Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения

Двадцать пятого января 1755 года, в День святой мученицы Татианы (на именины матери Шувалова), императрица Елизавета Петровна подписала указ об учреждении Московского университета с тремя факультетами и двух гимназий при нем — для дворян и разночинцев, «с приложением высочайше утвержденного проекта по сему предмету». В университете было десять профессоров: на юридическом — «всей юриспруденции», «юриспруденции российской» и «политики» (истории международных отношений и права), на медицинском — «химии физической и особливо аптекарской», «натуральной истории» и «анатомии», на философском — философии (логика, метафизика, нравоучение), «физики экспериментальной и теоретической», красноречия и «истории универсальной и российской, также древности и геральдики».

Увы, детище Шувалова и Ломоносова довольно быстро зачахло. К 25-летнему юбилею Московского университета число студентов не доходило до сотни; иногда на юридическом и медицинском факультетах оставалось по одному студенту и по одному профессору, который читал лекции по всем наукам; студенты занимались в университете не более ста дней в году, родной речи почти не слышно было с кафедр; люди хорошего общества побаивались отпускать в университет своих сыновей, поскольку там их могли «научить плохому». Только благодаря усилиям горстки энтузиастов, в первую очередь М. М. Хераскова, в 1763–1770 годах директора Московского университета, настойчиво добивавшегося введения русского языка в преподавание, ему удалось выстоять и со временем превратиться в престижное учебное заведение.

К 1790 году во всей Европе насчитывалось 143 университета[8]. Но тут во Франции, охваченной революцией, университеты, наряду со всеми другими профессиональными ассоциациями, запретили. 18 августа 1792 года Законодательное собрание приняло закон, по которому подлежали закрытию университеты, факультеты, медицинские общества и т. д. А 20 термидора 1-го года Республики (8 августа 1793-го) Конвент проголосовал за уничтожение всех академий и литературных обществ, запатентованных государством или находящихся на его содержании. Так во Франции был поставлен крест на шестисотлетней истории высшего образования.

Факультет вольных искусств. — Богословие. — Право. — Медицина. — Новые веяния. — О пользе перемены мест

В университетах было от трех до пяти факультетов. Подготовительный курс можно было пройти в коллегиях факультета вольных искусств. Этих искусств было семь, и курс подразделялся на два цикла: тривий (базовый), включавший грамматику, логику (диалектику) и риторику, и квадривий (арифметика, геометрия, астрономия и музыка, то есть гармония)[9]. Осилившие эту премудрость могли продолжить учебу на факультете богословия, медицины или юриспруденции. Уже в XIII веке наметилась специализация; так, Болонский и Орлеанский университеты славились юридическими факультетами, Монпелье — медицинским, Париж — теологическим.

Подавляющая часть студентов посещала только факультет искусств, где преподавали грамматику, философию, древнюю словесность. Получив степень магистра искусств, множество школяров этим и ограничивалось.

Впрочем, и это было немало. В XIII столетии, писал хронист из Сен-Дени в «Деяниях Филиппа Августа», «в Париже процветали философия и все отрасли знания, а семь искусств изучались и пребывали в таком почете, какого им не оказывали в Афинах, Египте, Риме или где бы то ни было в мире». Тогдашние поэты выражали ту же мысль в стихах, сравнивая Парижский университет со всем, что было «самым-самым» в мире. Обучение в Париже считалось необходимым для завершения образования, поэтому туда устремлялась самая знатная и изысканная публика: на острове Сите учились принцы крови, отпрыски знатных фамилий, будущие папы Целестин II (1124), Адриан IV (1154–1159) и Иннокентий III (1198–1216), а папа Александр III (1159–1181) отправил туда своих племянников. Из иностранцев следует отметить архиепископа Майнцского, святого Томаса Кентерберийского, Джона из Солсбери. Гора Святой Женевьевы притягивала к себе студентов из Дании.

За курс богословия, долгий и трудный, брались очень немногие: в конце Средневековья это часто были монахи нищенствующих орденов. В самом деле, требовался некий импульс свыше, чтобы сделаться теологом. В XVI веке в Швейцарии во время увеселительной прогулки по реке лодка со студентами опрокинулась, и они пошли ко дну. Один из тонущих, Олевианус, перед лицом неминуемой смерти принес обет, что если выживет, то бросит изучение права и займется богословием. С большим трудом ему удалось спастись. Он сдержал слово, поступил в Гейдельбергский университет и впоследствии стал проповедником.

