День отца (СИ) - Лабрус Елена

— Посиди-ка тут, Стефания, — засунул я ребёнка в сиденье продуктовой тележки.

Присел, чтобы достать с нижней полки пачку подгузников.

— Что значит, он хочет дом? — раздался над головой возмущённый женский голос, слегка сипящий: то ли сорванный, то ли простывший.

Мимо процокали тонкие каблуки головокружительной высоты. Полы белого пальто скользнули по коробкам, стоящим в проходе. На дорогой ткани остался грязный след. Я невольно проводил его глазами, но женщина даже не заметила, что испачкалась, остановилась, прижимая телефон к уху, и невидящим взглядом уставилась на горку детского питания в стеклянных баночках.

— Какое он вообще имеет отношение к моему дому? — выкрикнула она, закашлялась, а потом прохрипела: — Я заплатила за каждый кирпич в его стенах со своего кармана. Нет, этот дом оплачен моими кровью и потом. А всё, что делал этот козёл: таскал туда своих баб. И теперь он, видите ли, хочет дом?

Я разогнулся, держа в руках огромную упаковку подгузников. Подмигнул Стешке. Она крутила головой в неудобном капюшоне и увлечённо мусолила кулак. Потерпи, малыш, мы быстро. Делая вид, что внимательно изучаю этикетку, я сдвинул тележку ближе к незнакомке.

Вернее, к знакомке.

Я мог не узнать её голос, потому что она его сорвала. Я мог забыть сколько лет прошло с нашей последней встречи: пять? шесть? Но этот гордый профиль с идеальным голливудским носом, который она сделала, едва ей стукнуло восемнадцать, я бы не забыл никогда.

Славка.

Сердце врезалось в рёбра, как птица в стекло.

Славка!

Я выдохнул, улыбнулся. И тут же поспешно прикрылся упаковкой подгузников.

— Что?! Его официальные доходы за период нашей совместной жизни превышали мои? Да знаю я, сколько платят в его сборной! Только где были эти деньги? Хватит с него Гелендвагена. Пусть складывает в машину свои клюшки и убирается!..  Нет. И слава богу, что у нас нет детей!.. — прижимала она к уху телефон.

Я невольно отвёл глаза: кольца на её пальцах слепили.

И я точно знал, что каждый из сверкающих камней настоящий и, возможно, тоже оплачен кровью и потом какого-нибудь африканского повстанца, что добывали кровавые алмазы для корпорации Де Бирс, а компания «ORLOV», одна из крупнейших ювелирных сетей в стране, успешно покупала их для своих изделий, о чём мы не раз спорили: я подначивал, она злилась. Но это мне вспомнилось совсем не кстати.

— Нет, я не отдам Бахтину ни половину дома, ни четверть, ни камня, ни рубля за него. Так и передайте его адвокату. Это мой дом! Магдалина Ефремо… — её оборвали на полуслове. И Владислава замолчала.

Слушая своего адвоката, Владислава Орлова, дочь владельца бренда «ORLOV» и сети ювелирных салонов «57 граней», «Маркиза», «Аграф», расхаживала от полки к полке в секции детских товаров с совершенно потерянным видом. Вряд ли понимая, что рассматривает: стеллажи с детскими кашами или банки с молочными смесями. Она выглядела такой поглощённой своими проблемами (я, кажется, зря натянул шапку пониже на глаза), а ещё такой… худой.

Когда мы встретились впервые, нам было по шестнадцать.

Славка весила восемьдесят килограммов, я — за сто. На авторском тренинге по похудению, как назвали бы его сейчас, психиатр, врач высшей категории Зинаида Витальевна Сабурова, вправляла мозги подросткам с проблемами пищевого поведения и лишним весом, и делала это весьма эффективно за очень неплохие деньги.

Я, провинциальный паренёк, только что переехавший в большой город, попал на её курс для богатеньких деток, только потому, что она моя родная тётка. А поправился, когда умерла мама. Часами зависал над кактусами, крошечными «живыми камнями»: литопсами и конофитумами, что она так любила, и постоянно что-то жевал, даже не замечая, сколько и что. Славка же была типичной заучкой, любимой мамино-папиной упитанной девочкой, которую растили в роскоши и безбожно закармливали. Девочкой, которая вдруг осознала, что хочет быть привлекательной.

