Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена

А сегодня мы были уже женаты. Просто женаты, на скромной церемонии для своих. Её родители, мои, Лиза с мужем, её подруга Анька, Рома, вернее Роман Александрович, которого я пригласил в качестве свидетеля, но всё как она просила — небедный, интересный, холостой. И Таня с Митькой, Марком и их крошечной Алекс — так они назвали свою дочь, Алексия.

Сегодня с утра, пока мы были в ЗАГСе, в офисе подсчитали точное количество акций.

— Ну что, господа, — пригласил я всех присесть, глядя в этот лист с подсчётами. — Дождёмся сэра Грегори и… Рената Азимовича. Вижу, Владимир Олегович передал зятю свои голоса, — осмотрел я присутствующих.

Да, этот месяц Пашутин неплохо потрудился. Сорок восемь и пять — мои. Сорок восемь и шесть — у тех, кто против. И условно Алескеров победил. Но… если округлить до сорока девяти, то наши голоса равны, а значит, решения по всем вопросам будет принимать Совет — все директора закрытым голосованием. Технически у нас была ничья. И что решат семь членов Совета, в том числе и я, и Алескеров, как одни из них, то и будет правильным для «Север-Золота». 

— Прошу вас, сюда, — отвлёк меня от раздумий голос Алескерова.

— Мама? — поднялся я навстречу своей старушке. — Что случилось?

— Ничего, ничего. Прости, если напугала, — смущённо прижала она к себе сумочку. — Простите, что я вот… у вас заедание, я знаю. Но я, честное слово, надолго не задержу. И, как же это сказать, — дошла она до меня, — имею право здесь находиться. Прости, сынок, — накрыла она своей рукой мою. — Это был мой подарок вам на свадьбу. И мне бы вручить его завтра. Но, как говорится, ложка дорога к обеду. Да и расписались вы сегодня. В общем, — она суетливо открыла маленькую сумочку, — не знаю, достаточно ли этого, но я тебя уверяю, у меня всё оформлено, как надо, да вот сэр Грэгори не даст соврать.

— Мама, что происходит? — спросил я, и посмотрел на двухметрового мужика, лысого, в наколках, косухе и с серьгой в ухе. Когда мне сказали, я тоже не поверил, что Английская королева возвела его в рыцари за помощь британцам, оказавшимся в сложных ситуациях из-за вооружённых конфликтов и природных катастроф. А он был основателем фонда и кризисного центра, что и вызволяли британских подданных из таких ситуаций.

— Я продал вашей маме свои акции, Павел, — белозубо улыбнулся он. — А точнее поменял, на виллу в Антибе. Призанятное местечко, скажу я вам. А сколько с ней связано занятных историй, — вытащил он изо рта зубочистку, которую постоянно грыз.

— Но сэр Грэгори, мы уже всё подсчитали, и… — возразил Алескеров.

— Так пересчитаете. Тем более всё это уже не имеет смысла, — подошёл он и протянул руку. — Ну что, поздравляю, чувак. Это теперь твоя компания. Я же говорил: предложи мне что-нибудь интереснее. А твоя мама… предложила.

— Ну что ж, — тем временем ознакомившись с бумагой, что она принесла, развёл руками председатель Совета, один из независимых директоров, — и сэр Грегори тоже прав. Нет никакого смысла в тайном голосовании, если у вас теперь пятьдесят с половиной процентов, Павел Викторович. Поздравляю! — и не просто пожал руку, обнял меня он. — Заседание на этом считаю закрытым. Тем более Павлу Викторовичу точно не до нас. А о всех своих решениях, я думаю, он нас известит в ближайшем будущем.

— Жду завтра, на свадьбе, — пожимал я снова руку каждому, провожая у двери.

— Поздравляю, — последним остался Алескеров.

— Я отправил приглашение, Ренат. Вернее, не я, моя жена, Юле.

— Да, она получила. Спасибо! — откланялся он, больше не добавив ни слова.

— Мам, — обнял я свою старушку. — Спасибо!

— Да о чём ты, сынок. Рада, что помогла.

— Ага, и оставила меня без дачи, — позвучал над ухом голос отца, держащего на руках Матрёшку.

— Вы тут все что ли собрались? — выглянул я. — Любовь Дмитриевна, это вы их тут всех прятали?

— Не я, не я, Павел Викторович, — улыбнулась она, — они сами.

— А где моя жена? — забрал я у отца Матрёшку.

