Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо

Длинная рука Гарсии потянулась к моему плечу, но дружеского объятия не получилось: я с отвращением отшатнулся.

Сория нахмурился. Злые складки резко обозначились в углах тонкогубого рта. Он оперся локтем о борт и будто невзначай поправил висящий у пояса меч.

— Спокойнее, парень, — холодно процедил Скелет. — Осторожней со мной, слышишь? Ты ведь у меня в руках, цыпленок. А то я обид не прощаю, хватит с меня твоих брыканий. Стоит мне шепнуть капитану, как ты скрывал тифозного или как помогал язычникам омагуа смыться из деревни — сразу угодишь на виселицу. Раньше у меня резону не было говорить— ждал, когда щенок золота поднаживет. Да только вижу — вовек не дождусь.

Гарсия саркастически хмыкнул, сплюнул за борт и продолжал:

— Признаться, думал я тебя приручить. Парень ты башковитый и отчаянный, такой был бы мне полезен. Тем более, что на золото тебе в сущности начхать. Не свяжись ты с этим вонючим еретиком Мехией, мы бы с тобой такие дела закрутили — ой-ой…

Мимо нас, припадая на раненую ногу, прошел Селис. Гарсия подозрительно проводил его взглядом, подвинулся ко мне поближе и произнес, приглушив голос до шепота:

— Слушай меня, Блас… Клянусь, я спасу тебя от лап инквизиции. Проклятый Мехия виноват во всем — он сбил тебя с толку. Так пусть же он и ответит за все. Расскажи патеру и сеньору капитану о его богохульных речах, донеси, как видел у него дьявольские когти и как нечистый огонь вырывался у него из смрадного рта… Ты отделаешься эпитимией [31], только и всего. А ему все равно гореть в адском…

Я не дал ему договорить. Мой плевок заставил его отпрянуть. Вытирая рукавом морщинистое лицо, Гарсия с холодным бешенством смотрел на меня в упор. Однако он даже не прикоснулся к мечу и, кажется, вовсе не собирался броситься на меня, чтобы отплатить за столь страшное оскорбление. Напротив, он спокойно скрестил руки на груди и с кривой ухмылкой покачал головой. Потом он сказал, равнодушно, даже почти миролюбиво:

— Ну, вот и поговорили… Ах, Блас де Медина, Блас де Медина!.. С каким удовольствием я своими руками затяну грубую веревку на твоей юной шейке. Но я обещаю тебе, дорогой мой Бласик, что ты еще успеешь полюбоваться, как твою ненаглядную дикарку станут поджаривать на костре. Боже, какое это будет чудное зрелище!..

Я сжал кулаки, тело мое напряглось.

— Но раньше подохнешь ты, проклятый убийца! — выкрикнул я, рванулся к Гарсии и обеими руками вцепился в его жилистое горло. Мы оба с грохотом рухнули на палубу. Над нами раздались встревоженные возгласы солдат, Я чувствовал, что кто-то пытается отодрать мои пальцы от шеи кастильца, что меня бьют сапогами в бока и спину, но в ту минуту я не думал о последствиях. Лишь одна мысль — успеть придушить негодяя — лихорадочно билась в моем мозгу. Я ощущал, как судорожно извивается подо мной его тощее тело, как слабеют его руки, которыми он царапал и рвал мое лицо. Еще немного — и он затихнет и никогда уже не будет осквернять воздух своим гнусным дыханием. Еще немного…

По меньшей мере шестеро солдат участвовало в освобождении горла Гарсии от смертельной хватки моих пальцев. Несмотря на мое яростное сопротивление, им все же удалось оторвать меня от Скелета. Исцарапанный, с залитым кровью лицом, в порванном в клочья камзоле, я стоял со скрученными за спину руками в галдящей толпе солдат и с ненавистью смотрел на безжизненное тело своего заклятого врага.

Увы, мне не удалось прикончить его. Гарсия шевельнулся, открыл глаза. С трудом сел на палубу.

— Эскривано… — сипло выдавил он. — Позовите эскривано… Я хочу при свидетелях… сообщить… об измене… Пусть он запишет… вы все… слушайте…

— В чем дело? — недовольно произнес капитан де Орельяна, подходя к толпе.

— Драка, сеньор капитан, — с готовностью пояснил Агиляр. — Медина чуть Сорию не придушил…

Орельяна нахмурился и бросил на меня быстрый укоризненный взгляд.

— Эскривано, — пробормотал Гарсия. — Где… эскривано?..

— Я здесь…

Франсиско де Исасага вошел в круг. В руках у него был свиток бумаги, перо и глиняная бутылочка с темной жидкостью, заменявшей чернила.

Гарсия тяжело дышал и ежесекундно глотал слюну. Только теперь его побагровевшее лицо начало приобретать обычный серовато-желтый, нездоровый цвет.

— Пиши, эскривано, пиши… Вот этот…

Гарсия с трудом поднял руку, и его длинный узловатый палец остановился на мне.

— Не нужно! — властно произнес Орельяна. — Этим мы займемся, когда…

— Сеньор капитан, индейцы! — раздался истошный крик с кормы.

Орельяна, сверкнув глазом, выхватил меч и поднял его над головой.

— Тревога! Все по местам! — скомандовал капитан. Потом взглянул на меня и кивнул альфересу:

— Этого забияку посадите на весла. Да проследите, чтобы снова не сцепились, ясно?

Де Роблес толкнул меня в бок, и мы, пригнувшись, побежали к лавкам гребцов. Я сменил на веслах Гонсалеса, которого это не слишком обрадовало: индейские стрелы уже свистели над бригантиной.

Наши арбалетчики и аркебузники тоже открыли огонь по приближавшимся лодкам туземцев. Остальные солдаты легли на палубу и стали наблюдать за сражением через бойницы, проделанные в высоких, недавно надстроенных бортах «Виктории». Атака индейцев не была опасной: дюжина каноэ с полусотней воинов не представляла для нас серьезной угрозы.

О Гарсии все забыли. Но он никак не мог примириться с этим.

— Куда же вы?! Эскривано! Сеньор капитан!..

Долговязая тощая фигура, покачиваясь, двинулась к носу бригантины, откуда Орельяна руководил боем. Вот Гарсия тронул капитана за плечо, тот обернулся и сделал нетерпеливое движение — отстань! Но кастилец, казалось, сошел с ума: он снова цепко схватил капитана за плечо.

— Ты не смеешь прощать изменника, капитан! — хрипло выкрикнул он.

— Убирайся к дьяволу! Нашел время. Успеем! — гневно воскликнул Орельяна и смахнул руку Сории.

Гарсия выпрямился во весь рост. Он был вне себя: жажда немедленной мести владела им. Он повернулся, нашел меня взглядом и, оскалив белозубый рот, хрипло засмеялся. Оборванный, заросший щетиной, он был похож на безумного нищего.

— Ага! — завопил он. — Капитан не простил тебе, паршивый юнец!.. Скоро мы тебя — того… Ха-ха!..

Скелет хотел добавить что-то, но раздался тихий свист, и длинная индейская стрела вонзилась ему в руку,

чуть пониже локтя. Гарсия охнул, сел на палубу и стал бережно вытаскивать впившуюся в мякоть руки стрелу.

— Удирают! Сантьяго, удирают! — заорали арбалетчики Селис и Бургос. Действительно, индейские каноэ спешно удалялись от наших бригантин, направляясь к еле видной полоске далекого берега. Бой был окончен, враг бежал, и солдаты, возбужденно переговариваясь и смеясь, поднимались на ноги. Я продолжал грести.