Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

Кануэй ответил: "Нет, я думаю, в Ваших словах есть доля правды. Подобное знамение уже обрушилось однажды, и последующие пять столетий были покрыты мраком.[2]"

"Параллель эта не совсем точна. Потому, как раннее Средвековье не было уж настолько мрачным -- период этот был наполнен блистающими фонариками, и даже если они полностью меркли в Европе, лучи доносились из Китая или Перу, где они в буквальном смысле были зажжены снова. Но грядущая эпоха мрака покроет завесой весь мир; не останется ни святилища ни укрытия, за исключением тех, что слишком скромны, чтобы быть замечеными, или слишком секретны, чтобы быть найдеными. И Шангри-Ла может надеяться быть среди подобных. Несущий на крыльях смерть городам и огромным центрам не пересечет путей наших, а если случай и занесет его сюда, он не посчитает нас заслуживающими бомбы."

"И Вы полагаете, все это наступит в мое время?"

"Я верю, что Вам придется пережить эту бурю. И затем, во время долгого опустошения, Вы все еще будете живы, накапливая года, мудрость и терпение. Вы будете сохранять аромат нашей истории, добавляя к нему оттенки собственного разума. Вы гостеприимно встретите незнакомца, обучая его правилу времени и мудрости; и случится, что один из них займет Ваше место, когда старость полностью опустится Вам на плечи. Но за этим видение мое слабеет, но я вижу, на огромном расстоянии новый мир, поднимающийся из обломков, неуклюже, но полный надежды, в поиске утерянных легендарных сокровищ. И все они, сын мой, будут здесь, спрятаны за горной грядой в долине Синей Луны, сохранены будто таинством для нового Возрождения..."

Голос смолк, и перед собой Кануэй увидел лицо отдаленной, глубинной красоты; но сияние померкло, не оставив за собой ничего, кроме темных тонов маски, рассыпающейся как старое дерево. Маска не двигалась, и глаза были закрыты. Некоторое время он не отводил от него взгляда, и внезапно, как будто во сне, до него дошло, что Высший из Лам был мертв.

Первой необходимостью он решил приспособить ситуацию к какому-либо роду действий, чтобы она не показалась неправдоподобной; и следуя инстинкту руки и глаза, Кануэй взглянул на наручные часы. Была четверть первого. Пересекая комнату по направлению к двери, он внезапно понял, что не знал где и как просить помощи. Ему было известно, что все Тибетские прислужники были распущены на ночь, а где был Чанг или кто-нибудь другой, он не имел ни малейшего понятия. В нерешительности он стоял на пороге мрачного корридора; из окна показывалось ясное небо, только горы серебрянной фреской все еще были озарены молнией. И в это мгновение, до сих пор словно охваченный сном, он почувствовал себя хозяином Шангри-Ла. Его окружали любимые вещи, те, что принадлежали внутреннему его миру, в котором и проходила большая часть его жизни, в дали от мирской суеты. Блуждающие в тенях глаза его остановились на золоте утонченных рисунков выступающих образцов глазури; и тончайший запах туберозы, растворяющийся при самом ощущении его, манил из комнаты в комнату. Наконец он остановился во дворике у края бассейна; над Каракалом стояла полная луна. Было двадцать минут второго.

Позднее он помнил, что находился рядом с Мэллинсоном, который держал его за руку и куда-то вел в большой спешке. Он не мог понять происходящего, но слышал что юноша говорил в большом возбуждении.

1 Автор использует игру слов: broadminded (широкого кругозора) и strong-minded (упорный).

2 Имеется в виду раннее Средневековье, что в английском переводе следует как Dark Ages, дословно времена мрака.

Часть одиннадцатая.

Мэллинсон все еще держал его за руку и наполовину тащил за собой когда они достигли столовой. "Да идем же, Кануэй, нам до рассвета нужно спаковать все, что успеем и отправиться в путь. Замечательные новости, мне интересно, что дружище Барнард и Мисс Бринклоу подумают когда наутро обнаружат наше исчезновение...Хотя, они сами решили остаться, и без них нам будет гораздо легче...Носильщики где-то в пяти милях от входа в долину -- они пришли вчера с кучей книг и всяких вещей...завтра они идут обратно...Все это только доказывает как здорово нас хотели провести эти люди -- никто и слова не вымолвил -- нам бы довелось тут сидеть Бог знает до каких пор...Да скажи же, что с тобой? Ты что, болен?"

Кануэй, упав в кресло, наклонился вперед и уперся локтями в стол. Он провел рукою по глазам. "Болен? Нет. Я не болен. Скорее -- устал."

"Гроза, наверное. Где ты был все это время? Я несколько часов тут тебя дожидался."

"Я -- я был у Высшего из Лам."

"Ах, у него! Ну что ж, в любом случае этот был твоим последним визитом, слава тебе Господи."

