Куплю твою жизнь (СИ) - Рахманина Елена

— Да, он не в России, но люди Мураза готовы отдать за младшего жизнь. Ты же знаешь. За самого Мураза они бы так не впрягались.

— Я тебе точку сейчас кину. Найди нас. За нами хвост. Времени мало, — и на этих словах отключается от звонка.

Оборачиваюсь к заднему стеклу и вижу отблески фар автомобилей, следующих за нами.

— Сядь прямо, Сера, если не хочешь поймать пулю.

Его голос вновь звучит спокойно, но мне его уверенность не передаётся. Я не помню другого момента в жизни, когда испытывала страх подобной силы.

Лишь интуитивно я понимаю, что опасность всё ближе и ближе. И молюсь, чтобы люди Ратмира скорее до нас добрались. Если бы не этот дикий секс… мы бы успели. Но оба потеряли голову.

Свист пуль я не услышала, поняла, что нам стреляли по колесам, когда машина резко вильнула в сторону. Ратмир пытается вырулить, чтобы не произошло столкновения. Автомобиль ещё несколько километров петляет по дороге, грозя врезаться в мимо проезжающие тачки. Когда мы наконец остановились, я выдохнула с облегчением, но понимала, что это лишь начало.

— Не вздумай выйти из машины, — тоном, не терпящим возражений, приказывает Рат. Я гляжу на него испуганно. Зная, что ослушаюсь его. И он знает.

Смотрит на меня долго, а затем протягивает руку, касаясь моей шеи. Сжимает её и, привлекая к себе, целует в губы.

— Я люблю тебя, — произносит очень тихо, отстраняясь, но продолжая удерживать рядом, а мне кажется, что уши меня подводят, а его слова — лишь слуховая галлюцинация, — слушайся меня хоть иногда. Пожалуйста.

Он бы никогда не признался, если бы не допускал, что кого-то из нас сегодня могут убить. И понимая, что я могу лишиться его, чувствую, как по моим щекам начинают течь слёзы. Я не реву, не всхлипываю. А слёзы продолжают литься.

Слизываю языком солёную влагу с губ.

— И я тебя люблю, — порывисто бросаюсь на шею, — не оставляй меня. Возьми с собой. Не хочу жить без тебя.

Прижимает к себе крепко в ответ, но объятия длятся лишь мгновение. Затем убирает мои руки со своей шеи без слов. Времени совсем нет. Нас окружили автомобили. Удивлена, что металл машины ещё не превратили в дуршлаг. Видимо, перед тем как выпустить обойму, хотят поговорить.

Сабуров достаёт из бардачка пистолет и передаёт мне.

— Воспользуйся им только в крайнем случае, Серафима, — и снова не поднимает на меня взгляд.

Киваю, сжимая холодный ствол.

Прежде чем выйти, Сабуров вытаскивает из наплечной кобуры пистолет. Я молча наблюдаю за ним, понимая, что читаю про себя только что сочинённую молитву. Он покидает автомобиль, больше не смотря в мою сторону. А я занимаю его место, впиваясь взглядом в происходящее за пределами машины.

Навстречу Сабурову выходит другой мужчина. Взрослый. Гораздо старше Ратмира. Пожимают руки, но в этом жесте нет ничего дружеского. Я наблюдаю, как моего любимого окружают со всех сторон. Пальцами сжимаю ручку двери, чтобы бежать к нему в случае малейшего признака опасности.

Прости, любимый, я вновь ослушаюсь тебя.

Не знаю, что они обсуждают, но замечаю, как голова взрослого мужчины поворачивается в мою сторону. Он кивает. Чисто интуитивно, видя, как Ратмир передаёт ему своё оружие, а к нему подходят двое мужчин, беря под руки, я догадываюсь, о чём шёл разговор.

Сердце сжимается, когда его ведут к вражескому автомобилю. Ратмира уберут. Просто не на мои глазах. Он обменял мою жизнь на свою.

Но что потом? Рассчитывает, что его люди подоспеют вовремя и вытащат меня? А если нет? А если он погибнет зря?

В запасе есть минута, чтобы принять решение, пока его не посадят в машину. Я судорожно подворачиваю штаны, чтобы не мешались, открываю дверь, держа в руке ствол, и опускаю босые ноги на мокрый асфальт.

Мужчина в возрасте замечает меня, и, видя направление его взгляда, оборачивается и Ратмир. Вцепляется в меня бешеными глазами. А я медленно приближаюсь, пряча оружие за спиной. Представляю, как выгляжу со стороны. В одежде с чужого плеча, с мокрыми волосами, как у ведьмы, и макияжем, размазанным по всему лицу. Сумасшедшая, глупая и не представляющая опасности женщина.

