Игорь Царьков - Развитие правопонимания в европейской традиции права

В сфере социального знания широко стал использоваться философский метод мыслительного эксперимента, основанный на воображении, а не на реально созданных искусственных условиях. Поэтому мыслительный эксперимент по своей структуре отличался от естественно-научного. В нем невозможно было создать реальные искусственные условия, в которых объект (в данном случае человек) проявит новые качества, и, следовательно, невозможно было эмпирически зафиксировать результат эксперимента. Но по своим целям эти два метода совпадали.

Как и естественно-научный, так и мыслительный эксперимент ставил перед собой задачу «судить о самом предмете», каков он есть в действительности, и продемонстрировать это знание, разворачивая доказательную базу таким образом, чтобы любой индивид аутентично ее воспринял и не усомнился в истинности этого знания.

В политической науке пионером мыслительного эксперимента можно назвать Н. Макиавелли. Основная формула мыслительного эксперимента «Что было бы, если бы?» незримо сопровождала все творчество Макиавелли. В этой формуле заключалась инновационность политической мысли титана Возрождения. Так, например, Н. Макиавелли задает вопрос: «Что, если князь будет стремиться к славе щедрого государя?» и, гипотетически предполагая (воображая) такое положение дел, он логически доказывает, что данная «добродетель» государя приводит к социальным конфликтам и, как следствие, к утрате им политической власти. Таким образом им демонстрировалось, что «слава щедрого государя» излишня и даже пагубна в политической практике.

Также и гоббсовское естественное состояние «войны каждого против каждого» является воображаемой гипотетической конструкцией мыслительного эксперимента.

Мыслительный эксперимент в политико-правовой сфере предназначался для конструирования «идеализированных» общественных условий, и логическое доказательство этой «идеализированной» модели должно было продемонстрировать универсальный политико-правовой опыт, т. е. при воспроизведении «идеализированных» условий результат политической практики должен быть один и тот же.

В силу этого мыслительный эксперимент включал в себя два главных момента – выработку установки и ее реализацию. Причем установка (главный принцип) не избиралась произвольно, а достигалась путем процедуры исключения (абстрагирования) из сферы знания всего того материала, который являлся спорным в вопросе легитимации институтов государства и права и который возникал из полемики «свободы от господства или справедливого господства», т. е. сторонников радикального анархизма и сторонников многовековой традиции существования политического господства. Проще говоря, исключалось из базовых (первичных) условий все то, что определялось как искусственное, созданное на основе «бесконечной пластичности» человека, исключались все возможно мыслимые социальные институты и нормы, поскольку каждое общество, локально проживающее на одной территории, создает свои собственные социальные институты. Поэтому мыслительный эксперимент в своем первом аргументированном шаге абстрагируется от всякого исторического опыта и от всех искусственно созданных институций: правовых, нравственных, религиозных, т. е., как заметил О. Хеффе, необходимо было «отвлечься от правовой и государственной формы человеческого общежития»[153]. Просвещенческая политико-правовая мысль была поэтому принципиально внеисторична и внепартийна, за что ее часто обвиняли в последующие времена.

Проблема обострялась еще тем, что, начиная с Никколо Макиавелли, политическая власть стала пониматься как сила к принуждению, как способность заставить человека делать то, что, предоставленный самому себе, он не стал бы делать. Поэтому из рассуждения должны быть также извлечены все необоснованные предпосылки как «свободы от господства», так и «справедливого господства». При выполнении этих условий мыслительного эксперимента базовая установка будет необходимой (объективной), а не случайной, объективность достигается только в том случае, если содержание, оставшееся после совершения процедуры абстрагирования от искусственного, удовлетворяет принципу достоверности и если это содержание уже невозможно устранить, не потеряв из вида объекта исследования (в данном случае субъекта общественных отношений). Такие качества, составляющие «выпавшее в осадок» знание, считались «естественными» качествами субъекта в противоположность искусственно образованным и определяли предел «бесконечной пластичности» индивида. Только после этого совершался второй шаг мыслительного эксперимента – реализация установки, которая включала в себя конструирование модели «естественного состояния» общества, живущего до и вне всякого социально-политического принуждения, и обоснование необходимости институтов государства и права как институтов принуждения. В шаге реализации установки использовалась общая экспериментаторская формула «что будет, если…». Для социального знания это выражалось в возможности мысленно продемонстрировать варианты социального поведения индивидов, обладающих только исключительно «естественными» качествами.

На примере широко распространенного в то время сюжета о робинзонах можно ясно проследить шаги мыслительного эксперимента в философской легитимации государства и права. Так, представлялось, что на необитаемом острове живут равноправные и независимые робинзоны, обладающие «естественными» качествами – физической силой (тело) и инстинктом самосохранения. Эти качества индивидов, открытые после процедуры абстрагирования от искусственных образований, обладают свойством очевидности и взаимообусловливают друг друга. Физическое тело человека как эмпирически наблюдаемый объект, обладающий физиологическими (природными) инстинктами, и конкретный инстинкт самосохранения, без которого биологическая основа жизни человека лишается смысла. Индивид стремится сохранить свое тело настолько, насколько это возможно. Жизнь, таким образом, понималась максимально упрощенно, как биологическое существование, стремление сохранить свое тело.

«Естественный» человек – это прежде всего изолированный от других людей субъект, частное лицо, преследующее свои личные интересы и вступающее в отношения обмена с другими лицами различными деятельностями. «Природа» этих «меновых» отношений предполагает «природное» равенство людей в том смысле, что в сфере обмена ни один человек не может обладать привилегией и не может быть насильственно исключен из этой сферы. Общественное целое есть «сочетание и соединение различных движений». И хотя, как справедливо заметил М. А. Киссель, «за естественным человеком» просвещенного века скрывался буржуа, то есть вполне определенный и исторически ограниченный тип личности…»[154], тем не менее эта модель была прогрессивной моделью, направленной против «неестественных», «наследственных» привилегий, и являлась, как заметил тот же М. А. Киссель, «фундаментом всей предреволюционной идеологии»[155], призывающей к равенству политическому в соответствии с равенством природным.

Таким образом, изолированный «естественный человек» в ситуации «природного» равенства на свой страх и риск вступает в «меновые» отношения с себе подобными, используя свои природные качества (физическую и интеллектуальную энергии).

Эта модель демонстрировала, что люди не во всем тождественны друг другу. Если они одинаковы в своих правах жить вне принуждения и защищать свою жизнь, то по своей физической природе они не могут быть одинаковы, по крайней мере, один может быть сильнее, а другой слабее. Отсюда вывод – вступая в общение друг с другом с целью самосохранения, при необходимости сильнейший поработит слабого, или большинство слабых поработят сильное меньшинство. Следовательно, природа «естественных» социальных отношений представляет собой конфликт, поскольку «каждому было позволено делать все, что ему угодно и против кого угодно, а также владеть и пользоваться всем, что он хотел и мог обрести, равно как и извлекать из этого плоды»[156], и «до тех пор, пока продолжается это естественное состояние, ни один человек (как бы силен или мудр он ни был) не может быть уверен в том, что он сможет прожить все то время, которое природа обычно предоставляет человеческой жизни»[157].

Таким образом, социальный конфликт формулируется как базовое условие жизни общества. У Т. Гоббса это «война каждого против каждого», у Дж. Локка – конфликт между элементами «мира» и «войны» естественного состояния, у И. Канта – «необщительная общительность». Этим доказывалось, что дополитико-правовое состояние общества не является самодостаточным, что в «природе» индивидов отсутствуют качества саморегуляции, и делался вывод – человек в обществе не может жить вне принуждения и вне законов.