Захар Прилепин - Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Проводили нас до номера, сразу давай включать телевизор — вот, мол, работает.

— Выключи, бога ради, — говорю, — я и дома его не смотрю.

Он без обиды:

— А мы тут три месяца без света были, для нас в новинку!

В Луганске, да, появился свет — там, где свет, возможен хоть какой-то обогрев. Свет — жизнь.

Если в прошлый раз я первого человека увидел в городе через полчаса езды, то в этот раз их… ну, как выразиться… чуть не сказал: много. Как в российском городе ночью. На каждой улице есть два, пять, семь человек, а то и десять. Видел даже одного весёлого хипстера, он деньги менял вместе со мной. Ушёл куда-то, едва не приплясывая, в белой курточке.

На многих ополченцев даже смотреть холодно: в осенних куртках, каких-то шарфиках, в летней обуви. Зато все бодрые и крайне мотивированные.

…Хотя на передовой, в окопах, вообще все смерзаются и там не так весело. И света там нет. Разве что светопреставление случается.

На российском пограничном пункте словоохотливая женщина в окошечке, разглядывая мой паспорт, спросила: «И что, все ваши?» Глянул, что она там смотрит: страницу с детьми, оказалось.

— Мои.

— Все четверо?

— Ну да.

— И чего вы туда едете тогда, когда у вас четверо детей?

— Чужим детям тоже надо помогать.

— О своих надо заботиться, — сказала она мне строго и вернула паспорт.

Хотел ей ласково сказать:

— Что ты понимаешь, глупая баба.

Но мне груз надо провозить было. Ещё не пустили бы.

С утра Луганск почти оживлён в районе рынка — много машин, люди. Цены безумно высокие. Сейчас тут активно работают челночники — завозят продукты из России, здесь перепродают, выгода в сто процентов, как минимум. Местные, по лицам видно, ребята, греют честные трудовые руки на войне.

Немного общались с одним командиром — позывной Змей. Мужик лет пятидесяти, тонкие, почти аристократические черты лица, спокойный, радушный, улыбчивый. По типу — учитель рисования из очень хорошей советской, а то и досоветской школы. Руководит разведкой здесь. Закинули им сигарет и тушёнки.

С утра в станице неподалёку от Луганска была артиллерийская перестрелка. Работали гаубицы.

Заезжали в расположение подразделения «Ночных волков» («русские мотоциклисты», как они сами себя охарактеризовали) — феерические ребята, гостеприимные, ну и, надо сказать, очень стильные: совмещение военной формы с байкерскими фишками выглядит отлично.

Один из них из Киева, у него, что называется, «семейная трагедия». «Мне, — рассказывает он, посмеиваясь одними глазами, — мама говорит: ты предал флаг своей родины. Я ей отвечаю: мама, какой “флаг”, какой “родины”? — я родился в 1976 году в СССР!»

Происходящее в Новороссии их командир — позывной Прокурор — называет «одиннадцатым сталинским ударом» (их было в Отечественную, как известно, десять).

Белый бюст Сталина стоял тут же и присматривал за нашим скромным застольем. (Водку подали в канистре.) Приехавший вчера к нам Саша Скляр дал здесь третий концерт за день. «Когда война на пороге», песни Высоцкого, казачьи песни — Саша был нереально крут.

«Ночные волки» рассказывали, что их ополченцы-осетины заехали к украинскому блокпосту на БМП. Один вышел и спрашивает с характерным акцентом:

— Пацаны, а где тут укры стоят?

Им отвечают:

— Укры? Ну как где. Везде.

Тут другой осетин вылезает из люка и кричит:

— Как дела, брат?

Осетин, который на блокпосту стоит среди украинских солдат, на своём осетинском ему отвечает с улыбкой:

— «Как дела, брат»? Это украинский блокпост, брат!

Короче, они вежливо попрощались, сели в свою БМП и поехали обратно.

На блокпосту, к счастью, стояли совсем молоденькие украинские призывники — то ли не поняли ничего, то ли сделали вид, что ничего не поняли. Вслед стрелять не стали.

Тут много интересного, друзья.

В Луганске встретил Гришу Тишина — легендарного нацбола, пришедшего в партию лет в двенадцать, он был такой «сын полка».

С него во многом был списан Санькя Тишин, главный герой моего романа «Санькя».

Гриша по второй раз уже заезжает в Новороссию. Первый раз — ещё в мае.

В качестве ополченца.

По дороге из Луганска в Донецк на некоторых участках случаются пробки. Количество бронетехники, которое в ближайший день окажется под Донецком, мягко говоря, впечатляет.

На броне оригинальные надписи, судя по всему, имена личные: «Казак», «Зевс», «Гарант» и т. д.

