Захар Прилепин - Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Ополченцы тоже не расскажут. У них своих забот хватает. Да и вообще они не очень разговорчивы.

В итоге вся эта история — её как бы и не было.

А если б случился блицкриг, что было бы, ой! Киев доложился бы всему миру, как они разметали российских федералов, чеченский воздушный флот и спецназ ВДВ. Европа вздохнула бы о разнесённом в пух и прах Донецке и констатировала: силы сепаратистов побеждены государственными войсками в рамках АТО, допущен ряд военных нарушений, мы обязательно их расследуем.

В России бы радостно и белозубо хохотал Борис Немцов и компания: что, ватники, Путин слил? Погодите, вам ещё устроят «русский мир» и «евразийскую империю»! Крым на очереди!

Патриотическая общественность тоже бы расстраивалась и печалилась: Путин всё-таки слил, Путин всё-таки слил, потому что Путин — охранник бензоколонки, вот кто он.

Но так как нам никто ничего не сказал, все безмолвствуют.

Ну, вроде там что-то постреливает на Донбассе. Но кто поймёт, что там постреливает.

…На этом месте история, конечно, не заканчивается.

Мы были свидетелями всего лишь одного акта: как не получился блицкриг.

Послезавтра Порошенко велит подогнать свеженабранные части на прежнее место и попытается повторить то, что провалилось теперь. У него ещё много людей в стране.

Точно одно: Порошенко лжёт про мир, лжёт, как и лгал до сих пор. Он просто понял, что на данный момент в случае реального противостояния его армия может развалиться и открыть пути на Одессу и Харьков.

Но всё может измениться: это же третья мировая, она уже началась. Тут ежедневно появляются или исчезают козыри, рушатся репутации, пропадают миллиарды, но и появляются козыри, появляются прибыли, рождаются герои.

Нам просто захотелось рассказать вкратце, как обстоят дела на сегодня.

Иногда кажется, что про донбасских ополченцев спорят, как про инопланетян.

Словно их никто толком не видел — поэтому сочинять о них можно что угодно.

Одни предпочитают думать, что ополченцев вообще не существует — это всё переодетый российский спецназ им. Кадырова.

Другие уверены, что под покровом ночи террористом Стрелковым был сломан замок на местной зоне и оттуда вырвались на волю насильники, бандиты и мошенники, которые расхватали автоматы и пошли защищать родимую землю, на которой стояла их любимая тюрьма.

Третьи, напротив, рисуют ополченцев в небесных тонах, наделяя их чертами, которые особенно симпатичны: «правые» патриоты уверены, что ополченцы — это националисты, «левые» уверены, что ополченцы — истинные коммунисты.

Чтоб снять все эти вопросы — надо больше общаться с самими ополченцами.

Во многом ещё надо разбираться бережно и благодарно. Они ведь не сразу на войне родились — у них были родители, было детство, кто-то их воспитал — это всё не случайно, правда?

Что-то должно важное произойти с человеком, если он оставляет свою такую прекрасную мирную жизнь и идёт туда, где его ежедневно могут убить.

Ополченец Ринат, думаю, в каком-то смысле показательный.

Он местный, но не украинец — таких много. Он молодой — а воюют сегодня, в большинстве своём, молодые. Он в ополчении почти с самого начала.

И он рассказывает:

«Я с Донецка.

Отец мой — казах. Родился он в селе на самой границе с Казахстаном в волгоградской области. Сын офицера, до пятнадцати лет был пастухом, чабан. Типичный советский двоечник. Много хулиганил, но и очень много читал, до сих пор любую книгу за один день прочитает. После армии у него было много бакланки и неудачный брак. Ну, отец и решил поехать к брату в Донецк. Там и остался. Обычный строитель, работяга, вспыльчивый и средне выпивающий. По жизни ему очень не везёт с деньгами, хотя имя его — Сансизбай — переводится как “бесчисленно богат”.

Мать — женщина с интересной родословной. Вообще она русская, но дед её был немец, прадед соответственно — немецкий аристократ, директор конезавода. Мама — женщина необычная, очень красивая, очень начитанная, хоть и без высшего образования. Любое стихотворение Есенина может продолжить по памяти. Я у них ребенок довольно поздний. Им сейчас уже обоим за шестьдесят…

Я считаю себя русским. Но русскость присутствует на уровне менталитета, душевного строя. А кровь — это да. Видишь лошадей, и — какая-то тяга непонятная… Ещё малым попробовал кумыс — и хорошо помню этот вкус; жаль только, у нас его вообще делать не умеют…

Вырос я в нормальном для пацана районе, с репутацией наихудшего, на Петровке. Было много драк, если честно, но для моего сверстника из шестидесятых — восьмидесятых годов — это, думаю, в пределах нормы. Просто на районе было очень много понтов — особенно черных рэперских: все хотели быть похожими на группу Wu-Tang Clan и черных парней из американских фильмов; ну и вообще старшие обижали младших и так далее. Из-за этих самых драк, как на улице, так и в школе, мама в девять лет меня отвела на бокс.

