Марго Бервин - Оранжерейный цветок и девять растений страсти

Я была смущена, и хотя знала, что не должна думать о растениях, не могла не думать. Я не могла быть уверена, есть они у Армандо или нет, и не была уверена, надо ли мне помогать Диего. Но если он умрет, я не смогу жить с этим.

— Я люблю тебя, — пробормотал Эксли. — Он никогда не любил тебя так, как я. Он просто врал и морочил тебе голову. — Эксли покрепче прижал меня к себе. — Я всегда знал, что ты придешь.

— Да, Дэвид, я вернулась, — прошептала я ему в волосы и притянула к себе его голову, прижавшись надушенными грудями к его лицу. — Я никогда не хотела уходить.

Эксли взял меня за руки:

— Ляг со мной.

— Не ложись с ним, — шептал Армандо у меня в голове. — Если ты сейчас ляжешь, то никогда уже не выберешься отсюда. Никогда. Это твой последний шанс достать ландыш.

Эксли опустился на колени прямо на грязный пол, а успокоившаяся гремучая змея свернулась кольцами прямо перед ним. Я стояла рядом, и он приник к моему телу.

Туман вокруг меня был густым и плотным. Меня потянуло в сон, но я боролась с сильным желанием сесть на пол.

— Ты мне нужна, — произнес он с пола. Его руки обняли меня за ноги. Он жадно обнюхивал мои бедра, прижимаясь к ним носом.

Я наклонилась и приподняла его голову.

— Ты тоже мне нужен. — Я постаралась представить себе лучший в моей жизни поцелуй, тот самый, который подарил мне Диего тогда, в джунглях, когда вливал сладкую мякоть какао в рот. А потом, глядя в длинные узкие глаза Эксли, я наклонилась и поцеловала его, вкладывая в поцелуй всю страсть, которую могла найти в себе. Я делала это для Диего.

Мне было противно ощущать скользкий язык Эксли и серые нечищеные зубы. Но я была уверена, что он меня любит. Хотя он, безусловно, был порочен, следил за мной и хотел, как рабу, привязать меня к себе, он тем не менее очевидно нуждался во мне.

Я вспомнила слова Лурдес Пинто: «Ты должна найти внутри себя любовь, которую ты к нему испытывала, когда впервые его встретила. Ты должна почувствовать эту любовь опять»

Я вновь и вновь целовала его. А когда наконец остановилась, его глаза были закрыты, а рот широко открыт для следующих поцелуев. Я постояла всего одно мгновение, чтобы убедиться, что его желание достигло нужного уровня, и удостовериться в его страсти, самой сильной, которую мужчина когда-либо испытывал ко мне. А потом, когда я вполне насладилась этими ощущениями, мое натертое маслом тело выскользнуло из его объятий. И пока его глаза были все еще закрыты, а рот открыт, я схватила ландыш и выбежала из хижины. Я оставила его на коленях с протянутыми руками. Заплесневевшая дверь захлопнулась за мной, и последнее, что я услышала, было шипение встрепенувшейся гремучей змеи.

Группа аэрофильных растений включает орхидеи, бромелиевые и все платицериумы — папоротники. Их не сажают в почву, и их не надо поливать. Они извлекают питательные вещества из разлагающихся насекомых и листьев, а азот из ударов молний. Что можно еще добавить к истории растений, которые питаются молниями и смертью? Здесь достаточно материала для десяти историй.

Я вбежала в лес на предельной для себя скорости. Была глубокая ночь, и впереди ничего не было видно даже на дюйм. Я спотыкалась о корни деревьев и кустарников. Листья и ветки царапали мне лицо, а насекомые залепляли глаза. Горшок с ландышем был для меня слишком тяжел, поэтому, шваркнув им о дерево, я разбила его вдребезги. Продолжая бежать, я прижала цветок с землей на корнях к телу.

Когда мне показалось, что я достаточно далеко от Эксли, я замедлила бег, а потом и вовсе осторожно прокладывала себе путь через подлесок. Я, конечно, все время помнила о быстром течении времени и о Диего, но мне было страшно бежать, потому что я опасалась повредить или потерять ландыш. Я понятия не имела о том, какая часть растения используется для лечения, и я не могла себе позволить оторвать или уронить малейший кусочек. Я уже давно прекратила попытки рассмотреть что-либо в темноте. Просто опустилась на четвереньки и прокладывала себе путь по земле, как делала это черная пантера. Я не имела ни малейшего представления, в каком направлении я двигаюсь и вообще приближаюсь ли к Касабланке или удаляюсь от дома.

