Эмиль Брагинский - Московские каникулы

– А я тебя, иностранка, не держу! – с нарочитой грубостью произнес Гриша. – Иди, спеши!

– Я туда и обратно. Как это у вас говорится – мигом! – Лучана искренне верила, что обернется мигом. – У нас же с тобой счастье, Григорий!

Первый раз назвала его полным именем и исчезла.

– Значит, конец, я предчувствую! – сказал сам себе Гриша.

На улице Лучана остановила первую попавшуюся машину:

– В итальянское посольство, улица Веснина!

– Сколько заплатите?

– Сколько попросите! – Лучана уже залезала в автомобиль. – У меня нет ни копейки, меня обокрали, но верьте, вам хорошо заплатят!

Шофер внимательно оглядел Лучану и решил рискнуть. Поехали. И благополучно добрались до посольства.

– Откройте мне дверцу! – распорядилась Лучана и шепотом продолжила, видя удивленное лицо шофера: – Так положено!

Шоферу надо было получить деньги, и потому он, хочешь не хочешь, должен был выполнить причуду пассажирки. Вышел, обошел машину спереди и вежливо распахнул дверцу, выпуская Лучану.

Та, шикарно одетая, вальяжной походкой приблизилась к дежурному милиционеру и сказала небрежно:

– Сообщите, и побыстрей, главе правительственной делегации синьору Каппаттини, что Лучана Фарини ждет его здесь, у входа! – И добавила для убедительности: – Как мы и договаривались!

Милиционер не пожелал вступать в дискуссию, черт ее знает, может, это и правда. Конечно, он не узнал ту самую итальянку в рабочем оранжевом жилете, которую вчера не впустили внутрь. Милиционер куда-то позвонил…

И буквально сразу семенящей походкой поспешил навстречу Лучане сияющий Министр – маленький, толстенький, со сверкающей серебряной прической:

– Лучана, ты в Москве, какое счастье!

Калитка распахнулась перед Лучаной, пропуская ее на территорию посольства, но Лучана не торопилась входить:

– Маурицио, дорогой, рассчитайся с шофером, у меня нет ни сольди. Я еду издалека, – она обернулась и подмигнула шоферу, – пятьдесят долларов!

Министру негоже было выказывать недовольство, он его спрятал внутри, как положено дипломату. Министр заплатил. Шофер поспешил поскорее уехать, пока клиенты не передумали и не потребовали сдачу.

– Лучана! – запел Маурицио, обнимая ее за плечи. – Ты в Москве, я ничего не знал!

Они уже шли по двору посольства.

– Я приехала хоронить собаку, но не смогла ее похоронить, потому что она оказалась живая!

Министр вздрогнул.

– Ну и хорошо, что живая! – одобрил поведение собаки Министр. – Ты прекрасна, как всегда, синьора Фарини! У нас с тобой впереди целый день, официальная часть визита закончена…

Они говорили, естественно, по-итальянски.

– У меня нет ничего впереди, все сзади! – оборвала Лучана. – У меня украли деньги…

– Я одолжу! – галантно предложил Министр.

– Билеты!

– Я позвоню в «Алиталию»!

– И паспорт тоже!

Министр нахмурился и сделался государственным человеком:

– Это сложнее, но и эта проблема решаема. Я поручусь за тебя перед Послом. Идем к нему, но…

– Что «но»? – насторожилась Лучана.

– Сегодня начинается сладкая жизнь, и ты будешь сопровождать меня в качестве красивой, сногсшибательной спутницы!

– Но это невозможно! – почти что выкрикнула Лучана. – Меня ждут!

– Такую женщину, как ты, – мудро заметил Маурицио, – он просто обязан ждать! Это повысит коэффициент полезного действия вашей будущей встречи. Идем к Послу хлопотать насчет паспорта…

Министр повел Лучану внутрь здания и по пути шепнул:

– Я всегда предупреждал твоего дурака мужа: не пускай ее никуда одну. Кто он, твой московский?

Лучана не пожелала выдавать Гришу:

– Это вовсе не он, это она, подруга!

– Ну, это было бы еще хуже! – по-современному отреагировал Министр, не поверив Лучане. – Нацепи на лицо ослепительную улыбку. Вон кабинет Посла! Уверен, что ты здесь кого-то завела. У тебя такой довольный вид, прости, это вид женщины, которая только что из постели любовника!

Не давая Лучане возможности возразить, Министр кивнул секретарше и распахнул дверь, ведущую в кабинет:

– Дорогой Франко! Позволь представить тебе моего друга, римско-венецианскую красавицу, синьору Лучану Фарини!

Улыбка Лучаны была победительно-роскошной и одновременно загадочной. Может быть, именно эту улыбку писал Леонардо да Винчи? И правда, может он писал ее с Лучаны? Кто знает…

Вскоре вереница правительственных машин, длинных и черных, мчалась по Ярославскому шоссе к Сергиеву Посаду, бывшему городу Загорску, где расположена Троице-Сергиева лавра. Кстати, почему начальственные автомобили, не только у нас, но и по всему бюрократическому миру, окрашены в черный, траурный цвет? Неясно…

– Я предательница! – страдала в машине Лучана.

