Фаусто Брицци - 100 дней счастья

– Наверное, кондиционером продуло, – заявляю я детям с уверенным видом.

Паола смотрит на меня заговорщицким взглядом, пока Ева читает нам целую лекцию о том, что нужно отказаться от использования кондиционеров, потому что они загрязняют окружающую среду.

Я улыбаюсь моему юному экологу.

– Ты знаешь, кто придумал кондиционер?

Она качает головой.

– Это был инженер из Нью-Йорка по имени Уиллис Хэвилэнд Кэрриер, он изобрел кондиционер в 1902 году. В отличие от остальных изобретателей-неудачников, хитрый Уиллис открыл свою фирму и стал миллиардером, а компания работает и сейчас. А кто первый нарисовал проект кондиционера?

– Леонардо, – отвечает Лоренцо.

Конечно, вопрос оказался слишком легким.

Неугомонный тосканец придумал машину, которая охлаждала воздух и подавала его в помещение при помощи специальной трубы. Одним словом, кондиционер.

Настала пора раскрыть вам то, что я думаю о Леонардо. Если посмотреть на все его достижения, становится ясно, что хорошо он умел только одно: рисовать. Все остальные проекты, изобретения, модели машин и разных конструкций – не более, чем рисунки и мечты, потому что ни одну из его задумок так и не удалось реализовать, ибо в ту эпоху у Леонардо не было для этого ни средств, ни материалов. Но кто же такой Леонардо? Просто гениальный изобретатель или?..

Ответ прост и очевиден. Леонардо – величайший художник нашего времени, который неизвестно как и неизвестно зачем оказался в прошлом. Ему были известны все изобретения нашей эпохи: вертолеты, самолеты, электронные приборы, различные станки, но все, что он мог – это рисовать, потому что воплотить их он был не в состоянии. Как и любой из нас. Кто смог бы сделать велосипед, окажись он в XV веке? Лично я бы не смог. Да и большинство из вас, думаю, тоже. Но я бы смог неплохо его нарисовать. Одним словом, Леонардо – самый большой раздолбай всех времен и народов. Все логично и просто. А как утверждает лейтенант Коломбо, то, что логично и просто, оказывается единственным верным ответом.

Мне никак не удается сосредоточиться на дороге.

И почему мы не поехали в отпуск в прошлом году?

Или два года назад?

Почему мы не ездили каждый год?

Почему мы так мало времени проводили вместе?

Почему я проглядел, как росли мои дети?

Банальные, жестокие вопросы.

Вопросы, на которые у меня нет ответа.

– Мы почти приехали… – объявляю я.

– Куда? – интересуется Паола.

Потом она смотрит по сторонам, и сонный мозг внезапно опознает окружающий пейзаж. Она уже поняла, куда я ее везу. Точнее, привез.

– Сан-Рокко?

– Святой Рох, бичеватель и мученик, – уточняю я.

Готическая церквушка Святого Роха, где двенадцать лет назад мы поженились. С тех пор мы никогда сюда не возвращались. И это самая важная остановка нашего путешествия.

Паола молчит. Не могу понять, обрадовало ли ее то, что мы снова здесь оказались, или нет.

Уже почти полдень. Осталось преодолеть несколько поворотов между холмами, и маленькая церквушка покажется во всей своей величавости. Маленький Нотр-Дам. Своеобразный бонсай знаменитого французского собора, прославленного романом Гюго и мюзиклом по нему. А вот Сан Рокко никто знать не знает. Церквушка стоит за городом и вся утопает в зелени. Вокруг ни души – перед церквями, построенными вдали от города, всегда безлюдно.

Я паркуюсь на стоптанной площадке у входа. Вокруг такая невероятная тишина, что дух захватывает, лишь иногда затрещит где-то цикада. Мы выходим из машины. Я так хорошо помню тот день. Где я стоял, пока ждал приезда Паолы, как расположились на парковке машины… Помню строгое, точно заточенный карандаш, лицо дона Вальтера, священника калабрийских кровей, который нас обвенчал.

– Вот, дети, в этой церкви мы с мамой поженились.

Но наши потомки, похоже, не слишком заинтересованы этим фактом.

– Какая маленькая, – бурчит Лоренцо.

– Копия парижского собора, – точно подмечает Ева.

Оба правы.

– Хотите войти? – спрашиваю я.

Большого энтузиазма мое предложение не вызывает.

– Кто знает, быть может, дон Вальтер все еще здесь…

И мы направляемся к входу.

Мы уже почти на пороге, когда раздается Евино:

– Мам! У меня шнурок развязался, ты не поможешь?

Отлично, Ева, все идет строго по плану.

Паола на секунду замешкалась, чтобы завязать дочке шнурок. Я, не дожидаясь ее, захожу в церковь, а Лоренцо следует за мной. Откидываю тяжелую красную портьеру и оказываюсь внутри.