В полном изнеможении я остановилась отдохнуть, опершись о дерево, и под подошвой нащупала большой лист, который оказался гигантской пальмовой ветвью. Такие гигантские листья нередко встречаются на подстилке джунглей. Их обширная поверхность дает возможность растению уловить необходимое для выживания количество света даже в темноте. Я подняла лист и завернула ландыш в него, чтобы защитить драгоценность от дождя и своей неловкости. Я пошла дальше, остановившись лишь однажды, чтобы перевести дух на покрытой гнилью и опавшими листьями подстилке.

Когда я поднялась, волосы у меня встали дыбом от статического электричества. Это был плохой знак. Это означало, что гроза неизбежна. Армандо однажды рассказал мне, что в тропических лесах от ударов молний каждый год гибнет значительно больше народу, чем от укусов гремучих змей.

«У тебя меньше трех шансов из ста умереть от укуса гремучки. Если тебе придется выбирать между рептилией и вспышкой молнии, беги к змее».

Сейчас эта информация не сулила мне ничего хорошего. Мне с трудом удалось избежать укуса змеи. Каковы шансы, что моя удачливость спасет меня и от разрядов электричества?

Гроза началась с удара пластинчатой молнии, это означало, что она была ограничена внутренней частью облаков, превращая их в огромные продолговатые овальные светящиеся шары. Они были такие яркие, что насквозь прорезали плотный лесной покров, освещая верхушки деревьев, создавая жуткое ощущение, будто кто-то включил в лесу верхний свет. На мгновение все ярко высвечивалось, становилась видна сочная изумрудная зелень растений, и сверкали желтым, насколько я понимала, глаза животных.

Шаровые молнии оказались для меня манной небесной, давая немного времени, чтобы сориентироваться и представить, где я нахожусь.

Копьевидные молнии, которые пришли на смену, были значительно менее приятными, когда широкими разветвленными полосами электричества срезали верхушки деревьев и проходили насквозь, а потом с силой ударяли в землю. Я знала, что такая гроза самая опасная. Она брала начало из отрицательно заряженной нижней части облаков и была направлена на положительно заряженную землю под ними, что часто грозило смертью тем, кто был на земле. Когда люди погибали от грозы, почти наверняка причиной были копьевидные одиночные молнии

Я ползла по подстилке, пытаясь занимать как можно меньшую площадь, сокращая тем самым вероятность попадания молний. Я наблюдала, как зигзагообразные разветвленные молнии ударяют в мелкие деревца и кустарники, моментально уничтожая их. Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как верхушка дерева превратилась в факел, зажженный лентой белого света.

Вдруг костер на высоте ярко осветил подстилку джунглей, и я нос к носу столкнулась с растением, которое однажды видела на картинке. Одно из бромелиевых, вымершее так давно, что никто даже больше не трудился его искать, Растение настолько редкое, что исчезло даже имя. Это была мечта Сонали. Безымянное растение страсти.

Невозможно было ни с чем спутать таинственную бромелию, расположенные по спирали листья, формирующие в центре черную дыру. «Мандала, модель мироздании, — говорила Сонали, — созданная в мире растений». Я лицезрела то самое растение, которое долгие годы искали Армандо с Сонали.

Как эпифиту, растению не требовалось никакой почвы и росло оно прямо на бревне. Оно не было паразитом, а прикрепилось просто для стабильности и надежности. Я подождала, пока следующая молния ударит в землю, затем как можно бережнее подняла растение с бревна и завернула его в пальмовый лист вместе с ландышем.

Армандо описал его как растение страсти, потому что оно питается молниями, которые ударяют так же внезапно, как поражающая людей страсть. Он сказал, что только существо, испытывающее равную страсть, сможет его найти.

Я прижала к себе оба растения покрепче и продолжала ползти. Единственной положительной стороной грозы были раскаты грома. Это пугало животных и заставляло их прятаться, давая мне возможность передвигаться, невзирая на производимый мной шум, не опасаясь каждую минуту подвергнуться атаке.

Когда прекратился дождь, я увидела утреннее солнце, которое выползло на востоке и определило мой путь. Надо было идти прямо к утренней заре, я так и шла, пока не увидела просвет в джунглях. Дорога на Касабланку лежала прямо передо мной.

Она вывела меня из джунглей, но я понятия не имела, успею ли спасти Диего. Никогда еще я не была так счастлива, как в то утро, когда увидела пыльную дорогу из гравия. Я бежала и бежала, а потом немного шла и опять бежала. Подошвы мои кровоточили, туфли я потеряла где-то в джунглях, а может, еще в хижине у Эксли, — я не могла вспомнить. Самое важное, что мне удалось проделать все семь миль обратного пути до Касабланки