Без права на развод (СИ) - Шагаева Наталья

— Все, хватит, я верю, что ты способен снести себе башку, — говорю я, но он даже не думает убирать ствол. Встаю с места, подхожу к другу вплотную, выхватываю бутылку и тоже глотаю текилу, глядя Тимуру в глаза. А там ни грамма фальши или сомнения. — Отдай револьвер.

— А что такое, зассал? — усмехается Тимур. Не отвечаю, вскидываю руку, чтобы выхватить у него револьвер, но он резко нажимает на курок. Раздается характерный щелчок, и меня словно простреливает в позвоночнике, задевая самый главный нерв и кидая в холодный пот. Выстрела не следует, осечка, но я все равно выхватываю револьвер у Тимура и вручаю ему бутылки текилы.

— Сукин сын! — рычу ему в лицо и в состоянии аффекта приставляю дуло к своему виску. Тимур перестает смеяться и сжимает челюсть. Он тоже знает, что я выстрелю.

— А вот тебе этого делать не нужно, — спокойно говорит он, вынимает из кармана пачку, достает одну сигарету, кидает пачку на стол, прикуривает и выдыхает дым мне в лицо.

— А это мне решать, — ухмыляюсь я.

— Арт, не дури, поиграли и хватит! — уже зло рычит друг. А мне насрать, я вдруг четко понимаю, что хочу эту пулю в лоб. Он дергается, пытаясь забрать у меня револьвер, но я резко отшатываюсь. Я немного пьянея друга, и реакция у него лучше… Все происходит мгновенно, Тимур все-таки выбивает из моих рук ствол, и я по инерции нажимаю на курок…

Раздается выстрел. Пуля, предназначенная мне, впивается в стену. Если друг играет с судьбой, имеет ее, держа на коротком поводке, то меня она не любит и посылает мне пулю с первого раза.

— Ох*еть! — произносит Тимур, глубоко затягивается и отдает сигарету. А я сползаю на пол, сажусь, облокачиваясь на стену, и пытаюсь отдышаться. Какие-то доли секунды — и я был бы уже мертв. — Идиот, — выплевывает Тимур и садится рядом со мной.

— Иногда кажется, что легче сдохнуть. Не мне легче… Всем вокруг станет легче оттого, что такая тварь как я перестанет существовать, — выдыхаю, сильно затягиваясь едким дымом сигареты. Запрокидываю голову, ударяясь затылком об стену.

— Я играю с судьбой, потому что мне нечего терять. За мной никто не стоит. Моя смерть никому не причинит боль. Я предоставлен сам себе и поэтому сам распоряжаюсь своей жизнью. А ты оставишь после себя вдову и дочь без отца. Им будет больно, очень больно. Так что выключай эгоиста и рви этот мир ради них.

Валерия

— Очень соболезную и скорблю вместе с вами, — произносит няня, забирая Дану.

— Не понимаю, о чем вы? — спрашиваю я, торопливо проверяя сумку на наличие денег и телефона.

— Как не понимаете? Умерла ваша свекровь, — с уверенностью сообщает она.

— Регина Альбертовна?! Как это случилось?

Я не любила эту женщину, но и смерти ей никогда не желала. По телу проносится неприятный холодок, и спирает дыхание. Свекровь всегда была бодра, и мне казалось, что женщина придумывает болезни.

— Говорят, она сильно поругалась с сыном, и ее сердце не выдержало, — шепчет она мне так, будто нас могут подслушать.

— А вы откуда знаете?! — возмущенно произношу я, потому что об этом знает няня, а я — нет.

Почему Артур мне не сообщил? «Потому что я ему запретила разговаривать со мной», — шепчет мне гадкий внутренний голос.

— Так ваша домработница — моя двоюродная сестра. Извините, я думала, вы в курсе, — мнется женщина и быстро сбегает в комнату под предлогом покормить Дану. Выхожу на улицу, вдыхаю холодный воздух, да так и остаюсь стоять на крыльце. Я опаздываю на работу, нужно торопиться, но внутри все сжимается от оглушительной новости. Вынимаю телефон, набираю номер мужа, но абонент недоступен. Сердце пропускает удары, и грудь неприятно сдавливает. Артур любил свою мать, и, какая бы она ни была, мне безумно жалко эту женщину. Набираю номер мужа еще раз, но он по-прежнему отключен. Глаза щиплет от подступающих слез, мне так важно поговорить с ним, услышать голос, подержать. Все обиды и горечь вдруг кажутся такими незначительными, по сравнению с непреодолимым желанием увидеть мужа.

