Уроки Тамбы. Из дневника Эраста Фандорина за 1878 год - Борис Акунин

Оосин спрыгнул вниз, осмотрел пса и велел ученику подать луб. Он собрался наложить на перелом шину.

— Учитель, что вы делаете? Нельзя терять время! — воскликнул ученик. — Пока вы будете врачевать эту никчемную тварь, преподобный может умереть! Неужто паршивая собака вам дороже друга?

Священномудрый снял грязную сандалию и ударил ученика по лбу.

Почему?».

Я попытался взглянуть на ситуацию по-японски. Этот Оосин был врач. Японцы относятся ко всякому ремеслу не как к способу заработать на жизнь, а как к Пути.

— Путь Врача — врачевать всех, кто нуждается во врачевании, — сказал я. — Это долг, который выше личных привязанностей. Вот в чем смысле коана.

— Поглядим, так ли это. Бей, — велел учитель.

Я нанес маэути по всей науке. Кулак пробил солому на вершок и застрял. Это было чертовски больно.

— Путь Оосина — не врачевать, а постигать Учение Будды, — сказал Т. — Искать и находить частицу Будды во всяком живом существе. Чем существо несчастней и заброшенней, тем больше его жалеет Будда. Оосин ударил ученика за то, что тот не усвоил этой простой истины. На ночь оберни кисть листьями желтого лотоса — быстрее заживет. И завтра бей по «стеклу» сильней.

— Еще одна притча про Учителя Оосина, рассказанная четвертым Тамбой, — сказал сегодня Т. — Слушай и примеривайся, как будешь бить по татами. Вчера ты пробил только один слой. Видишь, я заменил циновку на новую?

Я сжал забинтованный кулак.

«Однажды к целителю явился Набэсима-но Кацумаса, правитель южного княжества Сага.

— Я к вам и за лечением, и за наставлением, сенсей, — сказал даймё, прищурясь единственным оком — второе было закрыто повязкой.

Смотреть с прищуром на священномудрого невежливо, и Оосин, не любивший плохих манер, нахмурился. Однако, выслушав князя, сердиться перестал.

Его светлость поведал, что недавно, во время штурма Симабарского замка, был ранен. Обернулся подбодрить воинов, и мушкетная пуля вошла ему в висок, а вышла из глазницы.

— Я окривел, — сказал господин Набэсима, — и хуже всего то, что я потерял левый глаз, который лучше видел. Правый мой глаз сильно близорук. Искусство правления, которому в свое время научил меня отец, основывается на умении разбираться в людях, а для этого нужно читать их лица. Я освоил эту науку, я мог видеть суть человека и понимал, что ему можно поручить, а что нельзя. Теперь же вместо лиц я вижу расплывчатые пятна. Я и ваш лик едва различаю — видите, как я щурюсь? Я явился к вас с двумя надеждами. Первая — что вы вернете мне остроту зрения. Вторая — что, если исцеление невозможно, вы научите меня править людьми, не видя их сути.

— Отправляйтесь в Сацуму, к голландским варварам, — сказал Оосин. — Варвары они во всем, что касается сэйсина, но они искусны в технических ухищрениях. Они сделают вашей светлости стеклянный кружок «мэганэ», и через него ваш глаз будет видеть ясно.

— Я обучался сокровенной науке, я «разбил стекло» еще в восемнадцатилетнем возрасте, — покачал головой князь. — Зачем же теперь, в пятьдесят лет, я снова буду смотреть на мир через очки? Какая же это ясность?

— Ну а если ты знаешь сокровенную науку, зачем ты ко мне пришел? — рассердился Оосин. Осердясь, он не соблюдал правила вежливости. — Выколи глаз».

С тех пор совет Оосина, выражение «выколи глаз», вошло во все наши трактаты. Что оно, по-твоему, означает? Отвечай — и бей по татами».

Ворочать мозгами и одновременно готовить удар трудно — одно мешает другому.

— Наверное, это значит «Отрешись от внешнего мира, если уж ты все равно плохо его видишь, и сосредоточься на внутреннем».

Мне показалось, что моя версия неплоха. И удар получился недурен — кулак ушел в солому до половины. Но пробить ее не пробил.

— Ты истолковал коан неверно, — сказал Т. — Правитель не может отрешиться от внешнего мира — тем самым он предал бы своих подданных. Оосин посоветовал гостю выколоть плохо видящий глаз, ибо чем видеть плохо, лучше никак не видеть. Лучше передоверить восприятие иным органам чувств — развить в себе слух, запах, осязание. История знает великих незрячих правителей, но не знает великих плоховидящих.

Приходи завтра.

— Коан, который тебе нужно разгадать сегодня, считается трудным, — предупредил меня Т. — Он называется «Сон Тамбы Четвертого». Это действительно видение, приснившееся дзёнину однажды ночью. Оно записано в нашем трактате и в течение ста лет толковалось по-разному, пока Тамба Седьмой не предложил версию, считающуюся канонической. Слушай, что рассказал ученикам дзёнин.

«Мне приснился град, обнесенный высокой стеной, из-за которой лучилось блаженное сияние. Мне очень захотелось туда проникнуть.

Я обошел вокруг стены. Там было четыре башни с воротами, и у каждого входа стоял страж, а над головой у него надпись.

Над первым стражем было начертано: «Подкупи меня, и я тебя впущу».

Над вторым: «Напугай меня, и я тебя впущу».

Над третьим: «Скажи заветное слово, и я тебя впущу».

Над четвертым: «Я впускаю всех».

Я сделал выбор и вошел.

— Какие же ворота вы выбрали? — спросили ученики.

— Третьи, — ответил дзёнин».

— А теперь скажи мне, что это был за град и почему Тамба выбрал третьи ворота. Потом бей.

— Сияющий град — это счастье, блаженство, что-нибудь в этом роде. Подобная аллегория существует и на Западе, — осторожно предположил я.

— Да, это счастливое блаженство души. Ученики, как и ты, сразу это поняли, — подтвердил Т., и я, ободренный, продолжил:

— Ну а ворота, открываемые заветным словом, Тамба Четвертый выбрал, потому что у вас всё не просто так, а непременно с таинственностью. В этом и сила «крадущихся» — они знают то, чего никто больше не знает.

И стукнул по треклятому татами не правой рукой, которая еще не зажила, а левой. Получилось так себе.

— Слабый удар и глупый ответ, — заявил Т. — Путь к счастью зависит от нравственности. Она или дает душе мир, и человек счастлив — или не дает, и человек несчастен. Эта притча о том, что существует четыре вида морали.

Самый низший сорт людей в своих поступках руководствуется принципом «что мне выгодно, то и нравственно». Получив выгоду лично для себя, такой человек уже счастлив. Купить его легко, и продаст себя он тоже задешево. Эта врата подлости.

Большинство живущих, однако, пользуется вторыми воротами: эти люди нравственны до тех пор, пока страх не заставляет их пренебречь моралью. Это врата слабости.

Третьи ворота, избранные Тамбой, — для людей, которые тверды в