Ножом в сердце - и повернуть на сто восемьдесят - NIKOLSKAYA

Потому что спокойствие временно, покой — навсегда.

Тук-тук…тук-тук…тук-тук

Тук-тук…

Тук-тук…

Тук-тук…

Тук…

Тук…

Тук…

…

Холодно.

— Гермиона?

Яркий свет на секунду ослепляет. А после Гермиона видит цветы. Много самых красивых цветов. Она в теплице. Поворачивается на голос и застывает.

— Миссис Малфой?

Женщина не спеша подходит к Гермионе, касаясь холодными пальцами её щеки.

— Ты такая сильная, Гермиона. Ты многое пережила. Столько боли вынесла.

Эти прикосновения нежные, приятные. От них на глазах застывают слёзы. Они дарят покой, пока…

— Но ты должна продолжать бороться. За свою жизнь, — шёпотом добавляет Нарцисса.

— Разве ещё есть смысл?

Нарцисса еле заметно улыбается.

— Смысле есть всегда, если в него верить. Вера — это самое сильно чувство, на которое способен человек, а вера в себя — нерушимая крепость.

Гермиона всхлипнула.

— Я не знаю, есть ли у меня силы. Я так устала.

— Я знаю, милая. Но ты должна продолжать бороться. Просто поверь в себя.

Поверить в себя? Поверить в то, что достойна снова жить. Поверить в то, что сил хватит. Поверить в себя.

— Почему вы здесь, миссис Малфой?

Нарцисса снова улыбается.

— Я была рядом с тобой с самого начала.

Гермиона нахмурилась, думая, что бы это могло значить, пока догадка сама по себе не всплыла у неё в голове.

«Ангельское время»

«Говорят, если видишь зеркальное время, это значит, что кто-то с того света хочет связаться с тобой»

«Мама всегда так говорила»

— Он не простил себя, миссис Малфой.

В глазах Нарциссы цвела любовь. Цвела нежность и гармония.

— Я знаю, милая. Для этого у него будешь ты. Помоги ему простить себя.

— А вы?

— Мне не за что его прощать, — она широко улыбнулась. — Берегите друг друга, Гермиона, а я буду оберегать вас. А теперь тебе пора, милая.

Холодный солнечный свет ослепил. Всё затихло. Осталось только сердцебиение.

Тук…

Тук…

Тук…

Тук-тук…

Тук-тук…

Тук-тук…

Тук-тук…тук-тук…тук-тук

Сделать вдох, чтобы поверить в себя.

Комментарий к Глава 15

Что ж…вытираю лицо последней сухой салфеткой

Мне очень важны ваши впечатления! Хочу прочесть о то, что вы чувствуете! Напишите пару слов, если в вас что-то откликнулось ❤️ Это подарит мне мотивацию скорее родить эпилог:)))

Комментарий к Эпилог

С Богом:)))

Тёмные коридоры нижних этажей Министерства Магии были холодны и пусты. Тишина звенела, эхом скользя по гладкому полу. Всё будто замерло. Всё будто лишилось жизни. На маленьком столике около входа в коридор, ведущий к камерам временного содержания подсудимых, лежала стопка свежего выпуска Ежедневного пророка. На первой странице, как и одиннадцать лет назад, прямо по центру разместилась огромная колдография Гарри Поттера. Только текст статьи был совершенно другим.

Одиннадцать лет назад Гарри Поттера обвиняли во лжи. В глупой и опасной лжи. Но теперь… теперь таким громким заявлениям нет места, ведь глава Аврората беспристрастно смог арестовать своего подопечного. Но на этом любая информация заканчивалась, и читатель оставался в неведении до главного заседания Визенгамота, назначенного на двадцать девятое декабря.

Колдография пошевелилась, вспыхнув ярким светом вспышек колдокамер, когда из глубины коридора послышался мужской крик.

— Я не знал!

В дальней камере было светло, но всё так же холодно. Длинные лампы у потолка рассеивали голубоватый свет, отчего лицо преступника выглядело ещё более нездоровым, а лицо Гарри Поттера, который стоял, скривив губы и оперевшись руками о металлический стол, ещё более равнодушным.

— Твоё незнание не освобождает тебя от ответственности, — его голос был глухим и отстранённым.

Он всю ночь представлял, как пройдёт эта встреча. Как будут гореть костяшки на его кулаке от постоянных и сильных ударов. Как будет саднить горло от крика или щипать глаза от злости и ненависти. Но этого не произошло. Зайдя в камеру, всё, что почувствовал Поттер, было безразличие. Безразличие к человеку, сидящему напротив него во вчерашней одежде, с цепями на запястьях. Он не заслуживал ни капли его эмоций. Он заслуживал правосудия. Самого жестокого правосудия.

— Чёрт! Поттер! Я… я… я бы остановил его, если бы только знал! Я не думал…не думал, что этот ублюдок хотел сделать! Чёрт, Поттер, поверь мне! Я говорю правду!

Бесконечные оправдания Уэйна Хопкинса не оказали должного влияния на Гарри. Он всё так же продолжал пусто смотреть на подсудимого, представляя, какой приговор ему может вынести Кингсли. За то, что он сделал, Гарри бы хотел услышать про смертную казнь.

Хопкинс громко всхлипнул. Он начинал плакать.

— Я не хотел этого. Чёрт, я не хотел, чтобы она умерла. Я только…блять, да я просто хотел на твоё место! Но не того….не того, что произошло.

Гарри дёрнулся. Упоминание Гермионы резкой болью прошлось по всему телу, концентрируясь в правом предплечье. Он глубоко вдохнул, снова смотря на Хопкинса. Его взгляд вмиг ожесточился, а равнодушие смело подступающей злостью.

— Ты получишь срок, которого заслуживаешь по всем законам. И я, — Гарри снова опёрся руками о стол, наклоняясь ближе к лицу Хопкинса, — буду сидеть в первом ряду, чтобы видеть ужас в твоих глазах, когда тебя будет выводить тюремный надзиратель.

— Гарри, — глаза Хопкинса расширились от накатывающего страха. Его самого большого в жизни страха.

С этим он будет жить весь назначенный ему срок. Для Поттера этого было достаточно. По крайней мере, сейчас. Он медленно разогнулся и пошёл к выходу из камеры, но, приоткрыв дверь, остановился, чтобы сказать:

— Если бы она умерла, ты бы уже не дышал.

И дверь с грохотом захлопнулась.

В это же время в камере напротив стояла тишина. Гарри направлялся именно туда. В голове вертелась тысяча мыслей, но ни одна так и не прозвучала громко в его сознании. Он не знал, что ожидать от самого себя в следующее мгновение, когда дверь в камеру открылась и оттуда послышался голос Кингсли.

Министр сидел на стуле, локтем опираясь на стол. Его руки были сцеплены в замок, а одна нога была заброшена на другую. Вся его поза говорила об уверенности в себе и своём будущем решении. Лицо Министра не выражало слишком сильных эмоций. Этого не требовалось. Вся эмоциональность поселилась на физиономии Стэнли Праудфута, который сидел в инвалидной коляске за металлическим столом. Холодный свет потолочных ламп не делал его лицо болезненным. Он делал его ещё более мерзким.

Его коленные чашечки, полностью раздробленные, не удалось восстановить. Информация между персоналом просочилась молниеносно, потому было принято негласное решение замедлить процесс оказания целительской помощи.

Крик Праудфута был заглушён Силенцио, а в его глотку заливалось жгучее бодроперцовое. Чтобы как можно ярче чувствовалась адская боль. В конце концов, костные осколки