Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

"То есть, ты ничего не обнаружил в Тибете?"

"Мой милый друг, в сам Тибет я никогда и не попал. Правительственные мужи не хотели меня даже слушать; для них это было бы равносильно санкционированию экспедиции на Эверест, а когда я заметил, что хотел бы побродить по Куэн-Ланам, они одарили меня таким взглядом, как если бы я пришел к ним с предложением о биографии Ганди. Кстати сказать, информации у них было больше, чем у меня. Путешествие по Тибету непосильно для одного человека; нужна хорошо снаряженная экспедиция под руководством того, кто знает хотя бы два слова на их языке. Я помню, когда Кануэй рассказывал мне свою историю, я никак не мог понять, отчего вокруг носильщиков была такая шумиха, почему бы им просто взять и не уйти? Очень быстро все стало понятным. Правительственные люди были правы -- ни один пасспорт мира не помог бы мне пересечь Куэн-Ланы. Я, между прочим, добился того, что сумел увидеть их издалека в очень ясный день, в пятидесяти милях, наверное. Не каждый европеец может этим похвастаться."

"Они что под таким строгим запретом?"

"Они напоминают белую мерзлоту на самом горизонте. В Йарканде и Кашмире я опрашивал каждого встречного, но удивительно, как мало смог о них узнать. На мой взгляд, они должны быть самой неизученной грядой в мире. Мне повезло встретиться с американским путешественником, который однажды пытался пересечь их, но не обнаружил прохода. Он сказал, что существуют проходы, только расположение их до ужаса высоко и непомечено ни на одной карте. Я спросил его, возможно ли, на его взгляд, существование там долины, вроде той, что описывал Кануэй, и он сказал, что не отбрасывает такой возможности, правда вероятности мало, хотя бы по геологическим соображениям. Тогда я спросил, слыхал ли он о конусообразной горе по высоте почти достигающей высшие из Гималаев, и ответ его был несколько итригующим. Он сказал, что о такой горе существовала легенда, но по собственному его мнению базировалась ни на чем. Ходили слухи, он добавил, что существуют горы даже выше чем Эверест, правда, сам он никогда не верил в подобное. 'Вряд ли в Куэн-Ланах найдется вершина превышающая двадцать пять тысяч футов, если и это будет,' сказал он, правда, признавая, что исследованы они по-настоящему не были.

"Затем я спросил его, а в Тибете он был несколько раз, об их монастырях, но он выдал мне лишь обычный отчет того, что есть в каждой книге. Он уверил меня, что прекрасного в них ничего не было, и что монахи, в большинстве своем, погрязли в разврате и грязи. 'А продолжительность жизни их велика?' поинтересовался я, и он ответил, что да, если их не коснется какая-нибудь грязная болезнь. Тогда я прямо перешел к вопросу и спросил, слышал ли он какие-нибудь легенды о чрезвычайной долговечности среди лам. И он ответил: 'массу, это одна из основных тем, правда в них нет никакой вероятности. Вам скажут, что какое-нибудь скверное на вид существо было сто лет замуровано в камере, и оно, само собой так и выглядит, но вы же не спросите у него свидетельства о рождении.' Я спросил его, обладали ли они, на его взгляд, медицинским или может, оккультным способом сохранения молодости, и он ответил, что предположительно, им было известно довольно много интересных вещей, правда, он подозревал, что при близком рассмотрении все это будет не больше Индийского веревочного фокуса -- то, что кто-то когда-то уже видел. Хотя он таки отметил, что ламы обладали довольно странным свойством контролирования тела. 'Я видел, как совершенно голыми они сидели у края замерзшего озера,' рассказывал он, 'при температуре ниже нуля и пронизывающем ветре, в то время как прислужники, разламывая лед, мочили в воде полотенца и затем обматывали их ими. Процедура повторялась более дюжины раз, и полотенца высыхали прямо на их телах. Можно было подумать, что силою воли сохраняли они состояние тепла, хотя, объяснение это, бесспорно, слабое.'"

Разерфорд подлил в свой бокал. "Конечно же, все это, как признался и мой американских знакомый, не имеет ничего общего с долговечностью. Всего лишь пример того, насколько мрачны вкусы лам в вопросе само-дисциплины...На этом мы и закончили, с доказательствами, согласись, недостаточными даже для того, чтобы обвинить собаку в исчезновении куска мяса."

Я ответил что все это, конечно, было неубедительным и поинтересовался, значили ли что-нибудь для американца названия "Каракал" и "Шангри-Ла."

