Кристина Рой - В изгнании

Анна побледнела.

— Хорошо, только сначала мы помолимся, — сказала она спокойно. Легко понять, что Анна в молитве употребила те слова, которые она произносила в молитве тогда, четыре недели тому назад. Когда она помолилась, Андрей оставался ещё несколько минут на коленях. Вдруг он вскочил и сказал:

— Анна, я всё знаю! Мы вместе шли из лесу, навстречу шли отец и Козима. Я посмотрел в сторону и в кустарнике увидел Эдуарда. Я вскричал, и вокруг меня наступила ночь. О Анна, неужели это правда?

Был ли это его дух или он сам?

— Успокойтесь, Андрей, я обещала вам рассказать всё. Только сядем.

Он послушался, и девушка рассказала ему всё, что его отец ей рассказал об Эдуарде: что он долго находился между жизнью и смертью, но поправился и женился на своей прежней невесте. Она поведала ему ещё и то, о чём ей рассказал Козима: что Андрея так долго держали в неведении, потому что надеялись, что речь его может вернуться через сильное нервное потрясение. И вот опасный момент прошёл благополучно.

— О, какая незаслуженная любовь со стороны Бога и людей! — воскликнул молодой человек. — Двое жертвовали собой для меня — мой Спаситель и Козима. Я так благодарен, что Козима оставил меня в убеждении, что я убийца Эдуарда. Иначе я вообразил бы себя мучеником, грехов бы своих не осознал и спасения бы не искал. Нет, мне действительно нечем за это отблагодарить Иисуса, людей, особенно вас, Анна. Никогда не скорбите, что вы здесь в изгнании. Вы стали орудием Божиим для спасения человека, который иначе обязательно погиб бы. Сознание этого пусть уничтожит всю горечь в вашей дальнейшей жизни, Анна, — говорил Андрей с любовью и радостью о своём спасении.

Если вынуть из часов лишь маленькое колёсико, то, они либо остановятся, либо будут идти неправильно. Так же и в семье. Если из неё уходит хотя бы один из её членов, то всем остальным будет недоставать его. На мельнице Козимы мы напрасно искали бы милое лицо его помощника. Его место за столом пустовало. Не слышно было его лёгких шагов. Он больше не вернётся сюда. При его отъезде присутствовала половина деревни. Когда он обратился к ним, заплакали не только женщины, но и мужчины. О, что это были за слова! Андрей признал свою великую вину и то, что только по милости Божией он не стал убийцей на самом деле. Он рассказал о своих перенесённых муках и об испытанной неописуемой любви Божией. Он и не умолчал, сколько добра сделал ему Козима, но что Господь Иисус Христос ещё больше сделал для него на Голгофе. Потом Андрей раздавал Библии и Новые Заветы. Ученикам он оставил всю свою одежду и обувь. К бабушке перешёл его новый красивый будильник, а Дорка получила приличную сумму денег для своих сирот.

Когда же он сел в коляску к своему взволнованному отцу, к нему потянулись грубые, мозолистые руки для прощания: «Прощайте! В добрый путь, Андрейко!» Козима и Анна проводили их до станции.

— Ах, поедем с нами, — просил Андрей Анну, — побудем ещё вместе. Я не знаю, как я без вас буду жить. Утешаюсь лишь тем, что мы объединены любовью Христа.

На другой день мельница не работала. Мельника ещё не было, На горах лежал туман, моросил тёплый дождик. Через лес шагали Козима и Анна. Оба молчали, не желая мешать друг другу думать.

Анна думала о том незабываемом моменте на вокзале. Она видела, как Андрей обнял Козиму и ещё раз благодарил за всё. И отец благодарил Козиму и просил у него прощения за причинённое зло, за которое Козима воздал ему по-христиански. Отец благодарил и Анну, сказав: «Я знаю, что вы будете молиться за моего сына, но молитесь и за меня!"

С Андреем она простилась крепким тёплым рукопожатием. Но в его взоре была такая благодарность, которую словами не описать. «Привет Зарошью и мельнице!» — крикнул он из окна вагона и исчез из её глаз, может быть, навсегда.

Но о чём думает тот, кто ради Андрея забрался в эту глушь? Анна невольно взглянула на своего молчаливого спутника. Ей было жаль, что он так одинок. Никого у него нет, сказал как-то Андрей. Для кого он теперь будет жить? Анна знала, что по призванию он не мельник. Отец Андрея и Козима были владельцами паровых мельниц на Дунае, имели, наверное, одинаковое образование, были равны по своему происхождению.

Было ли это теперь правильно, что Козима оставался здесь, в то время как Андрея вернулся к своему сословию?

Мельник, по-видимому, ощутил взгляд девушки, потому что он вдруг повернулся к ней:

— Ты меня о чём-то хочешь спросить, Анна?