Сажусь на лавочку возле подъезда и звоню на работу, сообщая, что не выйду. В отчаянии листаю контакты в телефоне в поисках хоть кого-то, кто может подсказать, где сейчас мой муж. Нахожу номер нашей домработницы, и, слава богу, мне отвечают. Женщина говорит, что похороны в полдень, а Артур должен быть в доме Регины Альбертовны. Беру такси и мчусь туда. На часах всего девять, и я должна успеть.

Выхожу из машины и останавливаюсь около огромных ворот. Я была здесь только один раз, когда знакомилась со свекровью. Собираюсь постучать, но мне открывает один из охранников.

— Артур здесь?

Парень молча кивает и взмахом руки приглашает войти. Сначала медлю на тропинке, ведущей к дому, оглядываюсь по сторонам, а потом ускоряю шаг и бегу. Вхожу в дом, торопливо снимаю куртку, шапку, иду в гостиную и обнимаю себя руками. Здесь очень холодно, шторы задёрнуты, мебель накрыта, с полов убраны ковры, и пахнет стерильностью. Оглядываюсь по сторонам и вижу на комоде часы Артура, беру их, кручу в руках и понимаю, что они не идут. Остановлены без двадцати девять.

— В это время умерла мама, — слышу его голос и оборачиваюсь. — Я остановил часы, которые были на моей руке в момент ее смерти, — он стоит, упираясь руками в спинку дивана, и осматривает меня с ног до головы. Артур осунулся, небритый, под усталыми и потухшими глазами круги.

— Как это произошло? — голос пропадает, но я стараюсь держаться.

— Я убил ее, — чересчур спокойно отвечает он.

— Что ты такое говоришь? — сжимаю часы, не веря в услышанное.

— Мы поругались, точнее я высказал все, что думаю, обвинив ее во всех своих грехах. Может быть, она и была виновата, но почву создал я. Я, понимаешь! И нашел крайнего в лице матери. Какая бы она ни была… я должен был… — он не договаривает, глотает воздух, словно задыхается, а потом закрывает глаза, берет себя в руки и смотрит уже куда-то сквозь меня.

Я не верю ему, от отчаянья он необъективен и берет вину на себя. Выхожу из ступора, подхожу к нему, беру за руки, отрывая их от дивана, и обнимаю. Льну к мужу, утыкаясь носом в его шею, и глубоко вдыхаю любимый запах. Сначала он застывает, словно не верит, а потом зарывается в мои волосы, прижимает к себе и немного расслабляется.

— Ты не виноват, — говорю ему в шею, а сама жмусь ещё сильнее, понимая, как скучала. Пусть покажусь жалкой дурой, но я больше не могу без Артура. Жизнь не имеет смысла без моего мужчины.

— Виноват. Я полностью разрушил свою жизнь своими же руками, — говорит он, а сам перебирает мои волосы и вдыхает их запах.

— Ты просто сказал ей все, что чувствуешь, она должна была тебя понять как сына, это просто совпадение, — пытаюсь доказать ему обратное, но Артур мотает головой, не принимая моих слов.

— У нас же есть ещё время до похорон?

— Есть, — беру его за руки и тяну на один из диванов. Заставляю сесть и сама забираюсь к нему на колени, седлая, сажусь лицом к лицу. Обхватываю его лицо, вынуждая смотреть мне в глаза.

— Ты был хорошим сыном. Не смей себя винить! Слышишь! — А он смотрит мне в глаза и сжимает мое тело. Опускаю голову на его плечо, закрываю глаза и поглаживаю его плечи.

Мы просидели около часа, может, больше. Он прижимал меня к себе, перебирая волосы, а я дышала ему в шею, целовала ее, пытаясь согреть мужа, отдавая все свое тепло.

Он прогонял меня домой, ведь однажды я сказала, что жутко боюсь кладбищ. Но я должна была находиться рядом с мужем и наотрез отказалась его покидать. Чтобы ни случилось, он мой родной, и у него теперь нет никого, ближе меня и дочери. Мой мужчина надломленный, наказан судьбой, и я уже не имею права его добивать.