Марго Бервин - Оранжерейный цветок и девять растений страсти

— И ты бросила бы свою жизнь в Нью-Йорке? И стала бы искать так же долго и так же старательно?

— Нет.

— Вот потому-то и не попросил.

— Но ведь вы заставили меня чувствовать такую страшную вину из-за прачечной и растений.

— Ты была нужна мне, чтобы найти безымянное растение страсти. Твое сильное чувство вины было моей последней надеждой. Это единственное, что могло заставить тебя приехать в Мексику и искать растения. Я счел неожиданной удачей то, что из-за тебя обокрали прачечную.

Мы немного посидели молча, наблюдая, как рыбаки вытягивают длинные сети.

— Когда мы впервые встретились, ты сказала мне, что не любишь свою работу и если бы могла заняться тем, чем хочешь, то скорее всего выбрала бы опасные приключения, любовь и деньги. Помнишь?

— Помню.

— Ты получила все, о чем мечтала?

— Не знаю.

— Приключения?

— На десять жизней.

— Нашла любовь?

Я подумала о нас с Диего и Армандо с Сонали.

— Да, нашла.

— Деньги?

— На этот счет не совсем уверена.

Армандо открыл кожаную сумку и вытащил оттуда маленький черенок.

— Он от растения страсти. Насколько мне известно, в настоящий момент мы единственные обладатели редкого вымершего растения. В мире не осталось больше ни одного, и цена его очень высока. Возьми этот черенок, и он принесет тебе целое состояние.

— Зачем вам так нужен был цветок страсти?

— У меня есть все, что мне нужно, кроме счастья Сонали. Единственная вещь, которая что-то значит для нее, да и для меня тоже, — безымянное растение страсти.

Теперь Сонали будет счастлива. А у меня будет все, о чем я мечтал.

— У меня еще один вопрос.

— Давай.

— Как вы поняли, что, однажды попав в Мексику, я смогу найти его?

— Я ведь проверил тебя огненным папоротником. Из тысяч людей, с которыми я встречался в прачечной, из всех людей, с которыми знакомился и разговаривал, всего лишь десять получили огненный папоротник для укоренения. Из этих десяти только ты смогла его укоренить. Да и вообще ты мне понравилась. Поверь мне, нас бы здесь не было, если б не понравилась. Очень трудно отправляться в опасное путешествие с тем, кто тебе не симпатичен. Особенно в моем возрасте.

— Сколько вам лет?

Армандо засмеялся:

— Посмотри на холмы вон там вдали.

— А что, если бы я не нашла растение страсти?

— Мы оставались бы здесь до тех пор, пока не нашла. — Голос его был холодным и безжалостным. — Растение страсти — десятое растение. Начало нового цикла. Это часть твоей собственной мифологии и легенды. Цветок страсти — твой вклад в легенду.

— Я подумала, что, может, не захочу вернуться в Нью-Йорк, а останусь здесь с вами и Диего.

— Ты возвращаешься завтра. Я уже заказал билет.

— Я не готова.

— Тебе надо вернуться в свой мир и посмотреть, каков он для тебя теперь, после всего пережитого. Только тогда ты поймешь, чего ты по-настоящему хочешь и кто ты есть сама. И следовательно, сможешь сама выбрать свой путь в жизни.

Армандо положил мне руку на плечо и притянул к себе. Я знала, что стала частью его, а он частью меня.

— Мне можно увидеть Диего?

— Он ждет тебя.

Диего все еще лежал в кровати, но щеки его порозовели и округлились, а волосы, которые, казалось, отросли за ночь, были убраны в длинный блестящий хвост. В общем, он был таким же красивым и сильным, как до болезни. Противоядие сработало.

Я наклонилась и стянула эластичную ленту с его волос, они рассыпались, и я уловила знакомый кокосовый запах

Он приподнялся и сел, я обняла его, сильно прижав к себе

— Прости за то, что я сделала с тобой.

— Знаю. Я тоже сожалею.

— О чем?

— О том, что дразнил тебя. Сделай я так, как ты хотела, ничего бы не случилось. — Он улыбнулся своей широкой белозубой обезоруживающей улыбкой.

— Я нашла противоядие, пробормотала я ему в волосы.

— Знаю, — прошептал он в ответ. — И знаю, через что ты прошла.

— И я нашла безымянную бромелию.

— Расскажи, как ты нашла ее. — Он шептал мне прямо в ухо. — Расскажи мне все.

— Ты уверен, что захочешь слушать?

— Да. Я хочу услышать нашу историю. Расскажи ее мне.

— Она началась, когда я увидела тебя в тропическом лесу. Когда почти наступила на цикадофит и глоксинию, но ты как раз вовремя меня остановил.

— Это когда я заставил тебя вернуться за лунным цветком.

— Ты еще назвал его пуповиной.

— А потом мы шли к Касабланке через джунгли.

— А потом вдоль океана.

— Ты мне уже нравилась.

