Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности!

Аннелиза кивнула и улыбнулась. Иногда она становится похожей на маленькую девочку.

Когда мы с ней познакомились, ей было десять лет. Светловолосые косички являли собой противоположность моей прическе под пажа. На ней была берхтенсгаденская вязаная кофта с красно-зеленой кокеткой, с пуговицами в народном стиле и вязаным стягивающим талию пояском.

Мне очень захотелось такую же кофточку, но мама в ответ выдавила сквозь зубы: «Тебе бы подошла!»

Только сейчас я понимаю, что за столь очевидным неприятием этого предмета одежды пряталась ее тлеющая ненависть к гитлеровскому режиму.

Нашему сыну Кристиану было около двух лет, когда он привел домой собаку. Терьер принадлежал дедушкиному другу, которого отправили в дом престарелых. Никто не захотел приютить животное, и мы оставили его у себя. Во всех семьях одна и та же история: вначале дети клянутся, что будут заботиться о животном и пару дней действительно носятся с новым членом семьи. Но рано или поздно забота о животном целиком ложится на плечи хозяйки дома.

Однажды, выгуливая вечером собаку, я познакомилась с семейной парой, жившей по соседству. Они тоже вышли погулять со своей жесткошерстной таксой. Слово за слово, и я узнала много об этих людях, значительно превосходивших меня по возрасту.

Уже во время наших первых разговоров фрау Ребхун, — которая была на голову выше мужа, — стала возмущаться по поводу одной газетной статьи на злобу дня. Триста семьдесят четыре видные женщины публично признались в том, что нелегально сделали аборт. Помню, мы с ней тогда здорово подискутировали; но когда я узнала, что эта пара долгие годы тщетно мечтала завести ребенка, то я умолкла.

Ребхуны держали антикварный магазин в старой части Висбадена, специализировавшийся на украшениях. Они были неразлучны и лепились друг к другу, как репейник, вместе каждый день отправлялись на работу и всегда брали с собой собаку. Такса не производила впечатления цербера, однако могла порой угрожающе зарычать и оскалить зубы.

Прохаживаясь по магазинам, я обнаружила крохотную лавку с латунной табличкой «Вальтер П. Ребхун, антикварные предметы». Я вошла внутрь, и хозяева показали мне множество любопытных вещиц. В большинстве своем это были украшения, выставленные в витринах, но в их ассортименте имелись еще коробочки, табакерки, наперстки, картинные рамы, столовые приборы, чашки и кубки и тому подобная мелочовка из серебра. Я была в восторге, пожалуй, даже в восхищении и приобрела у них за деньги, отложенные на сумочку, изящный классический дорожный несессер. В футляре из черепахового панциря были аккуратно уложены позолоченные ножнички, шильце и тонко гравированный футляр для иголок. Несессер у меня хранится до сих пор, хотя в сущности его покупка была спонтанной, как и все прочие ненужные приобретения. Мой муж тоже был удивлен.

Удо заинтересовался тем, что я рассказала ему про семейную пару. Он уважал состоятельных соседей. Уговорил меня согласиться на предложение господина и госпожи Ребхун иногда представлять их в магазине.

Зарплата у меня была отнюдь не княжеская, но часы, проведенные в магазине, доставляли удовольствие. Ребхуны решили, что каждый из них попеременно будет располагать одним свободным днем в неделю, чтобы сходить с таксой к ветеринару или сделать какие-либо другие дела. В магазин редко вваливались туристы, и я старалась, чтобы на ценные предметы были устремлены не менее двух пар глаз одновременно.

У Ребхунов было чему поучиться. Иногда часами в магазин никто не заглядывал, и у нас появлялось время на разговоры. Вальтер Ребхун был всесторонне образованным человеком. В сейфе он хранил свои любимые вещи, с которыми расставался очень неохотно. Жена любила его немного поддразнить, когда он в очередной раз утаивал от покупателя свои сокровища. Вальтер мог рассказать нечто интересное практически обо всех предметах. Да что там, он и меня подвигнул на изучение истории культуры и искусства. Через пару лет я научилась прекрасно разбираться во всех тонкостях прикладного искусства и стала доверенным лицом семейного предприятия. А когда фрау Ребхун заболела раком, я все чаще заменяла ее на работе.

