Уилбур Смит - Власть меча

– Не понимаю.

– Тогда я объясню, почему следила за вами… выслеживала, как голодная львица, по вашим словам. Львица выслеживала не добычу, она шла за своим детенышем. Видишь ли, Манфред, ты мой второй сын. Я родила тебя в пустыне, и Лотар унес тебя, прежде чем я увидела твое лицо. Ты мой сын, и Шаса твой сводный брат. Если он ублюдок, то ты тоже. Если ты этими сведениями уничтожишь его, то уничтожишь и себя.

– Я вам не верю! – Он отшатнулся от нее. – Ложь! Это все ложь! Моя мать была немкой из благородной семьи. У меня есть ее фотография. Вот она! Там, на стене!

Сантэн взглянула.

– Да, это жена Лотара, – согласилась она. – Она умерла почти за два года до твоего рождения.

– Это неправда! Не может быть…

– Спроси отца, Манфред, – тихо ответила она. – Поезжай в Виндхук. Там есть документ с датой смерти этой женщины.

Он понял, что это правда, рухнул на стул и закрыл лицо руками.

– Если вы моя мать, почему я вас так ненавижу?

Она подошла и остановилась над ним.

– Не так сильно, как я ненавидела себя за то, что отказалась от тебя и бросила.

Она наклонилась и поцеловала его в голову.

– Если бы только… – прошептала она. – Но сейчас уже слишком поздно. Ты правильно сказал: мы враги, и нас разделяет пропасть шириной в океан. Никто из нас не может ее преодолеть, но во мне нет ненависти к тебе, Манфред, сын мой. И никогда не было.

Она оставила его сидеть без сил за столом и медленно вышла из комнаты.

В середине следующего дня ей позвонил Эндрю Дугган.

– Мой информатор отозвал свои утверждения, Сантэн. Он говорит, что документы – все документы, связанные с этим случаем, – сожжены. Мне кажется, кто-то надавил на него, Сантэн, но не могу догадаться, кто именно.

25 мая 1948 года, накануне выборов, Манфред обратился к большой толпе, собравшейся в помещении Голландской реформистской церкви в Стелленбосе. Все собравшиеся были надежными сторонниками Националистической партии. В зал не допустили ни одного представителя оппозиции – об этом позаботился Рольф Стандер со своим боевым взводом.

Однако когда Манфред встал, собираясь говорить, ему помешали это сделать. Все поднялись, и овация целых пять минут не давала ему сказать ни слова. Но когда она кончилась, все в полной тишине внимательно слушали, как он рисует перед ними картину будущего.

– Под руководством Сматса нашу землю заселила раса темнокожих полукровок-ублюдков, и единственные оставшиеся белые – евреи, те самые евреи, которые сегодня в Палестине убивают на каждом шагу невинных английских солдат. Как вы знаете, Сматс поторопился признать новое государство Израиль. Этого следовало ожидать. Потому что ему платят его хозяева – евреи, владельцы золотых шахт.

Толпа закричала: «Scande! Скандал!», и Манфред внушительно помолчал, прежде чем продолжить.

– То, что я вам предлагаю, это план, нет, больше, чем план – это мечта, смелая и благородная мечта, осуществление которой обеспечит выживание чистой, неоскверненной крови нашего Volk’а. И в то же время эта мечта защитит и другие народы нашей земли: цветных жителей Кейпа, индусов, черные племена. Эта грандиозная концепция создана умными людьми, одержимо работающими на общее благо, такими людьми, как доктор Теофилус Донге, доктор Николас Дидерихс и доктор Хендрик Френш Фервурд – это все выдающиеся люди[101].

Толпа согласно ревела. Манфред сделал глоток воды и перебирал свои заметки, дожидаясь тишины.

– Эта идеализированная, тщательно разработанная и абсолютно непогрешимая концепция позволит разным расам жить в мире, достоинстве и процветании, сохраняя в то же время свою самобытность и культуру. По этой причине мы назвали свою политику апартеидом – «разделением». Вот наша мечта, которая приведет страну к величию и станет примером для всех людей доброй воли во всем мире. Вот что мы называем апартеидом. Вот, мой народ, великолепная мантия, которой мы предлагаем облечь нашу страну. Апартеид, дорогие друзья! Вот что я вам предлагаю – сияющее видение апартеида.

Ему долго не давали говорить, но когда наступила тишина, Манфред продолжил более резким и деловым тоном:

– Конечно, вначале необходимо будет лишить права голоса черных и цветных жителей, которые уже зарегистрированы в списках избирателей…

Когда час спустя он закончил, его вынесли из зала на руках.

Тара стояла рядом с Шасой, когда подсчитывали голоса и сообщили результат по округу Готтентотской Голландии.

Зал заполняла возбужденная толпа. Слышались смех, пение, возня. Кандидат от националистов находился на противоположном конце зала, окруженный толпой сторонников с розетками партии.

Один из организаторов Объединенной партии лихорадочно поманил Шасу поверх голов, но Шаса весело болтал с энтузиастками, и на зов откликнулась Тара. Вернулась она несколько секунд спустя, и, увидев ее лицо, Шаса прервал разговор и пошел ей навстречу, протискиваясь сквозь толпу.

– В чем дело, дорогая? Ты словно увидела призрак.

– Оу баас, – прошептала она. – Позвонили по телефону из Трансвааля. Сматс потерял Стандертон. Там выиграли националисты.

– О Боже, нет. – Шаса пришел в ужас. – Оу баас двадцать пять лет занимал это место. Его не могут просто так отвергнуть!

– Англичане отвергли Уинстона Черчилля, – сказала Тара. – Герои больше не нужны.

– Это знак, – сказал Шаса. – Если уходит Сматс, мы все уходим с ним.

Десять минут спустя сообщили другую новость. Полковник Блэйн Малкомс потерял Гарденс с разницей почти в тысячу голосов.

– Тысяча голосов… – Шаса пытался осмыслить это. – Но это перемена почти на десять процентов. Что происходит?

На сцену в конце зала поднялся член избирательной комиссии. В руке он держал листки с результатами, и толпа замолчала и придвинулась к сцене.

– Леди и джентльмены, результаты голосования по избирательному округу Готтентотская Голландия, – произнес он. – Манфред Деларей, Националистическая партия, – 3126 голосов; Шаса Кортни, Объединенная партия, – 2012 голосов; Клод Сэмпсон, независимый кандидат, – 196 голосов.

Тара взяла Шасу за руку, и они пошли туда, где стоял «паккард». Сели на переднее сиденье, но Тара не сразу включила двигатель. Оба были потрясены и смущены.

– Просто не могу поверить, – прошептала Тара.

– Я чувствую себя так, словно я в поезде, – сказал Шаса. – Он увозит меня в длинный темный туннель, и нет никакой возможности сойти или остановиться. – Он негромко вздохнул. – Бедная Южная Африка. Один Бог знает, что ждет тебя в будущем.