Ирина Шевченко - Алмазное сердце

А случилось много чего. Или нет. Возможно, Унго прав, — а он часто бывает прав — и не стоит доверять слухам.

— Нужно возвращаться, — напомнила Сана.

— Да, нас же ждут. Рик… — Я внимательно следил за девушкой, но она никак не отреагировала на прозвучавшее имя. — Мне показалось, вы с ним стали очень близки.

Взгляд в землю, лёгкий румянец на щеках и неспешный, хорошо обдуманный ответ:

— Наверное, это неудивительно после всего, что нам пришлось пережить вместе. Если бы не Ричард, я погибла бы в том лесу.

Учись, Джед. Пока ты позволял Менно марать перчатки о свою расквашенную физиономию, славный унери Рик, аки рыцарь в сверкающих доспехах, спасал прекрасную даму. А по делам и награда!

— Если бы не Ричард, ты бы вообще там не оказалась. — Ко мне вернулось былое раздражение.

— Мы бы там не оказались, если бы не пытались вам помочь, — с укором выговорила княжна, выделив слово «мы».

— Будто вас кто‑то просил, — бросил я зло. — Да и немного толку было от вашей помощи.

Мун семихвостая! Лучше бы ещё водички выпил.

Целительница швырнула в фонтан ковшик и, не глядя на меня больше, быстрым шагом пошла по дорожке к лечебнице.

— Сана!

Обернулась: щеки пылают, глаза влажно блестят, губы подрагивают.

— Ты… ты…

Знаю: дурак, грубиян, сволочь неблагодарная. Слабак, которому проще девушку до слез довести, чем признаться, что она ему нравится.

— Прости, я не хотел тебя снова обидеть.

Подойти, обнять, стереть со щеки сорвавшуюся с дрожащих ресниц слезинку, поцеловать, получить пощёчину, ещё раз поцеловать… По–моему, отличный план.

Нас разделяло лишь несколько шагов, когда резкая боль в груди заставила меня остановиться. Я попытался вдохнуть, но воздух комком застрял в горле. Зелень деревьев перед глазами сменилась лазурью неба, и голова отозвалась на встречу с землёй гулким колоколом. Последнее, что я увидел: побледневшее лицо на фоне медленно плывущих облаков и отблеск солнца в серебряных волосах…

…Боль. Холод. Жар. Боль…

Голоса. Боль. Касания. Боль…

Тишина. Боль. Темнота. Боль…

Боль. Боль. Боль…

Свет…

…яркий настолько, что пробивается даже сквозь опущенные веки.

Я осторожно пошевелился, впервые за минувшую вечность не ощущая боли, открыл глаза и тут же зажмурился. Снег. Сверкающе–белый, искристый. Смотреть невыносимо.

— А ты и не смотри. — Тёплая рука легла на загривок, погладила по шерсти. — Не смотри — слушай.

— Нэна? — Разглядел я вприщур и ткнулся мордой в её колени. — Я… умер?

— И я, выходит, тоже, и встретились мы в чертогах великих предков? — усмехнулась Ула. — Нет, мальчик мой. Ты жив. Пока.

Я осмотрелся, по–прежнему щурясь: мы с ней сидели на заснеженном склоне высокой горы, почти у самой вершины, над нами звенело хрусталём небо, а внизу лениво ползали густые белые облака.

— Это Паруни, — подтвердила мою догадку шаманка.

— Гора Снежного Волка. Значит, не так уж далеко мы от чертогов предков.

— Недалеко. — Нэна задумчиво потрепала меня за ухо. — Но ещё не там, хвала Создателю.

— Как я тут оказался? — спросил я, уже начиная догадываться: холода не чувствовалось, а речь в зверином облике давалась на диво легко. — Это сон?

— Сон. Только не вздумай себя кусать.

— Почему?

— Проснёшься, — пояснила очевидное шаманка. — А нам ещё нужно поговорить.

— Ты специально это сделала? Я и не знал, что ты так умеешь.

— А зачем тебе было знать?

— Ну… Могли бы видеться чаще.

Рука, секунду назад ласково теребившая моё ухо, с силой стукнула по лбу.

— Хотел чаще видеться, нужно было чаще приходить!

— Нэна… — Я виновато зарылся носом в складки цветастой юбки.

— Будет уже, не до того сейчас. — Она обхватила руками мою голову и подняла, заставив взглянуть ей в глаза. — Плохо дело. Совсем плохо.

Сердце кольнуло, не болью — скорее, тревогой.

— Это камень, — продолжила Ула. — Сам уже, наверное, понял. И у кого он сейчас, тоже понял.

— Не поймёшь тут, — проворчал я, пряча от неё страх в глазах. Значит, Эван все‑таки сказал.

— Не знаю, что он с ним делает. То ли другим алмазом царапает, то ли режет уже.

— Я умру?

— Все умрём однажды, — согласилась нэна. — Но ты ещё не скоро… Если успеешь. Три дня тебе дам — больше не сумею. На это время жизнь твоя не в камне, а здесь, на Паруни. Волк сторожить станет.

— Какой волк?

— Твой волк, Джед. Твой. Зверь здесь побудет, человек там останется. — Она махнула рукою вниз, на облепившие склон облака. — Три дня вы ещё друг без друга продержитесь, а на четвёртый зови его, иначе быть беде. Нельзя нам себя надолго делить.

До этого дня я вообще не подозревал о том, что себя можно делить, а от мысли остаться без своей волчьей половины встопорщилась шерсть вдоль хребта. Три дня прожить обычным человеком? Как в том ошейнике?

— Не просто прожить, мальчик. Камень верни. С бумагами разберись. В себе самом разберись.

— За три дня? — Я удручённо вздохнул: не успею.

— Не один, чай. Помогут. С Риком поговори, расскажи — ему можно. Девочек не бросайте: им без вас трудно придётся, но и вам без них не легче. Про Унго твоего молчу — этот, гнать будешь, не уйдёт.

— Нэна, а… хм, девочки‑то нам зачем? Может, хоть Яру домой вернуть? Пусть бы Рик на Тропу её вывел…

— Яру не отпускай, — строго прервала меня Ула. — Она — ваша защита. И не спрашивай, сама не знаю. Слышу только так.

— Что слышишь?

— Что духи между собой говорят. Неспроста она с вами пошла. Всё, что сталось уже, и всё, что станется, — неспроста. Рик вот, казалось, случайно с вами увязался, а гляди, какой гадюшник разворошил. Стало быть, судьба ему была такая. А от судьбы…

— Не уйдёшь, — закончил я хмуро. — Помню.

Знать бы ещё, от какой судьбы.

— Узнаешь со временем, — пообещала нэна. — А сейчас тебе пора.

Она обняла меня, поцеловала в лоб и вдруг резко дёрнула вверх, заставляя подняться на ноги.

— Иди.

Я сделал шаг и остановился. Куда идти? Обернулся к Уле, но не смог ничего спросить, уставившись на оставшегося сидеть у ног шаманки волка. Это… Это я такой? Волк так же внимательно рассматривал меня…

— Иди уже!

Ула сердито толкнула меня в плечо, и, не удержавшись на узком выступе, я полетел вниз, прямо в пушистое облако…

Падение было недолгим.

Приземлился я в аккурат на кровать в незнакомой комнате — гостиничном номере, судя по всему. За единственным окном было ещё достаточно светло, и значит, я недолго пробыл на Паруни, или — что больше соответствует реальности — без сознания.

— Как вы себя чувствуете, дэй Джед?

Унго. Даже не сомневался, что увижу его, открыв глаза. Хотя, признаться, надеялся, что рядом будет ещё кто‑нибудь.