот пыжик.

«Пыжик — он же северный олень возрастом от рождения до месяца, по некоторым классификациям до полугода. Окрас в основном светло- или тёмно-коричневый. Мех отличается мягкостью и густым пухом»

Внимательно разглядываю несуразное создание на длинных нескладных ножках. Два смешных нароста на голове и просто огроменные глазища. Странная, честно говоря, зверушка. Но мне она почему-то кажется очаровательной.

Тон, каким Стас это прозвище произносит — думаю, дело в нём. До сих пор чувствую жар его больших тёплых рук на плечах и голос над макушкой до мурашек. Я и ласки-то знать не знала до этого момента. Никто больше так… Ни разу…

Даже Миша. Тем более Миша.

Передёрнувшись, подрываюсь к окну, чтобы задёрнуть шторы. Кажется, будто по ту сторону стекла поблескивают знакомые глаза. Высматривают. Поджидают. И плевать, что седьмой этаж. Когда его что-то останавливало?

Боже, кто он мне сейчас? Всё ещё жених? Мой первый и единственный мужчина? Бывший?

Отморозок.

Тот, из-за кого я долго не задерживаюсь на одном месте. Тот, кто рыщет по следу с упорством безумца. Он и есть безумец. Полтора года жизни на чемоданах, в вечном страхе снова попасться не станут врать. Мало сменить город. Проверено.

Мне нужно уехать — сменить страну, а это деньги. Большие деньги, которых не заработать, подстригая чужие волосы. Но это всё, чему меня бесплатно обучили в ПТУ.

А со Стасом мы больше не пересекались. Как скрипнул дверью соседней спальни, так больше не напоминал о себе. Лучше бы, конечно, выбрал дальнюю — Анастасии Львовны. Слух у него явно острее будет.

По-хорошему, к лучшему если сразу узнает. Как-то слишком остро я на него реагирую. Люди привязывают нас к месту, а мой срок в этом городе может подойти к концу в любой момент. Мне внезапная симпатия что чемодан без ручки — и бросить жалко, и нести невозможно.

И всё-таки не по себе. Я никогда не кичилась своим заработком, но и не стеснялась его. А вот Стасу, как потом в наглые глаза смотреть не знаю. А если начнёт борзеть? Или выгонит? Или расскажет Анастасии Львовне? У нас с ней особые отношения. Не каждый приютит незнакомку по доброте душевной, не требуя за комнату ни копейки. Пока я здесь, моя мечта реальнее, чем где-либо ещё.