"Да, Мэллинсон, самым последним."

Может, интонация голоса Кануэйя, но, скорее, последовавшее молчание довело юношу до раздражения. "Мне бы очень хотелось чтобы ты отбросил в сторону свою чертову меланхолию, нужно двигаться, двигаться, ты слышишь?"

Кануэй сжался, пытаясь острее понять ситуацию. "Прости меня," он ответил. Частично чтобы проверить собственные нервы и действительное состояние своих чувств, он зажег сигарету. Пальцы и губы его дрожали. "Я боюсь, что не совсем понимаю тебя...ты говоришь носильщики..."

"Да, мой милый, носильщики -- ты можешь прийти в себя?"

"Ты собираешься отправиться с ними?"

"Собираюсь? Да, черт возьми, я почти полностью готов к этому -- они прямо тут, за грядой. Выходить нужно немедленно."

"Немедленно?"

"Ну да, да -- а как же?"

Кануэй совершил вторую попытку перехода из одного мира в другой. Несколько преуспев в этом, он через время ответил: "Я думаю тебе известно, что это может быть не так просто, как кажется?"

Отвечая, Мэллинсон завязывал шнурки доходящих до колена тибетских горных ботинок, и слова его прыгали: "Мне все известно, но дело это требует выполнения, и мы удачно с ним справимся, если, конечно, не будет отсрочки."

"Я не понимаю как -"

"О, Господи, Кануэй, ты что всего чураешься? Осталось ли в тебе хоть немного мужского?"

Это страстное и в тоже время насмешливое обращение помогло Кануэйю собраться с мыслями. "Осталось или нет значения не имеет, но если ты ищешь объяснений с моей стороны, то изволь. Вопрос касается некоторых важных деталей. Предположим, ты на самом деле проникнешь на ту сторону прохода и обнаружишь там носильщиков, где уверенность, что они возьмут тебя с собой? Что за приманку ты предложишь им? Не приходило ли тебе в голову, что может быть, не смотря на твои мечты, им совсем не хочется с тобою связываться? Ты же не можешь просто прийти и потребовать услуг проводника. Все это нуждается в приготовлениях, предварительной договоренности - "

"Или еще в чем-нибудь чтобы придумать задержку," резко воскликнул Мэллинсон. "Боже, ну что ты за человек! К счастью, в организации всего этого не на тебя мне пришлось надеяться. Потому как все было организовано -носильщикам заплатили вперед, и они дали согласие взять нас с собой. А вот одежда и снаряжение для дороги, все готово. И твоя последняя отговорка отменяется. Ну давай же, нужно что-то делать."

"Но - я не понимаю..."

"Я и не жду от тебя понимания, какая разница?"

"Кто занимался всеми приготовлениями?"

Не церемонясь Мэллинсон ответил: "Ло-Тзен, если ты так уж интересуешься. Она сейчас с носильщиками. Ждет."

"Ждет?"

"Да, ждет. Она уходит с нами. Надеюсь, у тебя нет возражений?"

Упоминание Ло-Тзен подхватило и неожиданно смешало два мира в голове у Кануэйя. "Нонсенс. Это невозможно," обрывисто, почти с презрением выкрикнул он.

Мэллинсон был в том же состоянии надрыва. "Почему невозможно?"

"Потому,...что так. Существует множество различных причин. Поверь мне; из этого ничего не выйдет. Уже одно то, что она, как ты сказал, там, с носильщиками, невероятно; я поражен, на самом деле, но что она покинет монастырь и отправится куда-нибудь дальше, это просто нелепо."

"Никакой нелепицы я в этом не вижу. Ее желание вырваться отсюда так же естественно как твое или мое."

"Но у нее нет этого желания. В этом-то ты и ошибаешься."

Мэллинсон натянуто улыбнулся. "Ты считаешь, что знаешь ее намного лучше меня, если можно так выразиться," он заметил. "Так вот, после всего, может быть ты и не прав."

"Что ты имеешь в виду?"

"Существует много других путей для человеческого понимания кроме как знание кучи языков."

"Бога ради, к чему ты клонишь?" И более спокойно Кануэй добавил: "Это абсурд. Нам не нужно спорить. Скажи мне, Мэллинсон, к чему все это? Я до сих пор не могу понять."

"Тогда зачем устраивать весь этот шум?"

"Cкажи мне правду, я прошу тебя, скажи мне правду."

"Да все это совсем просто. Ребенок ее возраста, запертый здесь в компании странных стариков -- само собой, подвернись ей удобный случай, она и выскользнет отсюда. До сих пор возможности такой просто не было."

"Не кажется ли тебе, что ты рассматриваешь ее положение под собственным углом? Я всегда говорил, она абсолютно счастлива."

"Тогда отчего же она сказала, что отправиться с нами?"