Юрий Черняков - Анклав

Сугроб, грязный, в мелких осколках ледяного наста, сваленный сюда во время уборки с проезжей части, еще не был убран.

Возможно, Иру спасло, что запил водитель самосвала и как раз его машины не хватило, чтобы вывезти этот последний сугроб. Или это не водитель прогулял, а запил слесарь-ремонтник? И потому не заменил какую-то изношенную деталь в этом самосвале, и тот вышел из строя…

— Мужик, ты чего здесь потерял? — услышал он сзади голос и, обернувшись, увидел смурного, косоглазого мужичка со скребком, в грязной оранжевой накидке и в явном подпитии. В его косых, мутных глазах вдруг на секунду мелькнула усмешка. — Это случайно не твою внучку вчера сбил «Опель»?

Колотов растерянно кивнул. Его еще ни разу не принимали за дедушку собственной дочери.

— Меня наша мастер отругала, почему не весь снег убрал… А сама меня позвала машину разгружать, когда я начал… А потом перекур… Слышь, выходит, это я внучку твою спас? Ты, небось, с водилы отступные поимеешь, а? Чего молчишь? Пузырь хоть поставь, раз такое дело. Обмыть ведь надо, чтоб в последний раз… Да, тут я ее шарф нашел и варежку. Ты мне расписку дай, что все путем, мол, забрал…

Вернувшись домой, Колотов набрал номер тети Лиды.

— Простите, а вы кто ей будете? — услышал незнакомый голос.

«В самом деле, — подумал он, — кто я такой и почему ей звоню?»

— Я ее бывший сосед, Колотов Александр.

— Она мне о вас много рассказывала, — вздохнула женщина. — И столько хорошего… Лидочка в больнице. — Ее голос дрогнул. — У нее случился инсульт. Перед самым Новым годом, представляете? Мы хотели вместе отметить, я из магазина вернулась, а она лежит на полу. С кем-то поговорила по телефону и… Пока «скорая» ехала, она лежала и что-то шептала. Вам дать номер больницы?

— Да, конечно…

Узнав адрес и телефон, он положил трубку…

Елена вернулась, когда уже стемнело. В квартире тоже было темно. Колотов лежал на диване, одетый в куртку, не сняв сапоги.

— Боже! Ты где так напился? — спросила она. Села рядом и провела рукой по его лицу. — Ты что, плакал?..

В свой день рождения Ира сама позвонила из больницы:

— Папа, вы когда приедете? У меня день рождения, не забыли? Скажи маме, пусть захватит мою косметичку. Ну и свежий «Метрополитен», тетя Маша сказала, что там новая статья дяди Сиди, она мне привезла много вкусненького, а журнал забыла. Фруктов не надо, у меня их тут полно… Книг не хочу, ну их, потом, когда выйду… И, кстати, — она понизила голос, — я кое с кем вас познакомлю…

В палате она познакомила родителей с Димой Нефедовым, вихрастым, угловатым малым, тем самым, кто ее сбил.

Увидев их, он сразу подскочил: здрасьте! И подал Елене стул.

В палате они остались одни: ко второй девочке пришли родители и, поддерживая ее, сразу вышли.

Выяснилось: Дима Нефедов быстро разыскал Иру, прислал цветы и записку. Она ему не ответила, но он все равно пришел, проникнув в больницу поздно вечером, принес ей фрукты, плеер и мобильник. И еще сам приводил сюда милицейского следователя, который вел дело о ДТП, устроив нечто вроде очной ставки…

Их встречи продолжалось все эти две недели, до часов посещения и после. Дима развлекал Иру и ее соседку, а также медсестер — приносил им журналы, травил анекдоты, а как-то притащил ноутбук и показывал клипы и мультики.

И обо всем этом она ничего своим родителям до сих пор не сказала.

— Дима, выйди пока, — сказала Ира, исподлобья глядя на мать. — Подожди в коридоре. Я позову.

— Неужели ты ничего не понимаешь? — спросила Елена, едва Дима вышел. Этот подонок чуть не убил тебя и теперь старается задобрить… А ему самое место в тюрьме!

Ее руки тряслись, пока она доставала сигарету.

— Мама, здесь нельзя курить. И, пожалуйста, не смей так о нем говорить, — тихо сказала Ира. — Чтобы я больше этого не слышала. Он не хотел меня убивать, понятно тебе? Он сам не знает, почему его занесло. Воля случая, понимаешь? Да, вот так мы с ним познакомились. У вас с папой было по-другому? Ну и что? Мы тоже другие. И мне уже пятнадцать. И потом, он мне сразу понравился.

— Как — сразу? — не поняла Елена.

— С первого взгляда. Я увидела его за рулем, а он — меня. И закрыл глаза. И таким мне запомнился… А теперь, папа, позови его, пожалуйста, а то неудобно. И мы вместе отметим мой день рождения. — И негромко добавила: Мама, тебе мало, что я осталась жива?

— Господи… — простонала Елена. — При чем здесь это?.. А ты что молчишь? Скажи что-нибудь! Или сделай.

Колотов встал, открыл дверь, встретился взглядом с Димой. Тот почесал затылок и вошел в палату.

— Значит, так, — сказал он, остановившись у двери. — Там все было слышно, поэтому сразу скажу, чтоб было все понятно. Пусть я подонок, но на меня распространяется амнистия, и меня точно не посадят, даже если сам попрошусь, ну и так далее…

— А хоть бы и посадили! — хмыкнула Ира, жуя апельсин.

— Да, я еще не извинился перед вами. Сделаю это сейчас, так что извините… — Он склонил голову, потом достал из своей сумки бутылку шампанского. — И еще. Вы не подумайте, мои родители вам оплатят, сколько скажете вы, а не решит суд… Вроде все сказал. Но теперь, может, выпьем за именинницу? Чуть-чуть ей можно, я узнавал. Ну, хотите, дайте мне по морде!

— Да, вы не видели, какие костыли он мне подарил на день рождения! воскликнула Ира. — Вон, в большой коробке. Шведские, за двести баксов, такие легкие-легкие. Дима, покажи…

— Боже! — Елена вскочила и, прижав платок к глазам, выбежала из палаты.

— Я так и знала, — вздохнула Ира, прикрыв глаза. — Папа, сходи за мамой.

— А у тебя красивая мама, — сказал Дима, откупоривая шампанское.

Колотов вышел и увидел в коридоре у окна плачущую жену.

— Почему все так получается? — Она отстранилась, когда он ее обнял. Пусти… Иди лучше к ним. Я сейчас приду…

Они вернулись домой около десяти вечера. Елена прилегла, а он машинально включил и выключил телевизор. Прикрыл глаза. И ему привиделось давнее и неповторимое: призрачный звон полуденного зноя, стекавшего с запрокинутого неба, плеск плотвы, крахмальное поскрипывание горячего песка под босыми ногами, а по воде, под радужными переливами крыльев стрекоз стремительно разбегались водомерки…

Он подошел к окну. Там валил густой снег, размягчавший тьму, отделявшую их от дочери.