Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена

— Да что там, я же и согласилась её оказать. Соврать. Я своей вины ни в коем случае не умаляю, — вздохнула она.

— У меня встречный вопрос. А вы могли отказаться? — он взял со стола такое знакомое учебное пособие для Папаниколау-теста и вручил Матрёшке.

Когда мы разговаривали с ним первый раз, он сидел дома в Чикаго с двумя внучками, чуть постарше Машки. И я даже не удивился, что он решил Машку занять. Скорее машинально, чем сознательно.

Обрадованная Машка принялась играть новой игрушкой. Эльвира пожала плечами.

— Подозреваю, что нет, — улыбнулся Левинский. — Иначе вам тоже пригрозили бы увольнением или это невольно повлекло бы за собой проблемы. Правда? Ведь вас попросил не просто коллега, а вышестоящее руководство. Это немного другое, Эльвира Алексеевна. Это давление. И я вам больше скажу: за то, чтобы от вас избавиться, господин Пашутин предложил сумму в два раза большую, чем предложил сначала. И хоть ни копейки из этих денег Коган не получил лично, это всё равно должностное преступление.

— Вы хотите его уволить? — нахмурилась она.

Борис Захарович посмотрел на меня, потом многозначительно опустил глаза и встал.

— А это уже не мне решать.

— А кому? — удивилась Эльвира.

— Вам, — он протянул ей руку. — Теперь вы владелица этой клиники, Эльвира Алексеевна.

— Я?! — встала она.

— Павел Викторович предложил. И хоть это не в моих правилах — все тридцать клиник принадлежат мне, — теперь двадцать девять, — улыбнулся он. — Я не смог отказать вашему будущему мужу, скажу вам честно. Тем более мы с вами встречались. Я невольно следил за вашими успехами, видел вашу работу. Считаю, что вы как никто другой достойно поддержите традиции, что сложились в Центре за много лет работы. И мы будем и дальше плодотворно сотрудничать на благо людей и науки. Поздравляю! — пожал он её руку двумя своими.

— Я… — она сглотнула, качая головой. Глаза покраснели от набежавших слёз. — Я правда… не знаю, что сказать, — она посмотрела на меня.

— Ничего и не говорите, — обнял он её по-отечески. Крепко, тепло. Отпустил и махнул рукой на стол. — Павел Викторович, договора я потом заберу. Ваши юристы подписанные экземпляры забрали с собой.

— Да, мне звонили, — пожал я ему руку. — Спасибо, Борис Захарович!

— Вам спасибо! Эльвира Алексеевна, — обернулся он в дверях. — Я позволил себе собрать общее собрание. Так что ждём вас через, — он посмотрел на часы, — пять минут в конференц-зале. Я вас представлю коллективу лично.

— Паш, — покачала она головой, когда дверь за Левинским закрылась. — Ты сумасшедший?

— Да, — прижал я её к себе. — Только не плачь, а то будешь на историческом собрании с размазанными глазами, — приподнял её лицо. — Всё, что я думаю об этом, уже сказал доктор Левинский. Могу добавить только три слова, которыми будет всё сказано.

— Я тоже, — ответила она. — Я тоже тебя люблю.

— До сих пор? — удивился я.

— Всегда.

И косметика всё же потекла.

— Ну что значит не можете выбрать дату свадьбы? Сейчас мы всё сделаем. — Татьяна сняла со стены и положила на стол календарь. — Маша, иди сюда.

— Поекали! Поекали! — подпрыгивала она на руках у Марка.

— Ох, то ли ещё будет, Марк, — Эльвира покосилась на огромный Танин живот и улыбнулась в ответ на его умоляющий взгляд, когда инвалидная коляска послушно зажужжала и подъехала к столу.

У входа стояла большая сумка, собранная для роддома. Вчера мы уже один раз туда съездили. Оказалось, ложная тревога. И вот опять все собрались, готовые в любой момент сорваться. Впрочем, эту неделю, что мы провели в Нью-Йорке, приняв мамино предложение поехать с ней, мы каждый день были начеку.

— Вы что тут уже затеваете? — мама пришла на радостный визг детей из кухни. Вытерев руки, залихватски перекинула через плечо полотенце. Потрепала по голове подбежавшего внука.

— Будем выбирать дату свадьбы, — объяснил ей такой же взмокший, как и Машка, Митька. Да что там Митька, Марк и тот выдохнул и вытер пот, дети его в полном смысле слова укатали, заставляя их возить, кружить и гоняться за ними по квартире.