Не знаю, что собралась сотворить. В голове ни одной мысли. Рука сама поднимает пистолет, когда оказываюсь на достаточном расстоянии, чтобы прицелиться. Снимаю предохранитель и вздрагиваю, выпуская пулю прямо в незнакомца.

Мужчина падает. Все застыли. Только Ратмир раньше других приходит в себя. Одним движением укладывает своих конвоиров на асфальт, забирает их оружие. Толкает меня себе за спину, закрывая собой, и продолжает начатую мной перестрелку. Я сжалась вся, зажмурилась. Свой поступок вызывает резкий шок и тут же отходняк. Я в оцепенении. И лишь краем уха слышу, что где-то поблизости останавливается машина. Это должны быть люди Сабурова.

Пробую открыть глаза, но ощущаю себя маленькой девочкой, боящейся выглянуть из-под одеяла. Я же знаю, что в нас стреляют. В него. Не хочу увидеть подтверждение своих страхов.

— Уведите её! — кричит Сабуров кому-то, и меня, как игрушечную, берут на руки и бросают в машину.

Вижу Ратмира. И его окровавленную рубашку. Я ощупываю себя, потому что совсем не чувствую тела. Но никаких признаков ранений нет. Пытаюсь понять, правильно ли поступила или допустила фатальную ошибку. И надо было оставаться в машине, а он как-нибудь бы выжил. Но интуиция говорила об обратном. Никто бы его не стал щадить.

На земле лежат трупы. Своих и врагов. Одного из которых убила я.

С облегчением вижу, как Сабуров забирается ко мне на заднее сиденье. Очень бледный. В губах ни кровинки. Садится, откидывая голову назад.

Передние сиденья заняли двое мужчин, которых я узнаю. Один из них передаёт мне автомобильную аптечку.

— Попробуйте остановить кровь, пока мы не доедем до госпиталя, — обращается ко мне с сильным акцентом. Но смотрит с восхищением и трепетом.

Трясущимися пальцами я тут же открываю аптечку, пытаясь понять, что кроме бинтов может пригодиться.

Убираю с раны прилипшую рубашку и содрогаюсь, видя ещё одну дырку в его торсе. Кусаю с силой губы, чтобы вновь не зареветь, иначе ничего не буду видеть. Вкус крови разливается на языке.

— Ратмир, скажи что-нибудь, — сдавленным голосом молю.

Выливаю бутылочку обеззараживающей жидкости на рану и прикладываю сложенный бинт. Держу руку, чуть надавливая, но бинт вскоре полностью пропитывается кровью.

Это зрелище пугает до ужаса. Я понимаю, что ничем не могу ему помочь, и меня трясёт от безысходности.

— Молись, чтобы я сдох, потому что, клянусь, я тебя убью, — едва слышно угрожает.

Сглатываю слюну.

— Ты не можешь убить мать своего сына, — не выдерживаю, слёзы всё же текут, жду его реакции, но её нет, ни один мускул на лице не дёрнулся, и я решаю, что он не понял сказанного. — Мишка твой. Не Юрасова.

Ресницы вздрогнули, прежде чем он поднял веки. Смотрит на меня привычным взглядом. И если бы не бледность лица, я бы решила, что он в порядке.

— Мне обязательно нужно было получить пулю, чтобы ты призналась?

— Две, — поправляю для точности.

Он ухмыляется, а до меня медленно доходит. Смотрю на него внимательно. Ратмир вновь опускает веки, словно держать глаза открытыми мучительно сложно. Он знал про Мишку.

Почему же молчал… Сам догадался или Патимат донесла?

Дыхание у него медленное, поверхностное. Всё прочее отходит на второй план. Меняю бинт, попутно спрашивая водителя, когда мы доберёмся до клиники, потому что с каждой секундой сознание Ратмира становится мутнее, а речь — бессвязнее.

— Ты знаешь, что Мишка родился раньше срока? — задаю вопрос, пытаясь его вернуть обратно в реальность, у меня получается, он хмурит брови и вновь смотрит на меня.

— Нет. Расскажи.

Я не хотела никому рассказывать. Не хотела вспоминать. Но это единственный способ держать его в сознании.

— Юрасов заявился в приподнятом настроении и сообщил радостную новость. — Как сейчас, помнила эту сцену, она отпечаталась навсегда в моей памяти. — Что ты отцом станешь.