Видимо, трофеи. Очень много трофеев. Эпическое количество трофеев.

Но в прошлый мой заезд я с ними не встречался.

Во что вылилось бы наступление для украинской стороны в эти дни, представить сложно. Но можно.

…Если отойти чуть в сторону, вдруг увидишь, как целое государство стоит на табуретке. Вот-вот прыгнет. Одно непонятно: оно прыгнет с табуретки — и во все стороны полетят обломки всего подряд — или прыгнет — и зависнет ногами в воздухе над повалившимся набок табуретом.

Среднестатистический пост среднестатистической женщины с той стороны. На этот раз из Одессы, зовут Зоя.

«Вернулась вчера львовским поездом. До сих пор не могу прийти в себя от увиденного, услышанного там, на западе нашей страны. Патриотизм зашкаливает! Пофиг, на каком языке ты обращаешься, хоть на языке племени “мумба-юмба”, не говоря уже о русском. Доброжелательно расскажут, покажут, даже проведут. Моментально переходят на русский. Ходила по Львову и думала: “Где же повешенные москали?” А НЕТУ! Все хотят МИРА! Но… Не дай бог туда сунется х…ло. От мала до велика встанут на защиту родной земли. Витает в воздухе: “Не віддамо рідну Україну!” Я в захваті від нашого народу. СЛАВА УКРАЇНІ!»

…Брату Илюхе сейчас вслух прочитал, он говорит: «…В конце всё-таки не хватает “Москаляку на гиляку!”. Так и напрашивается».

Посмеялись.

…Гуляет женщина по городу и думает: где же повешенные москали, где же они? «Нету!» — отвечает сама себе, и радость её становится огромна.

Здесь, на Донбассе, тоже все хотят мира. Но его тут гораздо меньше, чем во Львове.

Я тоже люблю Львов, прекрасный город. Тоже не видел там повешенных москалей. Хорошо всё-таки, что там не вешали москалей. Здесь тоже никто не вешал украинцев. Но бомбят всё-таки Донецк.

Что-то не склеивается всё время.

…Тут нас с утра встречали двое ополченцев. Оба молодые парни. Один — с Луганска. Другой — с Краматорска. Местные, коренные. Имейте в виду, друзья мои, что и здесь, с противоположной стороны АТО, тоже вполне можно сказать: я в захваті від нашого народу.

Развозим по Донецку гуманитарку.

Два месяца назад тут был полумёртвый город с ежедневными бомбёжками. Сейчас Донецк полон машин, девок в ресторанах, ополченцев, уставших без войны, или войны так или иначе избегающих (в аэропорту по-прежнему воюют подразделения Гиви и Моторолы — но, кроме них, в городе стоят тысячи других ополченцев), город столичных гостиниц с дикими ценами, заматеревших очаровательных и прожжёных военкоров, рекламных огней и…

…И неожиданно, часа четыре назад, отработавшие (отсюда) «Грады» вообще никого, кажется, не удивили.

Украинская сторона возводит оборонительные укрепления и периодически постреливает в эту сторону. (Выяснять, кто первый стреляет, давно уже не имеет никакого смысла — откуда начинать? С утра? С обеда? С минских соглашений? Никто ничего не соблюдал — откуда ни начни.)

Украина не имеет никаких шансов закончить войну с победой. Если начнётся обещанное наступление — оно станет крахом политической системы Украины.

Новороссия хочет отдыха, зарплат и праздника (в Донецке) или хотя бы тепла, и всё тех же зарплат и пенсий (в Антраците, Луганске, деревнях и сёлах).

Ополчение перетаптывается и всё-таки, наверное, не имеет полностью убедительных шансов развить удачное наступление по всем фронтам с далеко идущими целями. Как мне сегодня сказали: «Мы партизаны — просто действуем не в лесу, а в городах. Партизаны бетонных высоток».

Россия смотрит на всё это очень внимательно. Иногда кажется: это внимание удава. Кольца играют и отсвечивают на предзимнем солнышке. Хотя, может, он спит, этот удав.

Общались с главой парламента Донецкой народной республики Андреем Пургиным, очень интересный тип. Немного похож на русского писателя-почвенника — который не стал писателем-почвенником, а стал политтехнологом.

Если б с одной стороны от Пургина можно было посадить писателя Василия Белова, а с другой писателя Владимира Личутина — они смотрелись бы как братья.

Говорит, посмеиваясь: «Страна Украина загибается. Для фашиствующих обществ нет разницы, загнётся оно, сдохнут ли все с голоду — не важно. Они всё равно все будут мобилизоваться, ставить кого-то под ружьё и колоннами гнать на убой. Фашистский режим должен с треском проиграть, и проиграть, по большому счету, военным путем.