Если в XII столетии будущие богословы стекались в Париж, чтобы разобраться в споре об универсалиях и сделать выбор в пользу реализма или номинализма, в XVII веке большим престижем пользовался факультет теологии университета в Дуэ, ставший ареной борьбы между иезуитами и янсенистами. Этот университет тогда привлекал к себе лучшие умы. Декарт читал там свое «Рассуждение о методе».

Киево-Могилянская академия готовила исключительно богословов; продолжительность обучения доходила до двенадцати лет, но студенты могли учиться и дольше, сколько пожелают, если оставались на второй, а то и на третий год в одном из восьми классов: аналогия (фара), инфирма, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия и богословие. Им преподавали церковнославянский, русский, латинский, греческий, польский языки, отечественную и мировую историю, литературу, поэзию, философию, а также нотное пение, катехизис, арифметику, риторику, богословие.

Курс в московских Заиконоспасских школах был рассчитан на 13 лет и подразделялся на те же восемь «школ». Ученики постигали грамматику, пиитику, риторику, логику и физику на латинском и греческом языках.

В европейских средневековых университетах высоко котировался факультет канонического права, поскольку юридическое образование давало больше возможностей для трудоустройства как в церковном, так и в светском мире. С XIII века преподаватели-богословы горько сетовали на конкуренцию со стороны юристов, которые привлекали к себе гораздо больше студентов. Даже высшие церковные иерархи чаще изучали право, чем богословие.

Болонский университет монополизировал преподавание римского права; этим занимались одновременно множество профессоров, у каждого из которых была своя школа. Студенты платили им за обучение либо индивидуально, либо в складчину. Парижу не было дозволено преподавать гражданское право — за этим надо было ехать в Орлеан.

Все студенты Орлеанского университета были клириками, многим предстояло сделать церковную карьеру, самые известные становились епископами, игравшими большое значение в царствование Людовика Святого, Филиппа III и Филиппа IV. После того как Анжуйский дом завладел Сицилией, он беспрестанно черпал нужные кадры в Орлеанском университете. В XIII веке изучение гражданского права и профессура были самыми надежными способами добиться высоких государственных должностей: Симон Парижский стал канцлером Королевства Сицилия, Пьер из Оксонна сделал карьеру в Англии — оба прежде преподавали в Орлеане.

Орлеанские юристы соперничали с болонскими; их преподавание основывалось на диалектическом методе и новом умонастроении, которое выражалось в неприятии затверженных толкований и несогласии с канонистами (учеными, занимавшимися церковным правом), вольной интерпретации текстов и наполнении общих идей большим практическим смыслом.

В эту же эпоху право преподавали и в Авиньоне, Безье, Монпелье, но пальма первенства быстро перешла к Тулузе. В 1284 году профессором тамошнего университета был Гильом Ферьер, учившийся в Орлеане и ставший затем вице-канцлером неаполитанского короля Карла II и кардиналом Франции при папе Целестине V. В XIV веке университет процветал благодаря заботе о нем двух пап — Климента V и Иоанна XXII, в прошлом профессоров права. Тулуза тоже разработала свою методу: так, Пьетро Перегросси, учившийся в Болонье и Орлеане, переводил свои итальянские комментарии на провансальский диалект, чтобы его лучше понимали студенты, — в Орлеане такое и представить себе не могли. Однако университеты поддерживали тесные связи и даже практиковали «научные обмены»: тот же Ферьер давал уроки в Орлеане.

Медицинские школы довольно быстро встали на путь самостоятельного развития. В середине XV века врачи добились права не пребывать в статусе клириков (надо сказать, что на практике это правило уже давно не соблюдалось). Медицинский факультет открывал хорошие перспективы в смысле материальной обеспеченности, но доктора могли найти себе клиентов только среди зажиточных людей; средний класс и беднота предпочитали обращаться напрямую к аптекарям, хирургам и цирюльникам, которые тогда выполняли нехитрые врачебные операции типа кровопускания. Теоретики-врачи считали, что практики-хирурги отбивают у них хлеб, и делали всё, чтобы исключить эту корпорацию из сословия ученых мужей, к которому принадлежали сами.