Борис Унбегаун - Русские фамилии

7

О церемониях при наречении новорожденному мирского имени у русских действительно ничего неизвестно, но судя по тому, что получение ребенком по достижении трех или семи лет нового имени сопровождалось специальным обрядом, связанным, в частности, с первым пострижением волос (см. Успенский Б. А. Мена имен в России в исторической и семиотической перспективе, с. 489), можно заключить, что и наречение первого имени было обставлено каким-то ритуалом. Следы «охранительной» (профилактической) и апотропеической магии и, следовательно, определенных ритуальных действий можно, по мнению А. М. Селищева, усматривать в ряде самих мирских имен, таких, как Найден, Продан, Краден, Куплен, Ненаш, отражающих обрядовую имитацию находки, продажи, купли, т. е. подмены новорожденного (см. Селищев А. М. Указ. соч.)

Для всех трех случаев (1а, 1б, 2) «глубинным» инвариантом патронима являлся родительный падеж (имеющий значение ‘сын такого-то’). В древнерусском языке (а также русском изводе церковнославянского — по крайней мере до XVII в.) вместо формы родительного падежа (в притяжательном значении) употреблялась почти исключительно форма притяжательного прилагательного в соответствующем числе и роде. Эта форма могла замещать форму родительного падежа даже в парадигмах, приводившихся в некоторых грамматических сочинениях. Поэтому формы типа бра́тов, Петро́в, го́стев, Гринёв, се́стрин, Фоми́н, епи́скопль, Бори́ш, па́ныч, Андре́ич (притяжательный суффикс *‑itj; в формах на ‑ович/‑евич, ‑инич — два притяжательных суффикса), равно как и формы типа сми́рно́го, Слепо́го (а также Жива́го, Дурново́), слепы́х, Черны́х, в большем соответствии со структурой русского языка эпохи становления русских фамилий (а не современного русского) следует рассматривать как формы родительного падежа. Это утверждение легко подкрепляется типологическими параллелями типа англ. Jones, фр. Désenfants, нем. Marx, греч. Παπαϊωάννου, араб. ʼIbn ʻAlī (т. е. «сын Али») и т. д.

Речь идет о «Соборном уложении царя Алексея Михайловича» 1649 г.

Соотношение суффиксов отчеств ‑ович, ‑инич, с одной стороны и ‑ыч, ‑ич, — с другой, правильнее рассматривать не в диахроническом плане (т. е. в том смысле, что первые были замещены вторыми), а в синхроническом, т. е. как деривативные варианты. Иначе говоря, формы на ‑ыч, ‑ич не следует трактовать как усеченные (да еще благодаря «небрежному произношению»), а формы на ‑ович, ‑инич — как плеонастические. В женских отчествах суффикс ‑ин «удерживался» (т. е. был обязательным) тоже не всегда, ср. Фоми́нич / Фоми́ч — Фоми́нична, но Ники́тич (форма Ники́тович имеет вульгарный оттенок в русском, но нормальна для украинского и белорусского: Ива́н Ники́тович Кожеду́б) — Ники́тична. В ряде близких к патронимам слов в современном русском языке сохранился след полноценной производности суффиксов ‑ыч, ‑ич, ср. змей-горы́ныч, па́ныч, ба́рич, дрего́вич, ерофе́ич, кня́жич, криви́ч, пскови́ч, ради́мич, ро́дич, соо́тчич, соро́дич и др. в отличие от слов типа короле́вич, царе́вич, попо́вич.

Фамилии «восточного» происхождения типа Бадма́ев, Али́ев образовывались по той же модели, что и фамилии от основ на ‑ј, поэтому нет ничего неожиданного в том, что использовался суффикс ‑ев (а не ‑ин), ср. Карава́ев.

Полной формой канонического имени Семён является Симео́н, а не Симо́н, ср. соотв. греч. Συμεων и Σίμων (оба, впрочем, из др.-евр. Šiməʻôn).

Объяснение фамилии Бесту́жев как производного от бессту́жий (ср. безсту́дный, безсту́дливый, безсту́жь, безсту́жество, безсту́дник в словаре В. Даля) выглядит убедительным и наряду с этимологией др.-русск. имени Бесту́жь представляется даже традиционным (ср. Веселовский С. Б. Ономастикон, с. 33). Не исключено также, что имя Бесту́жь (и соответственно фамилия Бесту́жев) было связано с общеслав. основой *tǫg‑/tęg‑ ‘тугой, туга, тужить; тяга, тяжкий’. В ст.-сл. текстах слово тѫжити соответствует греч. λυπεῖσθαι; имя Бесту́жь может быть калькой греч. Ἀλύπιος ‘беспечальный’ или же независимым семантическим образованием в древнерусском.

