Кристина Рой - В изгнании

Анна тоже словно расцвела. Её добрые глаза сияли. Она улыбалась, для каждого имела ласковое слово. Как солнышко, она обогревала всех, кто соприкасался с ней. Но иногда она, грустная, стояла возле плотины. Ей тяжело было жить с Андреем под одной крышей, знать, что от него скрывается то, что могло бы сделать его счастливым. Только взгляд Козимы, который он время от времени бросал на неё, словно говорил: «Я доверяю тебе» и укреплял в решении молчать. Кроме того, Анну мучило нечто другое. Козима отрицал воскресение Христа, считал себя безгрешным. Он старался жить безукоризненно, и, действительно, ничего нельзя было сказать о нём плохого. Анна боялась, чтобы его убеждения не заразили её и не поколебали её библейскую веру. Поведение Козимы, казалось, говорило: «Во что ты веришь, хорошо для тебя, а мои убеждения хороши для меня, и я остаюсь при них». «Кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия», — сказал Иисус Христос Никодиму. Козима, конечно, был добрый человек, и всё же Бог может оставить его за всю его жертвенную жизнь без вознаграждения, осудив его вместе со сквернейшими преступниками за то, что он не верит в Иисуса Христа как Сына Божия и в воскресение Его. Ведь Иисус Христос говорит, что верующий в Него не судится, а не верующий во имя Единородного Сына Божия уже осуждён. Эти мысли побуждали Анну молиться. Днём и ночью она просила Господа о милости к этому благородному человеку, не знавшему Бога.

Было воскресенье. У плотины стояли мельник и Андрей. У последнего в руках была книга, которую он намеревался почитать в лесу. Вдруг они увидели Анну.

— Ты куда, Анна? — окликнул её Козима.

— Я ищу вас, — ответила она. — Прочтите, пожалуйста, вот это письмо.

Андрей не хотел мешать и направился в лес. Козима взял письмо и прочёл его. Главным в его содержании было следующее:

«Письма Анны становятся всё хуже. Она ведь не исправляется. А вы пишете о ней, будто она невесть какой ангел. Что подумают о нас люди, среди которых мы живём, что мы так долго оставляем её у вас? Правда, домой ей нельзя. Я не хочу, чтобы она была здесь. Я рада жить в мире с мужем. Но из-за людских разговоров я нашла ей хорошее место в Будапеште, у одной богатой еврейки. Она слышала от кого-то об Анне и приезжала нанять её. Будет платить по десять гульденов в месяц. Пусть Анна сейчас же собирается и едет от вас прямо в Будапешт. Деньги на дорогу, оставленные её новой хозяйкой, мы уже выслали."

Прочитав письмо, Козима хотел смять его. Но вместо этого он посмотрел на Анну.

— Я пришла сказать вам, что я должна ехать…

— И ты хочешь ехать, Анна?

— Я не имею возможности оставаться. Если бы бабушка была больна, и ей нужен был бы уход, тогда другое дело. А так причины нет. Вы и так давали мне много времени для служения Господу, особенно в последние дни. «Исправиться» я здесь не могу, это правда, — сказала она, улыбаясь, — и должна повиноваться.

— А ты охотно поедешь на новое место? — спросил Козима.

— Как привыкну к мысли, что я должна оставить это милое место и всех добрых людей и друзей, так даст мне Спаситель и желание ехать. Ведь, в конце концов, всё равно, где и каким людям служить — христианам или евреям. Я готова идти туда, куда Бог поведёт.

— А как же работа среди женщин?

— Работа? Я никакой такой работы не знаю. Он усмехнулся:

— Вот как? А кто спящие души будил? Кто им помогал познать Христа?

— Это Бог Сам делал. Если я где-либо могла Ему помочь, то моё служение было ничтожным. Правда, я думала поселиться у Дорки. Она вышивала бы, а я бы шила, и на пропитание нам хватило бы, и мы могли бы воспитывать ещё сирот, которых она приняла. Хорошо всё было задумано, но выходит иначе.

Словно тень легла на лицо Козимы. Он хотел что-то сказать, но в этот момент на улице поднялось облако пыли. Послышался стук копыт о мостовую и шум катящейся коляски — редкое явление в деревне. Мельник взглянул на улицу и невольно схватил руку Анны.

— Гости едут! — воскликнул он, едва подавляя волнение. — О твоём деле поговорим после, пока ничего не пиши домой. Кто знает, может быть, ты здесь нужна будешь.

Вскоре перед мельницей остановилась коляска. Из неё выскочил стройный молодой господин, и другой, уже седой, следовал за ним. Сердце Анны замерло: она поняла, что это отец Андрея и давно оплакиваемый друг Эдуард.

