Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности!

На ночном столике Перси все еще стояла свадебная фотография с посвящением: «Моему любимому Вальтеру от его Марты». На фотографии наш общий любимый был в форме, которая ему совершенно не шла. Не только эта фотография, но и каждый предмет мебели в его квартире напоминал о долголетнем супружестве. В моей двухкомнатной квартире стояла лишь одна узкая кровать, потому что после развода я намеревалась жить как монашка. Конечно, я могла бы снять квартиру и побольше, но все ждала, что на такой шаг меня подтолкнет кто-то другой. Перси же как будто был полностью удовлетворен нашими редкими любовными идиллиями.

Некоторые клиенты принимали Перси за искусствоведа. Он самостоятельно накопил большие познания в данной области. В молодости выучился на ювелира, но проработал золотых дел мастером совсем недолго. После войны, откуда Перси вернулся с ранением в ногу, он мужественно открыл небольшой магазин.

Поначалу принимал в уплату любые предметы, в том числе и всякое старье, которым потом тоже торговал. Американские солдаты охотно раскупали на сувениры разные мелочи, например ордена, и радовались, что Перси мог дать им справку на английском. Позже, когда он стал специализироваться на украшениях, профессиональные знания ювелира ему пригодились. Некоторое время Перси занимался тем, что собственноручно переделывал и ремонтировал ювелирные изделия для клиентов.

По глупости и из гордости после развода я отказалась от алиментов. И хотя в материальном отношении я прочно стояла на ногах, но каких-либо больших затрат позволить себе в то время не могла. Мне казалось справедливым, что Перси расплачивался за наши обеды. Белье он отдавал в прачечную, однако я кое-что для него делала помимо работы в магазине. Впрочем, его нельзя было однозначно назвать ни скупым, ни щедрым, просто в финансовых вопросах Перси поступал осторожно.

Когда он умер в возрасте шестидесяти пяти лет, я почувствовала в этом свою вину, — совсем не так, как было у Аннелизы с отравлением ее мужа. И еще я часто задумывалась, продолжал ли он верить до самого смертного часа в то, что его маленькая ласточка принесла ему счастье? Несмотря на то что фрау Ребхун при случае не забывала упомянуть о болезни сердца, сама я почти никогда не интересовалась, как у нее со здоровьем. В свое оправдание могу сказать, что я не то что не привыкла жаловаться на недомогания, но даже ЭКГ не делала до последнего времени.

Видимо, в тот душный день я его перенапрягла. После долгого воздержания меня так сильно потянуло на секс, что пришлось в обеденный перерыв взять инициативу в свои руки. К сожалению, мои усилия не увенчались успехом, розовая краска сошла с лица Перси, он побледнел и покрылся холодным по́том. Мой возлюбленный извинился как джентльмен и выразил сожаление, что сегодня недостаточно бодр. Потом попросил меня вернуться в магазин без него. Перси покинул мою квартиру, сел в автомобиль и отправился домой. Думаю, напрасно; он сказал, что от стыда еще долго не сможет смотреть мне в глаза.

Умер ли Перси во второй половине дня или ночью, это сейчас не установить. Утром не появился в магазине, я заволновалась, отправилась к нему домой и нашла его там мертвым.

Как я пережила это горе? Благодаря все тем же близким людям: Аннелизе, нашедшей нужные слова утешения, и Перси, который позаботился о завещании. Он объявил меня единственной наследницей.

В пятьдесят три года неожиданно я стала состоятельной женщиной, и мне больше не надо было беспокоиться о будущем. Слава богу, теперь можно было выбирать, то ли лентяйничать и тратить состояние, дождаться внуков, путешествовать по миру, то ли продолжить работать. Хотя для меня вопрос был предрешен: я выбрала профессию и решила управлять магазином в духе Перси.

В восьмидесятые и девяностые годы антикварный бизнес развивался неплохо, а в престижном Висбадене не было недостатка в покупателях с тугими кошельками. К тому же здесь всегда находилось немало курортников, которые готовы были вознаградить украшениями себя или кого-либо другого за непосильные труды, вложенные в их лечение. Я сняла старую табличку. Отныне мой магазин назывался «Золотое дно». В отличие от Перси я торговала, кроме прочего, модными украшениями из довоенной эпохи, которые были доступны в том числе женщинам с ограниченным бюджетом. Мой банковский счет рос медленно, но постоянно, и я стала позволять себе шелковые платья. Больше всего мне нравились светло-серые тона, на их фоне выгодно смотрелись мои украшения.

