Норман Кон - Благословение на геноцид. Миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколах сионских мудрецов»

После того, как дама изложила знакомые нам заговорщицкие идеи «еврейских мудрецов», Меньшиков выразил ей свои сомнения: «Помимо репутации Соломона, как умного человека, помимо крайней рискованности поручить выполнение столь хитрого плана Бог-весть скольким поколениям суетливой, нервной, легкомысленной расы, — подлинность протоколов выдает их стиль. Я столько лет возился с рукописями, что сквозь стиль довольно быстро угадываю, какой категории автор… В данном случае, стоило бросить взгляд на «протоколы сионских мудрецов», чтобы угадать и место, и время, весьма отдаленное от царя Соломона».

Кончается статья следующим: «Так как, по уверениям дамы, разоблачение столь страшной тайны грозит мне немедленной смертью, то должен предупредить убийц, что копия точь в точь таких же протоколов имеется у одного петербургского журналиста, а может быть и не у одного. Это я уже узнал потом».

Анализируя отрывки из статьи, попытаемся понять, почему С.А. Нилус больше преуспел в пропаганде «Протоколов», чем Юлиана Глинка.

Демонстрируемые Глинкой мистические постижения в духе Е. Блаватской не очень-то сочетаются с цинично-практическими идеями «Протоколов». Рассказ о творении мира с претензией на глубину проникновения в Божественный замысел и детектив с похищением «Протоколов», угрозами убийц, не могут существовать в рамках одной композиции. Фальшь сообщения Глинки режет слух, И опытный журналист мог отнестись ко всему этому только иронически. Политический адрес (консервативно-шовинистическая газета, журналист-юдофоб) был выбран правильно, но психологический расчет ошибочен. «Протоколы» не были восприняты Глинкой как истинное откровение. Для нее обращение к Меньшикову — служебное поручение и только. Меньшикову же, реалисту и цинику, который постоянно варился в котле российской политической жизни, дешевая мистика, сопровождавшая «Протоколы», оказалась психологически чуждой. Обращение Глинки к известному журналисту могло иметь только одну цель — публикацию «Протоколов». Ее заявление, что разоблачение журналистом «столь страшной тайны» грозит ему немедленной смертью, казалось бы, противоречит цели, но не надо особой проницательности, чтобы понять: заявление Глинки об убийцах должно было возбудить профессиональное честолюбие Меньшикова и способствовать быстрой публикации «Протоколов». Хитрость этой светской дамы не намного превышала возможности ее ума.

Нилус с его параноической установкой воспринял «Протоколы» органически (как элемент эзотерического мира), и для него они стали частью его собственного апокалипсиса. Он верил в них, и пропаганда их была столь же страстной, как и пропаганда его апокалипсиса.

Человек недалекий и к тому же не веривший в истинность своего дела, Глинка не имела шансов сыграть роль возбудителя массового движения.

«Протоколы сионских мудрецов» были опубликованы только полтора года спустя в газете «Знамя», редактором-издателем которой был П.А. Крушеван, инициатор страшного кишиневского погрома. Появились они под заголовком «Программа завоевания мира евреями».[179] Публикация эта вызвала некоторый интерес только среди самых темных слоев населения и впоследствии была почти забыта.

Появление «Протоколов» во втором издании книги С.А. Нилуса «Великое в малом» (1905 г.) вызвало несколько больший отклик. Во-первых, «Протоколы» были изданы на сей раз не кровавым погромщиком, а церковным писателем, во-вторых, страна вступила в полосу потрясений, связанных с русско-японской войной, революцией 1905–1907 годов и последующей реакцией. Такие события всегда ведут к поискам виновных.

Идея жидомасонского заговора, усиленно пропагандируемая деятелями национально-монархического движения, получила теоретическое обоснование.

Первая мировая война, крушение империи, ужасы террора — все это нарушило нормальную жизнь страны и вызвало ощущение «последнего времени». В такой обстановке «Протоколы», соединенные с апокалипсисом Нилуса, стали находить новых приверженцев. Вместе с черносотенцами «Протоколы» пересекли границы отечества.

Искренним приверженцем идеи жидомасонского заговора был один из создателей «Союза русского народа» Н.Е. Марков-второй. Будучи уже в эмиграции, он сетовал, что русское общество, «ослепленное масонским либерализмом», недоверчиво и несерьезно отнеслось к разоблачению еврейского заговора С. Нилусом, выпустившим «Протоколы сионских мудрецов».