— И ты мне тоже. Ты познакомил меня с Тамацем Кауйюмари. С самым старым и большим оленем.

— Я спел тебе песню его духа.

— А потом он привел нас к теоброме какао.

— Я увидел, как пантера онка (черная пантера-ягуар) следила за тобой в джунглях, да еще два раза.

— Не следовало мне ездить на рынок без тебя, но ты спал.

— Зато ты встретила там кассиршу.

— И нашла мандрагору. И Chicorium intybus (цикорий). Растение невидимок.

— И встретила сотую Меллори.

— Да, и Меллори.

— А потом воспарила выше воздушного змея в саду страждущих синсемилл.

— Ее синсемилла возбудила во мне чувственность.

— Ты забрала всю ее женственность.

— Поэтому я так хотела быть с тобой. Поэтому-то я подсыпала тебе корень мандрагоры.

— Поэтому, и еще потому, что ты любишь меня. Это заставляет тебя делать странные вещи.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

— Я выпила Datura inoxia (дурман индейский) и странствовала с черной пантерой в поисках противоядия.

— И еще ты видела энергетические нити деревьев.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что знаю.

— Я вдыхала запах ландыша, близко-близко, но запах твоей кожи все равно намного слаще.

— Но не такой сладкий, как твоей.

— Я танцевала с гремучей змеей.

— В жизни вообще много змей.

— А потом от вспышки молнии загорелось дерево по соседству, и я нашла безымянную бромелию.

— Как странно, что дерево загорелось в тропическом лесу. Ведь там очень сыро.

— Я нашла растение страсти. Десятое растение.

— Ты смогла найти его из-за своей страсти. Ты и дерево зажгла своей страстью.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю.

— И это наша история.

— Это верно: тот, кто нашел девять растений, обязательно должен найти то, к чему он стремится.

— Это правда.

— Давай скажем это вместе.

Мы начали:

— Лунный цветок, глоксиния, цикадофит, теоброма какао, мандрагора, цикорий, синсемилла, дурман индейский, ландыш и десятое растение. Бромелия. Безымянное растение страсти.

— Если хочешь увидеть растения, — сказал мне Армандо, — они принимают солнечную ванну на балконе. Думаю, они тоже хотят на тебя посмотреть.

Мы с Диего вышли наружу и, обогнув дом, поднялись по ступенькам на крыльцо. Был прекрасный солнечный день, я вытянула шею, чтобы взглянуть на море. Мы прошли по каменистой, поросшей мягкой травой земле, и я ни разу не посмотрела под ноги, потому что знала, что скорпионы мои друзья, и я им теперь доверяла. Потому что они убили моего врага.

По ступенькам мы вскарабкались на балкон на крыше дома и там остановились посмотреть на маму Диего, Лурдес Пинто, которая стояла около своей хижины. Она стирала белье на камнях у моря, словно ничего и не случилось.

— Где Эксли? — спросила я Диего. — Где его тело?

— Армандо с моей матерью кинули его в море. Она стирает одежду, чтобы отмыть кровь.

На длинном деревянном столе растения стояли рядком точно в таком порядке, в каком мы их нашли. Они были в цветочных горшках и залиты солнечными лучами, и, конечно, их окружала легкая дымка. Они выглядели яркими, счастливыми и стояли очень прямо.

Я прошла вдоль деревянного стола, чтобы осмотреть каждое растение со всех сторон. Мы с Диего шли обнявшись.

— Ты ведь улетаешь обратно в Нью-Йорк?

— Я не хочу.

— Ты ведь вернешься в Мексику?

Я улыбнулась.

— Хотелось бы.

Я огляделась, чтобы увидеть все в последний раз.

Десятое растение, растение страсти, как раз зацветало.

Я вернулась в город в середине августа, самого жаркого месяца в Нью-Йорке. Было до того жарко, что на стоянке такси в аэропорту Кеннеди дорожный асфальт прилипал к подошвам кроссовок. Сначала я подумала, что наступила на жвачку, но это оказался подтаявший тротуар.

Не хотелось бы долго останавливаться на этой теме, но жара в Нью-Йорке радикально отличается от жары на Юкатане. Эта городская жара особенно плохо переносится из-за высокой влажности. Просто она была жарче. А если короче, в Нью-Йорке нет океанского бриза, чтобы охладить и освежить жар города, и нет растений, которые бы выделяли чистый кислород. В эту жару добавляется жар от моторов, генераторов и трансформаторов. От самолетов и машин, кондиционеров и выхлопных труб. Этот жар значительно более гнетущий, чем полуденный жар солнца, смягченный вечерним ветерком с океана, к которому я так успела привыкнуть. Жара в городе Нью-Йорке даже пахнет по-другому и на вкус другая, и тело мое отвергало ее, как чужеродное вещество, а отторжение проявлялось в кашле, чихании и состоянии постоянной тревоги и озноба. Я моментально все это возненавидела и винила себя за то, что позволила Армандо уговорить себя вернуться в самый разгар лета вместо осени, как я планировала сделать раньше.