"Ничего абсолютно, я спрашивал. После того, как я задал ему приличное количество вопросов, он заметил: 'Честно говоря, я не большой любитель монастырей, и однажды, кстати сказать, я так и признался одному человеку, которого встретил в Тибете: путешествуй я там один, то обходил бы их стороной, не говоря уж о посещении.' Это случайное замечание подкинуло мне милую мысль, и я спросил его, когда произошла эта встреча в Тибете. 'О, очень давно, еще до войны,' он ответил, 'в одиннадцатом году, кажется.' Я пристал к нему выпытывая детали, и настолько, насколько позволяла ему память, он поведал мне их. Кажется, в то время он путешествовал с каким-то Американским географическим обществом, с несколькими носильщиками, коллегами, и прочим, так сказать, экспедиция пакка[1]. И где-то недалеко от Куэн-Ланов он и встретил этого человека, китайца, путешествующего в кресле, которое несли местные прислужники. Так случилось, что человек этот, очень хорошо говоривший по-английски, настоятельно рекомендовал им посетить близлежащий ламазери, и даже предложил быть проводником. Американец сказал, что у них не было времени, плюс особого интереса к этому никто не испытывал, и на том все кончилось." После некоторой паузы Разерфорд продолжил: "Я не говорю, что это сенсация. Когда человек пытается вспомнить обыкновенный случай, имевший место двадцать лет назад, постороить на этом можно совсем немного. Однако, появляется возможность привлекательного размышления."

"Да, хотя мне кажется, что если бы хорошо снаряженная экспедиция приняла бы приглашение, кто бы мог удержать их в ламазери против их желания?"

"Все возможно. Вполне вероятно что это совсем и не был Шангри-Ла."

Мы немного поразмыслили над этим, но информация была слишком туманной для споров, и я возобновил вопросы, интересуясь, обнаружил ли он что-нибудь в Баскуле.

"Баскуле был безнадежен, а Пешевар -- и того хуже. Никто ничего не знал кроме того, что угон самолета на самом деле имел место. Хотя, и в этом они признавались с неохотой -- это не из тех эпизодов, которыми можно гордиться."

"И после всего о самолете никто ничего не слышал?"

"Ни о нем ни о четверых его пассажирах, ни единой весточки. Я, правда, удостоверился в том, что он был достаточно силен для того, чтобы пересечь горные хребты. Я также пытался обнаружить следы этого Барнарда, но его прошлое оказалось настолько таинственным, что я бы не удивился, если б он на самом деле оказался Чалмерсом Брайантом, как говорил Кануэй. После всего, полнейшее исчезновение Брайанта в разгаре розыска было, скорей, удивительным."

"А как насчет самого угонщика? Ты пытался что-нибудь о нем выяснить?"

"Конечно. Но опять же, безрезультатно. Летчик, за которого этот парень выдавал себя после того как оглушил его, в последствии был убит, закрывая еще одно обещающее звено расследования. Я даже написал одному своему американскому другу, начальнику летной школы, с вопросом много ли в последнее время было у него тибетских учеников, но его ответ был прямым и разочаровующим. Он писал, что различий между тибетскими и китайскими парнями он не видит, и что последних у него насчитывалось около пятидесяти, все в обучении для войны с японцами. Как видишь, шансы небольшие. Но мне таки удалось обнаружить одну весьма любопытную вещицу, для которой, кстати, не нужно было бы даже покидать Лондон. В середине прошлого столетия в Джене был один немецкий профессор увлекающийся кругоземными путешествиями, который в 1887 году посетил Тибет. Обратно, правда, он никогда не вернулся, и существует некая история о том, как он утонул, пересекая в брод реку. Имя этого профессора было Фредерих Мэйстер."

"О, мой Бог, одно из тех которые упоминал Кануэй!"

"Правильно, хотя это может быть всего лишь совпадение. В любом случае, это не доказывает целой истории, потому что Дженовский профессор родился в 1845. Ничего интересного."

"Да, но как странно," сказал я.

"Да, достаточно странно."

"А как насчет остальных, были ли у тебя какие-нибудь успехи?"

"Никаких. Жаль, что список, над которым я работал, был таким кратким. Я не нашел никаких документов об ученике Шопена по имени Бриак, что, конечно, не означает, что такого ученика не было. Если разобраться, Кануэй довольно скупо делился именами -- из пятидесяти с чем-то лам, которые предположительно там находятся, он дал нам только пару. Кстати, Перраулт и Хэнсчелл оказались такими же невозможными для обнаружения следов."

"Как насчет Мэллинсона?" спросил я. "Ты не пытался выяснить, что произошло с ним? И та девушка - китаянка?"