– Конечно, предательница, и для женщины это нормально, – улыбнулся Маурицио, протягивая руку к телефонному аппарату, – ты ему позвони!

– У него нет телефона!

– Как это нет? Он что, бездомный?

– Он ученый, он поэт, он композитор…

– И превосходный мужчина! – закончил Маурицио. – Пошли ему телеграмму!

– Я уже кое-что поняла про эту страну, – грустно заметила Лучана, – телеграмма может прийти через несколько дней!

Маурицио отрицательно покачал головой:

– Нет, нашу доставят немедленно! Похоже, уже подъезжаем.

Лучана поглядела. Вид на лавру был потрясающий.

– Нас ждет небольшая экскурсия, а затем обед у митрополита. Ты ела когда-нибудь монастырскую уху из стерляди? – Настроение у Министра было отличным.

Но стерлядь не взволновала Лучану.

– Но как я пошлю эту телеграмму?

– Продиктуй ее, пожалуйста, моему помощнику, вот и все!

Помощник сидел впереди, рядом с водителем. Он слышал слова шефа и угодливо обернулся к Лучане.

Телеграмму и в самом деле принесли тотчас же, то есть через несколько минут после того, как она была отправлена. Ведь могут, если хотят. Приняла телеграмму Дуся. Гриша во дворе занимался ремонтом машины, надо же было себя хоть чем-то занять. А машина, по счастью, была такой, что требовала ремонта всегда.

– Гриша! – зашумела Дуся, размахивая телеграммой. – Тебе правительственная! Ты уже в правительство затесался! Я прочту!

– Не смей! – Гриша стал вылезать из-под машины,

– У тебя руки грязные, нельзя пачкать правительство! Читаю! – Дуся уже вскрыла телеграмму и зачитала с выражением: – «Скучаю тчк очень скучаю восклицательный знак…» Во как, – прокомментировала Дуся, – восклицательно скучает. Читаю дальше: «Обедаю монастыре Сергиевом Посаде…» Гриша, она от любви к тебе, Григорий, ушла в монастырь!

– Заткнись!

– Нет, тут еще есть в конце… «После обеда мчусь тебе… целую…» Гриша, следовательно, когда она примчится, кормить ее уже не надо…

Гриша скрипнул зубами:

– Пойдем, Дуся, выпьем!

– Григорий, вообще-то я непьющая, но не могу отказать душевному другу, ты совратитель!

Лучана осмотрела Троице-Сергиеву лавру, Лучана отобедала в компании с митрополитом, отведав монастырской ухи из стерляди. Несмотря на личное горе, Лучана обедала с аппетитом.

К вечеру вереница правительственных автомобилей въезжала в особняк для приемов важных иностранных гостей.

– Я дрянь, – продолжала переживать Лучана, – я сука, я продажная девка…

– А ты опять пошли ему телеграмму! – утешал Министр. – Продиктуй помощнику!

Лучана опять диктовала покорно.

А тем временем Гриша с Дусей попивали и закусывали.

– Что за дрянью ты меня поишь! – Дусю аж передернуло. – Если отправишь на тот свет, комнату мою тебе все одно не отдадут!

– Темная ты баба! Это же знаменитое виски «Беллентайн»! На бутылке смотри – выпускается с одна тысяча восемьсот тридцать седьмого года!

Дуся была непоколебима:

– Значит, они все полтора века гонят сивуху!

В квартиру позвонили, требовательно позвонили. Дуся и Гриша поглядели друг на друга, вставать никому не хотелось, благо, как принято говорить, хорошо сидели. В квартире было тихо. Сосед, как обычно, отсутствовал.

– Не открываем! – принял решение Гриша, но Дуся поднялась со вздохом, направилась к двери, отворила.

– Телеграмма правительственная, Скворцову!

– Других не берем! – ответствовала Дуся. – А Скворцов к этому часу уже выпадает в осадок. У меня от него пожизненная доверенность. Давай распишусь!

– Читай! – скомандовал Гриша, когда Дуся возвратилась в комнату. – Узнаем, где она сейчас кайфует.

– Отлично! – кивнула Дуся. – Сегодня я диктор! Зачитываю: «Ужинаю в Доме приемов с правительством тчк скоро буду тчк целую восклицательный знак». Все!

– Это она не меня целует, – усмехнулся Гриша, – а правительство!

Дуся пустилась в житейскую философию. Все женщины в ней сильны, во всяком случае, сильнее мужчин.

– Пойми, недоумок, мы здесь все до сих пор совки: помним советскую власть, забыли советскую власть, без разницы – все до одного совки!

– По-твоему, я тоже совок? – обиделся Гриша.