— Я думаю, жена тебе всё сама расскажет, — улыбнулась мама. Обняла папу. Он обнял её. И они пошли.

И я подумал, что, наверное, она всё же была права, когда берегла то, что им досталось. Вопреки всему. И я тоже однажды, сорок, а может и пятьдесят лет спустя, хотел бы обнять свою жену и почувствовать это — мы рядом, и мы всё ещё вместе.

— Мама поехала в а-и-ра-порт, — произнесла по складам трудное слово Матрёшка.

— Куда?! В аэропорт? — удивился я.

— Поедем к ней! — не спросила, потянула меня дочь.

— Заканчивается посадка на рейс… — оглушал голос диктора, делая очередное объявление.

— Чёрт, да где же её искать? — метался по залу я. — Маш, а ты случайно не слышала…

— Слышала, — заявила она уверенно и кивнула. — Нам же тётя сказала.

— Что сказала? — не понял я.

— Заканчивается посадка на Ма-ка-ть-ка… лу-у-у — вытянула она губы трубочкой.

— На Махачкалу? Ты уверена? — подбежал я к табло, и пока она отвечала, уже нашёл выход. Да мог бы его и не искать. Все шли в один — через таможенный контроль, и только я, избалованный частными самолётами, всё время об этом забывал.

Я едва успел затормозить, увидев Эльвиру с Юлькой.

Они только что обнялись. Юлька, махнув рукой, встала в короткую очередь. Протянула свой билет, паспорт.

— Сбежала? — осторожно подошёл я к жене.

— Нет, — покачала она головой. — Разве от себя можно сбежать?

— Только не говори, что он её отпустил.

— Нет, — она вздохнула и положила голову мне на плечо. — Просто не удержал. Они с Алескеровым развелись.

— Серьёзно?! — вытаращил я глаза. — Но… как?

— Помнишь тот разбитый телефон, что тебе принёс Камиль? Когда её смартфон ударился о стену и упал, там включилась камера и записала всё, что происходило в комнате. Этого хватило, чтобы Юлька купила себе за эту запись свободу.

— А как же образцы ДНК, что не совпали?

— Их подделали, а потом быстренько «потеряли». Но на других образцах тоже нашли ДНК. Этого хватило бы для доказательств виновности Алескерова, мы говорили со следователем. Но всё как всегда не так просто. Алескеров с Пашутиным теперь деловые партнёры. Алескеров помогает выпутаться его фонду из неприятностей, что им устроил Левинский. А Пашутин, видимо, тоже ему чем-то полезен. Так что отцу сейчас с ним ссориться было не на руку, и Юльке опять пришлось выпутываться самой.

— Да, Пашутин теперь спонсирует проекты Рената. А бизнес есть бизнес. Хотя до его миллиардов Алескеров так и не дотянулся, да и вряд ли дотянется.

— Как и до «Север-Золото», — улыбнулась она.    

— А беременность? Ты говорила, что когда была у Пашутина…

Эльвира закрыла рукой глаза.

— Ты не поверишь, но эта Юлька такая Юлька. Она всё это время была беременна, Паш. От Камиля. И когда просила, чтобы я соврала. И в ту ночь, когда использовала на Алескерове уже знакомый тебе «волшебный порошок» — довела так, что у того предохранители перегорели, но он не помнит что творил, — она боялась только одного — потерять ребёнка, поэтому и приехала ко мне в клинику. Но, к счастью, не потеряла. И когда была опасность, что её ребёнок наследует синдром Лея, ведь побледнела, но не призналась.

— Но зачем эта ложь?

— Затем, что ей проще было соврать, чем сказать правду, что это не твой ребёнок. Тебе она больно делать не хотела. Но хотела выпутаться из этой истории. И боялась, что кто-нибудь догадается про Камиля и использует это. Быть бездушной сукой, для которой нет ничего святого, ей куда проще, чем кому-то открыться, довериться и признаться в том, что она тоже умеет дорожить, плакать и… любить.

Я тяжело вздохнул.

— Но как ты поняла про беременность?

— Хотела бы я гордо сказать: я её врач! — улыбнулась она. — Но не скажу. Я первый раз засомневалась, увидев её первичные анализы. Она якобы вколола себе две ампулы гонадотропина, а уровень ГХЧ был максимум на срок в две недели. Но тогда я не придала этому значения. По-настоящему я засомневалась только когда увидела отчёт хирурга.