В первый момент Анна растерялась. Что делать? Позвать Андрея или задержать? От этого свидания так много зависело.

В своём возбуждении Анна не заметила, как Козима приветствовал гостей и боковым ходом провёл их на мельницу. Когда Анна пришла в себя, никого уже не было. Она знала все любимые места Андрея и теперь чувствовала только одно непреодолимое желание — найти его, чтобы перед этим неожиданным свиданием ещё раз помолиться. Гонимая этим желанием, она бежала по лесу. Вдруг Анна остановилась: на просеке, на стволе поваленного дерева сидел Андрей. Он читал книгу. Каким статным выглядел молодой человек в новом мельничном костюме. Анна содрогнулась: отец с Эдуардом здесь, а он и не знает ничего об этом. Только она подумала, как бы незаметно увести его на мельницу, как он увидел её, поднялся и поспешил ей навстречу.

— Я вас искала, Андрей, я хотела бы ещё раз помолиться, поблагодарить Господа за все дарованные нам блага и снова отдаться в Его руки в полной уверенности, что Его любовь вечна.

Он охотно согласился, но что-то ему показалось странным в её словах.

Они преклонили колени. Анна молилась за обоих, как она со времени

Пасхи уже несколько раз делала. Потом они встали и направились к дому. Она шла впереди. Чтобы он не заметил её волнения, она остановилась, и показала ему письмо матери и сообщила о предстоящем расставании. Он скомкал письмо и, казалось, собирался энергично протестовать, но вдруг смиренно опустил голову. «Мы оба попадём в тюрьму, — пояснил он знаками, — вы из этих прекрасных лесов на улицу большого пыльного города, а я туда, где мне следует быть. О, я благодарю вас за вашу молитву! Она напоминает мне, что Иисус всегда добр, даже тогда, когда ведёт нас трудными путями».

Вдруг послышались шаги. Андрей и Анна остановились и посмотрели в ту сторону, откуда слышался шорох. И тут Андрей, как поражённый, пошатнулся, протягивая обе руки навстречу приближающемуся старцу, опирающемуся на трость.

— Андрей, смотри, какой гость к тебе идёт! — крикнул Козима, которого Анна только сейчас заметила. Уже казалось, что Андрей упадёт в объятия отца, но он сделал ещё два шага, и взглянул в сторону, на кустарник, и нечленораздельный звук вырвался из его вздымающейся груди. Кусты раздвинулись, и из них вышел ещё один человек.

— Отмар, это я! Неужели ты меня не узнаёшь? — воскликнул звонкий молодой голос. В этот момент лицо Андрея посинело.

— Эдуард! — вырвалось из его доселе немых уст. Глаза его закрылись, голова повисла, и если бы не Козима, Андрей рухнул бы на землю. Но любящие руки подхватили его и осторожно опустили на мягкую траву.

— Отмар, сын мой, посмотри на меня, — плакал отец.

— Проснись, дорогой мой! — взывал бывший его ДРУГ.

В стороне стояла Анна, глядя на казавшееся безжизненным тело Андрея. Посмотрев на Козиму, она испугалась выражения его лица. О, если Андрей сейчас умрёт, тогда он будет главным виновником его смерти.

Нет, только не это! Вся радость Анны исчезла. Она подошла к Козиме, положила свою руку ему на плечо и сказала:

— Отнесите его на мельницу, мы приведём его в чувство.

Козима схватил её руки, как утопающий хватается за соломинку. Пришедшие смотрели на неё, но никто не спросил, кто она и что ей здесь нужно. Присутствовавшие просто повиновались ей. Хорошо, что до мельницы было недалеко…

К вечеру в Зарошье все уже знали, что к Андрею приехали гости — отец и друг и что это посещение так его потрясло, что он упал в обморок. Друг тотчас поехал за врачом. К счастью, врач встретился им по дороге.

Когда они приехали на мельницу, Андрей лежал всё так же неподвижно, не открывая глаз, но он был жив. Казалось, что жизнь в нём медленно угасает. Анна страдала вместе со всеми — с Козимой из-за его разрушенного плана и надежды, с отцом Андрея, жалобы которого разрывали её сердце.

— Отмар! Отмар, сын мой единственный! Прости своего несчастного отца!

Ах, зачем я согласился так с тобой поступить! Да, ты заговорил, но какой ценой! О, что я буду делать, если ты умрёшь?!

— Он не должен умереть, господин мой, — осмелилась возразить Анна. Но отец грубо оборвал её:

— А кто его воскресит?

— Бог, Иисус Христос, в Кого он теперь верит. Я молюсь, господин, и верю, что Он вашего сына спасёт. Если и вы Его об этом попросите, Он это сделает, — сказала Анна.

— Ах, молитесь вы, молитесь! — умолял отец в большой скорби.