Третью часть имени родоначальника Ермоловых Ермо́ла вовсе не обязательно рассматривать как уменьш. форму христианского имени Ермола́й, греч. Ἑρμόλαος. Скорее оно состоит из тюркских корней er/är ‘муж, мужчина, храбрец’ и molla < арабск. mullā ‘мулла, учитель закона, священнослужитель’ (ср. Баскаков Н. А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1979, с. 174—175; здесь же и другой вариант объяснения: er + bol ‘будь’ > mol, ср. казахское имя Erbol; на связь рода Ермоловых с Золотой Ордой указывает, по мнению Н. А. Баскакова, наличие в гербе этого рода трех пятиконечных звезд). Кроме того, если бы фамилия Ермо́лов была образована от уменьш. формы крестильного имени Ермо́ла, то она в соответствии со стандартной моделью имела бы вид Ермо́лин (как Нико́лин).

Фамилия Соколо́в (как и Жемчуго́в) образовалась до того, как слово со́колъ сменило акцентную парадигму (а. п.) b на а. п. a; старое ударение род. пад. ед. ч. было именно сокола́ (Зализняк А. А. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985, с. 53, 134, 187).

Фамилия Но́вико́в происходит от но́вик ‘прислужник княжий из недорослей, паж; новобранец, новичок’ (см. словарь В. Даля, т. 2).

Фамилии Бело́в, Черно́в, Красно́в могли быть образованы от кратких форм др.-русск. прилагательных бѣ́лъ, чь́рнъ, кра́сьнъ, которые принадлежали к акцентной парадигме (а. п.) b и имели неподвижное ударение на окончании: род. п. бѣла́, чьрна́, красьна́, откуда и ударения в рассматриваемых фамилиях. Если бы от краткой формы прилагательного тълстъ таким же путем была образована фамилия, она имела бы вид *То́лстов, поскольку тълстъ принадлежало к а. п. c, и род. п. имел бы вид тъ́лста. Зато полная форма этого прилагательного имела ударение тълстъ́јь, откуда и фамилия Толсто́й. Вероятно, в отношении ударения фамилия Толсто́в испытала влияние со стороны фамилии Толсто́й.

На самом деле фамилия Пнин склонялась как прилагательное с ударением на окончании, т. е. род. п. Пнина́, тв. п. Пнины́м (так же как фамилия Репни́н), а не как существительное с ударением на основе, т. е. род. п. Пни́на, тв. п. Пни́ном. Ср. стихотворение Н. А. Радищева «На смерть Пнина»: Пнина́ всяк добрым называет // И всякий прах его почтит.

Церковнославянская форма русских канонических имен действительно отражала поздневизантийское греческое произношение, но ни о каком «обычном» латинском посредстве говорить не приходится. Если бы такое посредство было нормальным, то в русском языке имена Κύριλλος, Βαρβάρα, Θεόδωρος, Εἰρήνη и т. д. имели бы вид Цирилл, Барбара, Теодор, Ирена и т. д., а не Кири́лл, Варва́ра, Фео́дор, Ири́на и т. д. Как раз наоборот — латинские имена подвергались «грецификации», т. е. преломлялись в том же поздневизантийском греческом произношении: так, лат. Benedictus, Bonifatius, Caesarius, Ducitius, Felix, Marcellus, Rex, Urbanus, Valerius через посредство греч. Βενέδικτος, Βονιφάτιος, Καισάριος, Δουκίτιος, Φῆλιξ, Μάρκελλος, Ῥῆξ, Ουρβανός, Ουαλέριος перешли в русск. (ц.‑сл.) Венеди́кт, Вонифа́тий, Кеса́рий, Дуки́тий, Фи́ликс, Марке́лл, Рикс, Урва́н, Уале́рий (а не Бенедикт, Бонифаций, Цезарий, Дуциций, Феликс, Марцелл, Рекс, Урбан, Валерий; последнее имя появляется в латинизированной форме только во второй пол. XVII в.).