В девятнадцать лет получил травму плеча. И — прощай, спорт. Долго хотел вернуться, зарабатывал деньги на операцию. Где только не работал: на стройке, грузчиком на рынке, на конно-спортивной базе… Несмотря на учёбу в технаре, всё равно без спорта было много времени. Я почитывал и до этого, но в то время литература ещё больше заинтересовала. Любимые книги были “Спартак” Джованьоли, “Диво” Павла Загребельного, “Десять меченосцев” Ёсикавы. Ну, все книги мужских писателей: Хемингуэй, Джек Лондон, стандартный набор.

В историческом плане мои любимые темы — Запорожское казачество и УПА.

Ну, про казачество понятно, объяснять не надо: там и романтики хоть отбавляй, и героев предостаточно. Литературы об этом — завались, всё-таки предмет “История Украины” был один из основных.

Ну а про УПА стал копать из любопытства. Учебники говорили одно — герои, освободители, а моё окружение из взрослых людей — совсем другое. А вдруг меня обманывают папы, мамы и тёти? Вдруг — это и вправду были борцы за свободу и справедливость, а не кровавые бандеровцы?

Пообщался с ветеранами, спрашивал мнение знакомых поляков. Попросил соответствующей литературы у местных историков… В общем, мне уже тогда стало понятно, для чего на Западной Украине создают таких героев. И как легко они купились на исторические лазейки! Они всегда кричали: “Бандера тоже был в лагерях у немцев! Бандера с немцами ничего не подписывал! Они сражались как львы против всех!”

Взгляды мои уже тогда “левели” — и точно не из-за литературы. Вся эта современная элита была непонятна, интеллигенция казалась чужой: все они хаяли Советский Союз, многие стали ряжеными монархистами. Может, в моём случае сказалось влияние товарища Чернышевского, но я тогда уже думал, что в XIX веке были не только балы, гусарство и Наташи Ростовы.

Да и чего они так ненавидят СССР? Я жил возле когда-то мощнейшего домостроительного комбината, который был разворован и закрыт в девяностые. Мама мне рассказывала, как она на свою посредственную зарплату объездила весь Союз в туристических походах. Тренер говорил про нереальное развитие спорта в те времена. А отец всё ностальгировал по заводу. Да и весь район алкоголиков и смурных работяг состоял из некогда веселых и вполне уважаемых пролетариев. Ну и все эти рассказы происходили на фоне блядства и коррупции девяностых и “нулевых”, в которых я жил.

Когда начался Майдан — я на фруктовом складе грузчиком работал. Думал про Майдан: обойдётся. В марте застал начало протестов в Одессе: я там заочно учился и на сессию приехал. Когда мне говорят, что Одесса сделала свой выбор — я просто посылаю нахер этих людей. Потому что видел, кто на эти Украинские марши ходил.

В Одессе есть пара очень хороших вузов, в которые едет учиться молодежь из Западной и, ещё чаще, из Центральной Украины. Именно они всю движуху и создавали. Плюс заезжие гастролеры: хунвейбины и гитлерюгенд чистой воды, только украинской закваски! Без них никуда.

Еле себя сдерживал, когда их шествия проходили прямо под моим балконом на Французском бульваре.

Уже вернувшись домой, смотрел видео, как наши пацаны разгоняли сторонников Майдана. Тогда ещё ни одного флага ДНР видно не было.

Заметьте разницу в жестокости. При донецкой расправе, когда наших было больше, а их только два автобуса, — у них погиб один человек. Я не говорю “только лишь один”: и один — много, — но могло быть хуже. Люди не давали забивать гастролёров до смерти, поднимали, отряхивали и отпускали.

В ополченцы пошёл после случившегося 2 мая в Одессе. Я знал сотни настоящих отморозков с Донецка. Но я никогда не поверю, что они так смогли бы бесноваться и так гордиться тем же кошмаром, что устроили эти, в Одессе. Это выше моего понимания! Девочки, делающие коктейли, и девочки, равнодушно смотрящие на обгорелых людей, — думаю, у многих это засело в памяти. А когда останавливали пожарную машину там, помнишь? Так и хочется крикнуть во всю глотку: КАК?! Как они могли это сделать? Тут ни одни аргументы не помогают.