Политические убеждения Маркова-второго в эмиграции не изменились, но естественным образом, как, впрочем, и многих других черносотенцев, привели к апологии нацизма. Ретроспективная оценка роли его организации в годы первой революции дается им красноречиво и однозначно: «Образовавшийся в конце 1905 года Союз русского народа явился мощным и всенародным выразителем этих здоровых, глубоко национальных убеждений. Построенный на тех же основаниях, на которых семнадцать лет спустя построился итальянский фашизм, Союз русского народа в первые годы своего существования сыграл крупную историческую роль и действенно помог ослабшей в борьбе с темной силой государственной власти осилить совсем было разыгравшуюся революцию 1905–1907 года».[180]

Враг парламентаризма Марков-второй видит причину крушения Российской империи в том, что «правительственная бюрократия — в большинстве своем — открыто стала на сторону Государственной Думы». Неспособность национал-монархистов предотвратить свержение самодержавия он объясняет так: «Бунт против царских властей — во имя царской власти был невозможен. Приходилось отказаться от наступательной, государственно-строительной деятельности (иначе фашизма) и отступить в глубокий тыл для сбережения святыни и знамен самодержавия».[181] Показательно, что вожделенная для него государственно-строительная деятельность была равнозначна фашизму.

В книге Н. Кона говорится о сотрудничестве Маркова с гитлеровцами, защитниками «Протоколов», во время судебного разбирательства в Берне. Перлом аргументации Маркова является вздорное утверждение о том, что газета Милюкова, напечатавшая рассказ дю Шайла о Нилусе, помещалась в синагоге.

«Извечный заговор злобствующего иудаизма» он усматривает в таких разнородных явлениях, как реформация (в частности, пуританизм, кальвинизм, анабаптизм), движение Кромвеля, французская революция 1789 года, все смуты и революции XIX и XX столетий, «широкий заговор Петрашевского, в котором, увы, оказался замешанным и великий наш писатель Ф.М. Достоевский», русско-японская и первая мировая войны.[182] Он называет врагов по имени, в частности, Мережковского, «природного каббалиста», H.A. Бердяева, «того же темного духа профессора», С. Булгакова, «ныне протоиерея евлогианского раскола».[183]

Вместе с нацистским идеологом Розенбергом Марков сетует на то, что Муссолини «был вынужден склониться перед силой еврейства»,[184] иными словами, не разделил ту расовую теорию, которая впоследствии воплотилась в «окончательном решении еврейского вопроса» немецкими нацистами. Он сетует также на то, что английская аристократия «утратила, чистоту англо-саксонской расы», породнившись с богатыми евреями.

Начав с антисемитизма «христианского», Марков пришел к антисемитизму расовому. В этом смысле исторический антисемитизм повторяет онтогенез идеологии Маркова.

Литературное творчество этого «национал-государственника» несет на себе отпечаток паранойяльного мышления.

Впрочем, этот тип мышления свойственен и многим другим идейным борцам с масонами. Для примера обратимся к творчеству В.Ф. Иванова, автора книги «От Петра Первого до наших дней» (Харбин, 1934). Специалист по истории масонства польский ученый Людвик Хасс говорит о нем, как об «одном из наиболее серьезных русских антимасонских писателей».[185] Справедливости ради заметим, что эта высокая оценка дана Хассом после упоминания того, что он деликатно назвал «публицистическими статьями в духе авторов журнала «Наш современник» и «научно-историческими или полунаучно-историческими брошюрами Н.Н. Яковлева, В.Я. Бегуна и прочих».

Как и Марков-второй, В.Ф. Иванов усматривает всемирный заговор масонов во всех крупных религиозных, военных и социально-политических потрясениях двух последних столетий.

Итак, послушаем серьезного антимасонского писателя:

«Наполеон одерживал победы над своими многочисленными врагами не потому, что он был «гениальный» полководец, а потому, что в стане своих врагов он имел преданных союзников, которые создавали ему победы и поражения собственным государствам» (с. 288).

Автор не только указывает имя преданного союзника Наполеона в России, но и дает ему однозначную характеристику:

«Бездарный как полководец, Кутузов нужен был русским и французским масонам в достижении общей цели, и он был против воли и желания императора назначен главнокомандующим» (с. 291).