Некоторые люди, например Аннелиза, не верят в случайность. Я тоже не из тех, кто во всем видит предначертание, но в том, что фрау Ребхун умерла в день моего развода, трудно не углядеть перст судьбы. С горечью мне пришлось смириться с тем, что в одночасье я превратилась в одинокую незамужнюю женщину, а вскоре мне пришлось съехать из нашего дома. Сын тогда уже жил в Берлине. У меня в Висбадене не осталось ни одного родного человека. В тот тяжелый период именно Аннелиза оказалась рядом, она-то меня поддержала, да еще господин Ребхун, предложивший постоянное место. Это лучшее, что могло со мной произойти, иначе я бы бесконечно долго предавалась жалости к самой себе. В конце концов, мой шеф страдал не менее моего.

Мы были знакомы и доверяли друг другу уже лет десять, однако сохраняли уважительную дистанцию. Господин Ребхун был слишком воспитан, чтобы отдавать распоряжения в какой-либо другой форме, нежели в виде вежливой просьбы, и слишком консервативен, чтобы предложить мне перейти на «ты».

Однажды утром я вошла в магазин и застала шефа в слезах. Со дня смерти жены он ни разу не давал волю чувствам, и вот теперь самообладание покинуло его. Как выяснилось, его постаревшая собака только что попала под машину прямо перед магазином.

Чтобы выразить сочувствие, я положила свою руку на его и стала говорить какие-то успокаивающие слова. Неожиданно он в резком порыве привлек меня к себе, и в моих объятьях зарыдал как дитя. Чтобы защитить его от любопытных прохожих, я закрыла входную дверь в магазин. Как могла, я продолжала утешать Вальтера и при этом нежно поглаживала по спине. Закончилось тем, что я заплакала вместе с ним, в какой-то момент наши мокрые лица оказались рядом, и мы поцеловались. Трудно представить, что любовные отношения могут завязаться столь драматически, в слезах! Лишь много позже я осознала, что симбиотический треугольник мужчина — женщина — собака разорвался лишь с гибелью собаки, и только расставшаяся с жизнью такса открыла хозяину путь для новой жизни.

Мы были неравной парой, это, пожалуй, бросалось в глаза, но мы не могли стать предметом для потехи, если кроме Аннелизы о нашем заговоре никто больше не знал. Правда, Кристиан во время коротких визитов успел что-то заподозрить. «Тебе с Ребхунчиком, похоже, нравится?» — спросил он.

Все-таки даже повзрослевшим детям не обязательно все знать о родителях. Прежде всего мне бы не хотелось, чтобы Удо каким-нибудь окольным путем пронюхал о моей новой жизни.

Свое полное имя Ребхун писал «Вальтер П.». К моему удивлению, буква П означала не Петер или Пауль, а Перси. Поскольку его жена называла его попросту Вальтер, он не хотел, чтобы я обращалась к нему так же; конечно, мне было непросто после стольких лет перейти на неформальный тон, и мы оба постоянно путались. Дедушка Перси происходил из Шотландии, а его внук, наверное, поэтому поддерживал контакты с англичанами. При их посредничестве ему удавалось приобретать антикварные вещички за выгодную цену.

Перси слегка прихрамывал, ко времени нашего знакомства он поседел, роста был небольшого, полноват, цвет лица сохранился розовым. Как и его упокоившаяся жена, я была чуть выше его ростом, но при этом он в часы тихих уединений называл меня ласточкой, — думаю, виной тому были мои серые платья. Любопытно было наблюдать, как благодаря моему участию мужчина буквально расцвел на глазах и открылся с доныне незнакомой — жизнерадостной — стороны. Раньше мне не нравились мужчины, украшавшие себя драгоценностями. Но ему шли кольца, галстучные заколки, запонки и золотые цепочки для часов, потому что он их носил с достоинством гранда, как нечто само собой разумеющееся. Иногда молча надевал мне на палец кольцо, хотя я никогда не была уверена, хочет ли он мне подарить его или просто посмотреть, как оно смотрится на женской руке. После работы мы обычно отправлялись куда-нибудь поесть.

В обеденный перерыв мы заходили ко мне, поскольку моя новая квартира находилась неподалеку от магазина. Сначала мы наскоро чем-нибудь перекусывали, затем следовал послеобеденный отдых — я ложилась вздремнуть на постель, а Перси устраивался на диване. Было бы неверно утверждать, что наши отношения основывались на пылкой страсти, но ее недостаток с лихвой покрывался временем тихого благодарного счастья, искренней дружбой и частыми обедами в умиротворяющей атмосфере.

Лишь один-единственный раз мы провели вместе ночь у Перси, но из прагматических соображений повторять ее не стали. С одной стороны, мне не хотелось, чтобы меня видели неподалеку от нашего бывшего дома, где теперь жили чужие люди. С другой — в постели скончавшейся фрау Ребхун я до утра не сомкнула глаз.