Церквушка совсем не изменилась – старенькая, но чудная. У меня всего несколько секунд, чтобы занять нужное место. Я бегом направляюсь туда, а Лоренцо садится на скамейке слева от алтаря.

Через несколько секунд заходят Паола и Ева. Моя жена застывает на пороге под звуки органа, который ни с того ни с сего начинает играть свадебный марш. Она не верит своим глазам.

В церкви толпится народ – наши друзья, родные, одетые, как на праздник. Все улыбаются и радостно хлопают в ладоши. Умберто отлично все устроил. Я и не сомневался. Приехали все: Коррадо стоит рядом с Умберто на месте свидетелей (естественно, именно здесь они и стояли в тот далекий день). Здесь и коллеги Паолы, включая ту самую учительницу, которая задает слишком много вопросов, несколько старых друзей с семьями, скучнейший Джиджи, Массимилиано и уже не такой грустный Джанандреа, мой чудесный романист Роберто, Мартина, новая подруга Оскара, и даже кое-кто из соседей. К моему удивлению, здесь даже д’Артаньян, который радостно мне улыбается. Единственный, кого здесь нет, так это моего чудесного помощника Джакомо, потому как сегодня «Армия Бранкалеоне» играет в полуфинале плей-офф.

У входа Оскар улыбается Паоле. Он одет в синий костюм, от которого до сих пор пахнет нафталином.

У Евы очень вовремя развязался шнурок. Я не стал ничего ей объяснять, просто сказал, что хочу пошутить над мамой. А вот Лоренцо был в курсе дела: я боялся, что, войдя в церковь, он перепугается и испортит мне весь сюрприз. Но теперь все идеально. И вот я у алтаря, прямо перед сухопарым доном Вальтером, который ни капельки не изменился.

Ко второму бракосочетанию все готово. Не хватает только согласия невесты.

Оскар подставляет ей локоть, готовый снова проводить ее к алтарю.

– Пойдем, милая?

Поддавшаяся эмоциям Паола колеблется. Она ничего не подозревала – снаружи все было так тихо, казалось, что здесь давно никто не появлялся. Умберто велел водителям автобусов ждать в поселке. Настоящий военный маневр, да и только.

Я улыбаюсь Паоле.

«Не бросай меня здесь одного, я буду выглядеть, как кретин», – думаю я. На какую-то секунду мне становится страшно, что сейчас она повернется и уйдет. Но у меня слишком много болельщиков. Все продолжают хлопать и радостно улыбаться. И марш продолжает звучать все громче и громче. Мое сердце бьется со скоростью двести ударов в минуту, я все еще жив и вручаю его полноценным.

Паола стоит и не двигается.

Секунды кажутся вечностью, атмосферу, что царит в этой маленькой церкви, невозможно передать словами.

Я знаю, это нечестно, но мне действительно нужна помощь всех этих людей, чтобы вернуть мою Паолу. Ведь, в конце-то концов, это самое важное, что я должен был сделать за эти дни.

И когда Паола принимает руку отца и направляется к алтарю, аплодисменты переходят в овацию. Мое сердце – вспыхнувший фейерверк.

Эта церемония называется «повторная свадьба», и ничего лучше в мире пока не придумали. Ведь свадьба всегда таит в себе сотни надежд, а повторная церемония означает, что твои надежды потихоньку осуществляются и ты готов идти дальше. Знаю, знаю, вы спросите, зачем я решил жениться в церкви, да еще дважды? Для Паолы это было важно, место вполне подходило, и я уступил. Такой ответ подойдет?

– Согласна ли ты, Паола Де Нардис, снова взять в мужья этого мужчину, Лучио Баттистини?

Паола улыбается. По щекам льются слезы.

– Да.

– Согласен ли ты, Лучио Баттистини, снова взять в жены эту женщину, Паолу Де Нардис?

Паола так прекрасна. Хотя на ней и нет свадебного платья, для меня она – все та же прекрасная девочка, что и двенадцать лет назад.

– Да.

Дон Вальтер улыбается.

– Тогда я повторно объявляю вас мужем и женой.

Таких аплодисментов я не слышал никогда и нигде. Я целую Паолу так крепко, словно в первый раз. Мне бы хотелось, чтобы этот момент длился вечно.

Мы выходим из церкви, а вслед за нами летят рис, смех и аплодисменты. Детей мы держим на руках. Мы подключаемся к сражению рисовыми зернами и забрасываем ими Арамиса, который уже положил глаз на самую симпатичную коллегу Паолы. Все так прекрасно. Опускаем Лоренцо и Еву на землю, и начинается самое сложное: распрощаться и расцеловаться со всеми гостями.