— Вы теперь один, — ответила Анна смущённо. — Останетесь ли вы в Зарошье? Ведь цель ваша достигнута.

Он остановился.

— Ты обо мне думаешь? — спросил он с удивлением.

— О, я всё время думаю о том, что вы в Зарошье не на месте.

— Вот как? Ты думаешь, что я такой же заколдованный принц, как Андрей?

— Горькая усмешка появилась на его губах. — Нет, я с давних пор мельник.

— Отец Андрея — тоже мельник? — спросила она.

— Ты думаешь, что если мы были соседями, значит, мы одинакового сословия? — спросил Козима. — Ты ошибаешься, Анна. Отец Андрея получил прекрасное образование. Он фабрикант и держит мельника. Мой отец не мог мне дать такого образования. А получил я образование путём путешествия по миру. То, в чём мне было отказано, я решил приобрести своими силами и имел успех. Но потом я увидел пустоту жизни без самопожертвования в служении Христу и нашёл возможность заполнить эту пустоту. Ты хочешь знать, останусь ли я в Зарошье? А куда мне идти?

Хотя Андрей ушёл, цель моя далеко не достигнута. До тех пор, пока человек нуждается в моей помощи, для меня дел достаточно. Если бы я вернулся к прежней жизни, я потратил бы все мои деньги. Здесь, скромно живя, я могу делать гораздо больше добра. Мне средств моих хватит до самой смерти, а дальше ничего не нужно. Но оставим этот разговор. Я должен тебе что-то сказать, Анна. В твоих заботах об Андрее ты упустила из виду, что на мельнице было двое больных.

Один из них выздоровел, а другой должен умереть, если не явится помощь. — Козима опёрся о дерево, скрестив руки на груди. Лицо его стало грустным.

— Что с вами, господин Козима? — спросила Анна и, движимая какимто новым, доселе не известным ей чувством, взяла обе его руки в свои.

— Что со мной? В прошедшие дни я ясно осознал, что мои убеждения — только заблуждения, которые и меня, и тех, которые мне следуют, приведут в болото. Да, ты права: «Если Христос не воскрес, то тщетна вера». В такие минуты, какие мы пережили у постели больного Андрея, мёртвый Христос не поможет.

— Но Он воскрес! — воскликнула Анна, торжествуя. — Не правда ли, вы чувствуете, что наш Спаситель жив?

— Я верю и желаю лишь одного, чтобы Он стал и моим Спасителем. Душевные муки, которые я пережил, пока сердце моё поверило Благой Вести, знает один Бог. Я сам заблуждался и вводил в заблуждение других. Моё ложное учение перед лицом смерти не поможет и надежды на вечную жизнь не даёт. Если бы не ты, этот обман опутал бы всё Зарошье.

Свидетельство Андрея перечеркнуло моё учение. О, если бы все уверовали в истину, пока не поздно! Вот это я и хотел тебе сказать, а теперь пошли домой.

— О, господин, если вы только хотите верить, что Иисус жив! — сказала Анна.

— Я верю этому и знаю, что я великий грешник и что Он — единственный Спаситель, Который умер не за Своё учение, а за грех мира. Но мне ещё многое неясно. Слишком долго я находился во тьме неверия. Пройдёт, наверное, ещё много времени, пока солнце для меня взойдёт. Для Андрея засиял свет. Андрей ушёл, теперь ты уйдёшь, а я останусь один, и ни одна душа не поможет мне увидеть свет истины.

— О, господин, я вас не оставлю! Не отсылайте меня, если я могу вам чем-то помочь, — просила она его. — Как я могу жить, зная, что вы… в одиночестве?

— Анна, ведь ты не можешь навсегда здесь оставаться. Как ни тяжело, но я должен тебя отпустить, и чем скорее, тем лучше. Есть только один выход… если бы ты стала моей женой. Но тебе двадцать, а мне сорок лет. Ты — как распустившийся бутон, а я начинаю седеть. Я знаю, что тебе у меня было бы неплохо, потому что мы хорошо понимаем друг друга. Но… со стареющим мужем жизнь молодой женщины холодна и печальна, потому что она живёт без счастья любви.

Если бы молния ударила около девушки, это не испугало бы её так, как эти слова. Козима не ждал ответа.

Молча шагали они к мельнице. Только у плотины они остановились и взглянули друг на друга. В глазах Анны сверкали слёзы.

— Ну что, Анна, ты уже многим была светом, почему ты не хочешь быть им и для меня? Не могла бы ты разделить моё изгнание, чтобы помочь мне жить для Христа? Не для мёртвого, а для живого Христа. Я не могу пустить тебя в этот холодный мир. Без Андрея нам трудно обойтись, а без тебя это совсем невозможно, по крайней мере, для меня. Можешь ли ты здесь остаться?

Он протянул ей руку, и её тёплая маленькая ручка с полным доверием, без трепета легла в его руку.