Юрий Нежинский - Мистический Петербург

Итак, автобиография Авеля красноречива, но не вызывает доверия; официальные документы — надежны, но, увы, рисуют Авеля лишь как политиканствующего болтуна.

Автор статьи про Авеля в «Русской старине» утверждает, что упоминания о нем содержаться в записках Ермолова[57]. Но это не совсем так. Упоминания о монахе-предсказателе есть в записках, составленных неизвестным нам родственником Ермолова, который зафиксировал истории, рассказанные самим Ермоловым в разное время[58]. При этом записаны исключительно остроумные высказывания известных людей, смешные или необычные случаи, иными словами, «байки». Это, конечно, не значит, что мы должны сомневаться в достоверности каждого отдельного рассказа. Но это означает, как минимум, что либо сам Ермолов, либо человек, записывающий за Ермоловым, старался подобрать материал определенным образом, сделать его ярким и захватывающим для читателя; а это, в свою очередь, могло вести к преувеличениям и искажениям, желанию добавить красочные детали и т. п. Конкретно про Авеля Ермолов сообщает следующее: «В это время, проживал в Костроме некто Авель, который был одарен способностью верно предсказывать будущее. Находясь однажды за столом у губернатора Лумпа, Авель предсказал день и час кончины императрицы Екатерины с необычайной верностью[59].» «В это время», т. е. в конце царствования Екатерины II, Ермолова в Костроме не было. Он находился здесь позже, уже при Павле, следовательно, сам Авеля не видел, за обедом не присутствовал и узнал эту историю от кого-то. Значит, история могла подвергнуться искажению на любом из нескольких этапов. Губернатор Лумп, рассказывая ее Ермолову (предположим, что именно губернатор был первоисточником) мог преувеличить точность предсказания, чтобы произвести впечатление на собеседника; сам Ермолов мог впоследствии сделать то же самое по тем же причинам; приукрасить эту историю мог и записывающий за ним.

Кроме того, у Ермолова была дополнительная причина приукрасить рассказ о предсказании Авеля. Дело в том, что дальше в записках Ермолова говорится следующее: «Простившись с жителями Костромы, он объявил им о намерении своем поговорить с государем Павлом Петровичем, но был, по приказанию его величества, посажен в крепость, из которой однако скоро выпущен. Возвратившись в Кострому, Авель тоже предсказал день и час кончины императора Павла. Добросовестный и благородный Исправник, Подполковник Устин Семенович Ярлыков, бывший Адьютантом у Генерала Воина Васильевича Нащокина, поспешил известить о том Ермолова. Все предсказанное Авелем буквально сбылось»[60]. То есть вырисовывается следующая ситуация: Авель делает предсказание о кончине Павла (разбор сведений об этом предсказании впереди). Разумеется, находящийся в это время в опале Ермолов (да и не он один) связывает со смертью этого императора самые радужные надежды. Понимая этого, друг Ермолова, некий Ярлыков, извещает ссыльного о пророчестве. Ермолову, естественно, хочется верить в провидческий дар Авеля, ведь в том, чтобы это пророчество сбылось, Ермолов лично заинтересован. Ну а человек, желающий во что-то поверить, обязательно найдет для своей веры основания, истолковав имеющиеся сведения нужным образом, или просто предавшись самообману.

Разумеется, все это не более чем предположения. И все же достоверность показаний Ермолова о «необычайной верности» предсказания Авеля весьма сомнительна.

В записках Л. Н. Энгельгардта есть сообщение об Авеле: «В Соловецком монастыре был монах Авель, предсказавший смерть императрице Екатерине и потом императору Павлу со всеми обстоятельствами краткого его царствования. За год до смерти императрицы Екатерины сей Авель, пришед к настоятелю того монастыря, требовал, чтобы донести до сведения ее, что он слышал вдохновенный глас, который должен он был ей объявить лично. По многим отлагательствам и затруднениям, наконец, донесено было ей, и приказано было его представить: тогда он ей объявил, что слышал он глас, повелевший ему объявить ей скорую кончину. Государыня приказала его заключить в Петропавловскую крепость. По кончине государыни император повелел, освободя его, представить к нему; когда он ему предсказал, сколько продолжится его царствие, государь в ту же минуту приказал его опять заточить в крепость. Смерть, однако ж, исполнилась в назначенный срок. По вступлении на престол Александра I он был освобожден. За год до нападения французов Авель предстал пред императором и предсказал, что французы вступят в Россию, возьмут Москву и сожгут. Государь приказал его опять посадить в крепость. По изгнании неприятелей он был выпущен. Сей Авель после того был долго в Троицко-Сергиевой Лавре и Москве; многие из моих знакомых его видели и с ним говорили: он был человек простой, без малейшего сведения и угрюмый; многие барыни, почитая его святым, ездили к нему, спрашивали о женихах их дочерей; он им отвечал, что он не провидец и что он тогда только предсказывал, когда вдохновенно было велено ему, что говорить. С 1820 года уже более никто не видал его, и неизвестно, куда он девался».[61]

В целом, Энгельгардт производит впечатление сухого и точного повествователя. Причин относится к его рассказу с недоверием, как кажется, нет. Другое дело, что Энгельгардт лично не встречался с Авелем и передает расхожий слух о его пророчествах. А доверять слухам не стоит.