Сейчас нам было по тридцать.

Чёрт, я знал её полжизни!

И, хотел этого или нет, но судьба сталкивала нас не первый раз.

Владислава развернулась в мою сторону, я отвернулся к стеллажу и невольно прикрылся рукой, почесав бритый висок, ёжик волос на котором уходил вниз в густую чёрную бороду.

— И что? — прозвучал её осипший голос за спиной.  — Да не говорите мне про совместную собственность, я не хочу даже слышать об этом!

Я замер, когда её рука метнулась буквально у меня над головой, чтобы поправить криво поставленную пачку влажных салфеток. От окутавшего меня облака дорогих духов, нет, просто её любимых духов, физически стало больно.

Настолько, что я старался не дышать.

Настолько, что в груди тоненько заныло, словно деревом защемило пилу.

Я выдохнул, только когда Славка прошла, и развернулся в другую сторону, усиленно рассматривая соски и погремушки в ярких коробочках.

— А мою компанию он случайно не хочет? — хрипло усмехнулась Владислава Орлова.

Или Владислава Бахтина? Не помню, она взяла фамилию мужа?

За спиной раздались голоса: в отдел детских товаров зашли другие покупатели.

Скрипели проезжающие мимо тележки. Люди переговаривались. Но я слышал только стук её удаляющихся каблуков и её хриплый голос:

— Присылайте, конечно. Все до последней бумажки. Я хочу сама посмотреть на эти цифры.

Стало горько и тошно.

И почему я не удивлён, что этот козёл ей изменял?

Но она всегда была целеустремлённой. Решила весить пятьдесят килограммов — и похудела. Захотела красивый нос — и сделала. Но больше всего на свете она хотела выйти замуж за Бахтина...

— Боже, какой он красивый! — заворожённо вздыхала Славка, глядя как на лёд выходит хоккейная команда.

Арендованный тётей специально для «колобков» зал с окнами на каток в Ледовом дворце, помимо диетолога и двух тренеров, что с нами работали, видимо, должен был дополнительно мотивировать на успех. Ведь там на льду крутили аксели и тройные тулупы стройные фигуристы, отрабатывали броски мускулистые хоккеисты. Шли хоккейные матчи.

Но я имел неосторожность влюбиться в умную девочку с русой косой и необычным именем Владислава, а она — в форварда молодёжной команды и самого перспективного игрока хоккейной сборной, двухметрового двадцатилетнего красавца Максима Бахтина.

И это тоже у неё получилось — выйди за него замуж.

Я же и сразу ходил не для того, чтобы худеть, меня привели. И потом ходил только ради Славки. Да и неразделённая любовь никак не способствовала похудению. Похудел я потом. Как-то сам. Пока учился в колледже. Потом в армии, где вытянулся под метр девяносто, оброс мышцами и с тех пор и думать забыл о лишнем весе.

— Ну что, домой, Стефань? — развернулся я, так и прижимая к себе подгузники.

И замер.

Тележки с моей малышкой не было.

  Я крутанулся туда-сюда в пустом ряду детских товаров.

Успел заметить, как в дальнем конце только что повернули две дамы с тележками.

Рванул за ними.

Выбежал в проход. Люди, люди. Тележки, тележки. Детский отдел всегда был самым пустым в супермаркете. Но в остальных рядах, как обычно пятничным вечером, кипела жизнь. Я пробежал все ряды по одной стороне. Потом — по другой. Затем сделал все то же самое по каждому ряду, методично и последовательно, не пропустив ни одного, пока не добежал до касс.

— Простите, — даже не знал я что сказать, обращаясь к охраннику. — Моя девочка. Она сидела в тележке. Я обернулся. А их уже нет.  Ни ребёнка. Ни тележки. Ей всего полгода. На ней розовый комбинезон и капюшон такой, с ушками, — в отчаянии показывал я на себе.

— Сразу видно — папаша, — хмыкнула пожилая женщина, проходя мимо. И покачал головой. — Как так можно: потерять ребёнка!

Пока я невольно провожал её глазами, а она всё оглядывалась и осуждающе хмыкала, охранник связался по рации с пультом.