Разумеется, моя деятельность в качестве независимой женщины-коммерсанта была связана с напряженным трудом и стрессом. Приобретение и продажа — далеко не единственное, чем приходилось заниматься, поскольку Перси при жизни делал много такого, о чем я не имела понятия. Так, он всегда добросовестно планировал срок внесения предоплаты в финансовое управление, регулярно встречался с консультантом по налоговым делам, проверял бухгалтерию, рассчитывал цены и, конечно, постоянно брал на себя ответственность за решения.

Чтобы сбросить с себя часть функций, через несколько месяцев я приняла на работу долговязого молодого человека, напоминавшего своими темными бровями, мясистыми губами и слегка приоткрытым ртом ранний автопортрет Караваджо. Милого Руди только что оставил партнер по жизни и бизнесу, однако он и близко не подошел к тому состоянию горя, в каком в свое время я пребывала в схожей ситуации.

Причиной его основных страданий являлась довольно специфическая проблема: правая нога у него была на три сантиметра длиннее левой. Из-за этого левые ботинки были ему велики. Я не раз ловила Руди на том, как он за кассой стоял в одном носке и запихивал в ботинок свежую папиросную бумагу. И поскольку меня уже начали доставать его вечные причитания, я купила ему на день рождения по паре одинаковых ботинок размеров 41 и 44, наверняка зная, что он отберет, какие нужно, и два ботинка останутся лишними.

Руди чрезвычайно обрадовался подарку. По пути домой он на моих глазах выбросил в мусорный контейнер лишнюю пару. На беду он ошибся и выбросил именно те, которые отобрал для себя, а когда заметил, контейнер с мусором уже увезли. Руди и сегодня с удовольствием рассказывает, как совершил величайшую в жизни ошибку.

Уже в первые дни работы в магазине Руди убедил меня приобрести дорогую и капризную машину для заваривания эспрессо, которая слушалась только его. Тем не менее машина производила впечатление на покупателей, когда Руди угощал их черным напитком в мейсенских фарфоровых чашечках. Через пару недель мой маленький магазин стал напоминать бар, потому что очередная парочка друзей Руди не могла пройти мимо, чтобы не поболтать. Поначалу я наблюдала за этим с недоверием, поскольку молодые господа заруливали к нам не ради покупок, однако со временем так к ним привыкла, что мне стало их не хватать. Со школьных лет я так не смеялась, да и постоянные клиенты потянулись к молодым, плененные их раскованными разговорами. Приятели Руди были хорошо воспитанны и достаточно тактичны. Едва почувствовав, что мешают сделке по продаже ценного предмета, они быстро исчезали.

Меня немного забавляло, что Кристиан стал ревновать меня к сотруднику, будто тот был его младшим братом, а Руди, напротив, относился к моему сыну с нескрываемым недоверием.

В остальном Руди был честолюбивым, надежным, интеллигентным, и он действительно облегчил мне жизнь. Через несколько лет я передала ему мое «Золотое дно» с уверенностью, что и Перси был бы доволен подобным преемником.

Раз в месяц я звонила Руди, чтобы поинтересоваться его самочувствием и тем, как идут дела в магазине. На сей раз он меня опередил.

— Ты не поверишь, Лора, — волнуясь, признался он. — Я влюбился!

Я ему сразу поверила. Как всегда верила с первого слова. За годы нашей совместной работы Руди часто влюблялся и разочаровывался, всякий раз с энтузиазмом в начале и горечью под конец. Между тем ему уже было под сорок, а он вел себя как подросток. Я пыталась вразумить его, что если в молодости мы способны воспламеняться чувствами к новому человеку раз в два месяца, то с годами уже не так часто, примерно раз в семь лет, а в зрелом возрасте и еще реже. Некоторые, возможно, вообще никогда.

Я часто думала, где и как в свои семьдесят я в принципе могла бы встретить подходящего партнера? Вероятно, немцы-пенсионеры правильно поступают, что коротают старость на Мальорке или Тенерифе. Там можно есть на свежем воздухе и там легче заводить ни к чему не обязывающие знакомства, чтобы отправлять естественную потребность. Другой вопрос, хочется ли мне такой жизни в принципе?

Я лишний раз убеждаюсь, что совершенно не похожа на Аннелизу, когда она мне зачитывает брачные объявления из центральных газет. И громко ругается из-за того, что почти все мужчины предпочитают стройных и худощавых. Не съездить ли нам с Аннелизой на Мальорку? Вот только она вряд ли согласится сесть в самолет.