Собачья роза. Бутон, шипы и прочее… - Роман Щипан

Мне идеалы

хоронить пришлось.

Весной погибли.

Пухом им земля.

Кабатчик, сволочь,

вбил последний гвоздь,

назвавши фирму —

«Алый парус».

Тля.

Посёлок тихий, именуемый Стрижи;

вторая школа, три десятка лет назад…

Шальная юность, впереди — большая жизнь,

и типографской краской пахнет аттестат.

Бал выпускной — как наши девушки стройны!

А ночь светла, и кружит головы вальсок…

И драгоценно серебро речной волны,

с весёлым плеском намывающей песок.

Песчинки времени текут — одна к другой:

Афганистан — и олимпийская Москва.

И мы ещё совсем не знаем про застой —

но отстояли от райкомовцев права!

Нас раскидало по стране и временам,

за три десятка лет дорожки разошлись.

Мы с вами видели, как рухнула страна —

не дай, судьба, увидеть детям эту шизь!

Вот и пришли. Листвой деревья шелестят.

Ну, здравствуй, школа!

             Как живётся, расскажи?

Наш славный выпуск…

             Три десятка лет спустя,

в посёлке тихом, именуемом Стрижи.

Заполыхало, да без тепла

цвета червонцев пламя.

Рыжая осень в гости пришла

с золотом и с дождями.

Щедро дары она раздаёт

бархатом да парчою.

Хитростью лисьей стянет своё,

сцапает и чужое.

На серебре обещает пир

да самоцветов горы…

Что ж ты, родная, явилась в мир

в мокрую злую пору?

Как же ты доброй явилась в мир

в экую злую пору?!

Всё говоришь, что злобная ты, —

только вот нежность греет.

Тает ледышка, в сердце — цветы.

Кто ещё так сумеет?

И разогнав полки облаков,

выскоблив небо впросинь,

пару-другую тёплых деньков

дарит рыжая осень.

Йольский кот, йольский кот,

         йольский кот глядит в окно,

скаля зубы снежно-белые в ухмылке.

Что-то в го… Что-то в го…

         Что-то в горнице темно…

Это что ж такое было в той бутылке?!

Йольский кот, йольский кот

         стенку лапою дерёт —

аж потрескивают брёвна под когтями.

Кто там врал, кто там врал,

         что он больше не придёт?!

Вот, пожалуйста, явился — как под знамя!

Йольский кот, йольский кот,

         йольский кот скребётся в дверь,

оглашая хриплым мявом всю округу.

Хорошо, хорошо, хорошо, что этот зверь

не привёл ещё сюда свою подругу!

Йольский кот, йольский кот

         что в сенях-то ты стоишь?

Заходи, садись на лавку — будешь гостем.

Ну, чего так глядишь? Я тебе не йольский мыш!

Да и что с того мыша? — одни лишь кости.

Нелегка, непроста доля йольского кота:

вечно шляешься в ночи, народ пугая.

А морозец — сердит, и тебе не повредит

по такой погоде чарочка-другая.

А теперь, дорогой, закуси, чем бог послал,

и не плачься ты, что кошкам, мол, не нужен.

Что же ты, что же ты на обед-то опоздал?

Ну, зато теперь сытнее будет ужин.

Погляди, погляди, погляди, какой буран:

ведь ни зги, ни свету белого не видно.

До дупла не дойдёшь,

         под кустом свернёшься пьян,

отморозишь кой-чего — ой, будет стыдно!

Снегопад, снегопад -

         где же солнце, наконец?..

Во сто шуб зима укутывает землю.

Но не страшен теперь

         даже лютый зверь песец,

потому что йольский кот на печке дремлет!

Величие льва — не внушительный вид,

но умение справиться с прайдом:

попробуй поладить со львицей с одной…

А если их пять или шесть?

Величие тигра — не в мощи клыка,

а в том, что волчишки прижаты;

и кто перед ним даже лев-падишах,

которого кормит гарем?

Шакал же, подлец, на величье плевал:

ему бы объедков побольше!

При тиграх и львах прихлебатель-шакал

всегда раздобудет кусок…

К чему о величьи сейчас размышлять?

Величия — не замечают.

Поцарствуй достойно — и в вечность шагни…

Потомки оценят, как жил.