Собачья роза. Бутон, шипы и прочее… - Роман Щипан

Нет жив ещё. Миледи, как?!

Где быстрый клык мизерикорда?

И заключительным аккордом

коленом в зад? Ну, я — в кабак!

Узрею истины я свет

со дна бутылки иль стакана;

и к Вам вернусь я из нирваны

(конечно же, в дымину пьяным!)

лишь через пару тысяч лет…

Красногубой вампириной

весом этак в полтонны

шаровая валькирия

подхватила Платона

и калёною чайкою

у скалистого Крита

так, случайно-нечаянно

увлекла Демокрита…

Но игольчатой магией

без излишнего шума

их распял на бумаге я

с интервалом в полдюйма.

Чалма, лопатой борода,

кальяна дым — густой и крепкий,

у. е., халаты… Навсегда

забыты вы, цветы сурепки!

На дню пять раз творить намаз

зовут горласто муэдзины…

У. е. и пара чёрных глаз

под паранджой… И комья глины

в руках умелых гончара

становятся горшком, кувшином

и пиалой. Зелёный чай,

такой же, как у. е., зелёный,

среди пустыни раскалённой

в песок прольётся. Невзначай

струна запретная задета.

Послав к шайтану все запреты,

мы сотворяем грешный рай.

Увы, никогда не бывал я на славном Майдане;

Крещатик не видел, когда зацветает каштан…

Сижу на Парнасе, грызу апельсин-померанец,

и чую нутром — Фудзияму окутал туман.

Там сакура спит, в сладкой неге весну ожидая;

в оранжевом весь, приближается к храму сенсэй…

А в скалы прибрежные бьётся волна штормовая —

тайфун надвигается, словно сорвавшись с цепей.

А я на Парнасе сижу, весь такой иностранец…

Родную Ямато вдали то тряхнёт, то зальёт,

а здесь — хорошо… Есть нора, и грызу померанец.

Хотя по секрету скажу: померанец — не мёд.

Дичок-апельсинчик оранжевый, вовсе не мёд.

Место, которого нет.

Время, которое мнимо.

Клином там сходится свет

в пепел с чужих сигарет,

в облако сизого дыма.

Вечность проносится мимо;

в миг — мириадами лет.

Рядом — зануда-поэт.

Сердце без маски и грима.

Скучен невообразимо:

вечно приносит сонет,

но — без цветов и конфет.

Время-то, знаете, мнимо;

денег, естественно, нет.

По оврагам посохла седая полынь,

моросящим дождём заштрихован рассвет…

Принимаю с достоинством твёрдое «нет»

от прекрасных принцесс и от мудрых богинь.

От прекрасных и мудрых растяп и разинь

ухожу, усмехаясь, и путаю след.

На ходу сочиняю корявый сонет.

В нём слова — точно камни безводных пустынь.

Вот он — каменный сад, что чудесен, как сон:

изумрудной листве нипочём суховей,

и свисают плоды с узловатых ветвей…

Только роза никак не раскроет бутон,

никогда не чирикнет в траве воробей,

и на бурой скале греет брюхо дракон.

В память картинка засела

острой занозой

(Привидится же спросонок!):

под отцветающей белой

собачьей розой —

мокрый дрожащий котёнок.

Снегом пушистым тропинки зима засыпает,

тусклое солнце по небу устало бредёт…

Ну-ка, гляди веселей — Новый год наступает!

Грусти-печали с собой не тащи в Новый год.

Грусти-печали оставь уходящему году —

пусть захлебнётся, обманщик,

                   горючей слезой.

Ждали чего-то — должно быть,

                   у моря погоды…

Дышим свободней. Да снова запахло грозой.

В новом году всех нас снова,

                   конечно, надуют,

только давайте, забудем об этом пока.

Лучше плеснем-ка в бокалы струю золотую,

ёлку нарядим… И вспомним,

                   что жизнь — коротка.

Медленный танец снежинок

                   нам головы кружит…

Трудно поверить, что завтра веселье замрёт.

Где же ты, счастье?.. Ах, только бы

                   не было хуже!

Тусклое солнце по небу устало бредёт.