— Давай, Матрёш, выбирай! — подвинула ей календарь Таня.

— А пачиму я?

— Ну как почему? — улыбнулась Таня. И я, конечно не ждал, что она скажет: потому что ты одна не понимаешь месяцы и даты. — Потому что ты у нас самая главная. Вот как скажешь, так и будет. И не вздумайте ничего менять, — погрозила она мне.  — Тыкай пальцем в любую клеточку.

Машка выпятила нижнюю губу. Посмотрела на маму, на меня. И важно ткнула.

— Ну вот! Двадцать шестое июня. Всё, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся. Не знаю, о чём вы там столько времени спорили, мы всё решили за две секунды. Дай пять, — протянула она ладошку Машке.

Та радостно по ней стукнула, сползла с колен Марка, рванула к Ба и забралась к той на руки с разбега.

— О, нет! — закрыл я рукой глаза.

— Что? Паша, да что? — толкала меня Эльвира. Трясла за руку.

— Собрание Совета директоров, двадцать шестого, — посмотрел я на неё сквозь раздвинутые пальцы.

— Вау! — прикусила губу она.

 Но я ничего не успел ответить.

— Нет, ребята, вау это у меня, — оперлась руками о стол Таня и скривилась.

— Началось? — переполошился Марк. — Схватки? Надо считать?

— У-у, — отрицательно покачала она головой. — В этот раз точно, без срывов. Кажется, сегодня мы познакомимся с нашей малышкой. У меня воды отошли, — посмотрела она куда-то вниз. Куда ей позволял огромный живот.

Что было дальше, честно говоря, я помню, как во сне.

Как мы останавливали такси. Как ехали. Как бегали по госпиталю всей толпой. И бледного Марка, вытирающего слёзы, когда ему сказали: «Всё хорошо! У вас девочка. Вам можно к ним».

Да что там Марк, я и сам прослезился.

— Я бы хотела это увидеть, — обняла меня Элька.

— Что? — шмыгнул я.

— Твоё лицо, — улыбнулась она, прячась у меня на груди. — Когда врач скажет это тебе.

— А есть такая вероятность? — приподнял я её лицо за подбородок.

— О, да, — улыбнулась она. — Пятьдесят процентов.

Я изогнул одну бровь.

— То есть либо ты беременна, либо нет? 

— Не-а, — покачала она головой невинно. — Пятьдесят процентов, что это будет мальчик. И пятьдесят, что девочка.

— Ты… беременна?! — смотрел я в её синие, безбрежные глаза. И тонул.

Она кивнула.

— Теперь ты понимаешь почему я оставила Когана на своём посту? И даже чёртову Ирину Львовну оставила бы. Но она, к счастью, сама уволилась, — прикусила она губу. Это был предмет нашей последней ссоры. Я считал, что она должна была их уволить, Эльвира — что нет. — И пока отказалась от докторской. Мне кажется, это важнее. Ты, я, дети.

 — Теперь ты понимаешь почему я не стал рвать жопу ради каких-то акций, а купил тебе клинику? — улыбнулся я. Она считала, что акции были нужнее, а без клиники мы бы прожили. Хотя мы оба знали, как ей важна её работа, её призвание.  — Мне кажется, это главное: ты, я, дети. Но… признайся, Когана ты оставила не из-за этого.

— Вот зануда! Как только с тобой Юлька столько лет прожила. Да, да, Паш, ты прав, — смешно сморщила она нос. — Я добрая. А он хороший администратор. И, знаешь, хороший врач. И на него тоже давили, как и на меня.

— Я знаю другое, — привлёк я её к себе. — Что не надо рушить то, что и так хорошо работает. А ещё горжусь тобой. Всегда! И всегда буду тебя поддерживать, какое бы решение ты ни приняла.

— А я — тебя! — улыбнулась она.

— Павел Викторович, поздравляем! Всех благ, вам и вашей супруге, — жали мне по очереди руку директора «Север-Золото».

Раз уж так совпало, что Матрёшка выбрала именно этот день, мы и расписались.

С утра поехали в ЗАГС. И прямо с церемонии, я рванул в офис, на Совет.

Это завтра в уже известном нам загородном гольф-клубе соберутся гости. Завтра вывезут большой торт, чтобы взявшись вдвоём на нож, мы его разрезали. Завтра я буду спотыкаться и краснеть, танцуя наш с Эльвирой танец. А она поменяет три платья, и я надеюсь, под каждым из них будут хоть кружевные, хоть маленькие, а трусики — это было моим единственным условием.