Таким образом, мы можем утверждать, что Авель, скорее всего, действительно делал какие-то заявления о скорой смерти императрицы Екатерины. Однако точность сделанных им предсказаний сомнительна.

Теперь попытаемся ответить на два вопроса: имел ли Авель свидание с Павлом I и сделал ли Авель предсказание о его смерти?

О свидании Авеля с Павлом рассказывают два источника. Во-первых, об этом говорится в «Житии» Авеля. Источник этот, как уже было сказано, непонятного происхождения и с трудом поддается характеристике. Кроме того, «Житие» составлено в апологетическом духе и, следовательно, предвзято; ведь для «авторитета» Авеля как предсказателя личное свидание с императором, конечно, значимо. Так что особого доверия к рассказу в «Житии» быть не должно.

Второй источник — статья в Русском Архиве. Автор статьи о своих источниках пишет следующее: «…самое делопроизводство о нем [Авеле]сохранилось под заглавием: Дело о крестьянине вотчины Льва Александровича Нарышкина Василии Васильеве, находившимся Костромской губернии в Бабаевском монастыре под именем иеромонаха Адама, и потом названном Авелем и о сочиненной им книге. Начато марта 17-го 1796 года 67 листов». Дело это отослано было 29-го августа 1812 года к министру юстиции Дмитриеву по предложению его, а в 1815 году возвращено в архив от министра юстиции Трощинского. Представляем извлечение из этого дела.

Про свидание Авеля с Павлом в статье написано следующее:

«2-го декабря Шлиссельбургский комендант Колюбякин получил письмо от нового генерал-прокурора князя Куракина, в котором объявлялось высочайшее повеление прислать в Петербург „арестанта Васильева“, с прочих же всех, на ком есть оковы, оные снять. В тот же день Колюбякин за усердие и порядочное исправление должности пожалован в бригадиры.

13-го декабря, как отмечено в деле, сочиненная Васильевым книга взята князем А.Б. Куракиным и поднесена его величеству.

Государь беседовал с загадочным прорицателем и спрашивал у него „по секрету, что ему случится“.»

Сразу заметно, что если в первых двух абзацах автор явно цитирует выдержки из документов и точно указывает даты, то в третьем абзаце даты нет. Фраза же «по секрету, что ему случится» является прямой цитатой из «Жития», которым, видимо, автор пользовался. Так что, похоже, в «деле» Авеля упоминаний о его встрече с государем не было.

Но даже если мы предположим, что свидание Авеля с Павлом состоялось (хотя это и сомнительно), остается без ответа главный вопрос: сделал ли Авель подробное предсказание о царствовании и смерти Павла?

Об этом предсказании повествуют два уже названных выше источника, мемуары Ермолова и Энгельгардта. Эти источники во многом схожи. Ни Ермолов, ни Энгельгардт лично не были свидетелями того, о чем писали. Ермолов, как уже было сказано, известие о предсказании Авеля получил от своего друга, некоего Ярлыкова. Что же касается Энгельгардта, он 1796 г. находился в Уфимском полку и о происходившем в столице знал лишь по рассказам других: «Говорят, что императрица сделала духовную, чтобы наследник был отчужден от престола, а по ней бы принял скипетр внук ее, Александр, и что сие хранилось у графа Безбородки. По приезде государя в С. — Петербург, он отдал ему оную лично; правда ли то, неизвестно, но многие, бывшие тогда при дворе, меня в том уверяли»[62]. Проверить надежность информаторов ни Ермолова, ни Энгельгардта мы не можем; при этом заметим, что Ермолов производит впечатление не очень осведомленного мемуариста, ведь у него мы читаем, что при Павле I Авель возвращался в Кострому, а это противоречит показаниям других источников. Что же касается Энгельгардта, заметим, что его повествование укладывается в четкую схему: предсказание о смерти Екатерины — встреча с Екатериной — заточение — смерть Екатерины и освобождение — предсказание о смерти Павла — заточение — смерть Павла и освобождение — встреча с Александром, предсказание о сожжении Москвы — заточение — сожжение Москвы и освобождение. Схема эта очень правильна: Авель последовательно встречается с тремя монархами, делает три предсказания, каждый раз события развиваются абсолютно одинаково. Именно эта последовательность выдает искусственность рассказа Энгельгардта: впечатление такое, что он пересказывает слух, уже успевший стать популярным анекдотом и прошедший соответствующую переработку, обретший цельность и схематизм. Показания Энгельгардта противоречат более надежным свидетельствам: и в «Житии», и в извлечениях из «Делопроизводства» сказано, что Авель при Павле был посажен в тюрьму не сразу, а через несколько лет после его свидания с императором. Так что показания Энгельгардта, похоже, основываются на сплетнях, ходивших по Петербургу, и особого доверия не заслуживают.