Врачеватель (СИ) - Бергер Кира

Влада поморщилась и поняла, что громкий звук отдается отголосками боли в ее голове. Видимо, действие препарата действительно слабело.

– Ты такой предсказуемый, капитан, – мужчина был уверен в своей победе и не скрывал торжества.

А Дамир не скрывал холодной ярости. Обычно такая пугает, превращая человека в бездушного монстра, одержимого только местью. Влада отвела глаза, не в силах смотреть на напарника.

– Я тебя убью, – не повышая голоса, произнес капитан.

Он осторожно опустил Владу обратно и встал перед ней, чтобы защищать их обоих.

– А сможешь? – еще один голос.

В комнате стало еще теснее. Глеб стоял за спиной отца и на вытянутой руке держал пистолет Дамира. Влада в ужасе косилась на его искалеченное лицо и улыбку, которой не мог улыбаться обычный, здоровый человек. Парень волочил за собой правую ногу, а из сквозной раны на бедре стекала по штанам и сбитым кроссовка тягучая кровь.

Но Тюрин не замечал этой «мелкой» досады.

– Я не знал, что ты так глуп, друг. – усмехнулся он: – Думал, меня остановят наручники? Серьезно? И как ты вообще додумался оставить пистолет в машине?

Дамир спокойно смотрел на них. Не шевелился. Даже не моргал.

– Надеялся, что ты пристрелишь себя сам. – отозвался он: – Я бы даже машину от твоих мозгов чистить не стал.

Тюрин хмыкнул, а Дамир нахмурился, услышав за спиной слабый стон. Он обернулся и понял, что девушка снова провалилась в обморок. Пора было заканчивать этот цирк. Иначе ничем хорошим для Влады он не закончится.

Капитан снова отвернулся от девушки, сжал кулаки и попытался не сосредотачиваться на душившей ярости и мыслях о том, что лучше бы Глеб умер, чем оказался таким ублюдком. Лучше бы Дамир оплакивал друга, чем так сильно теперь ненавидел.

Ладышев наслаждался их зрительной дуэлью. Он сделал несколько шагов вперед, но Дамир предупреждающе прищурился:

– Только дернись.

– Не угрожай мне, капитан, – хмыкнул тот, но все же остановился.

Миронов качнул головой. Он сильно жалел, что оставил дома наручные часы и не мог незаметно узнать время. Оставалось только мысленно отсчитывать минуты.

– Ты знаешь, почему я стал таким?

Миронов скривился. Ему было совсем не интересно. Но мгновения тянулись слишком медленно, и ему не оставалось больше ничего, кроме как бросить незаинтересованное:

– Валяй.

Ладышева задело пренебрежение. Он прищурился, но все же начала привычную исповедь. Правда, читал ее сквозь сжатые зубы и следил за каждой эмоцией капитана:

– Потому что я стал тем, кто увидел насквозь прогнившее нутро человечества. – медленно вещал он: – Людям при рождении дается чистая, легкая душа. А они с каждым годом чернят ее похотью и грехом. Рвут на части и ставят кляксы. Я увидел это на войне. Там все гнилые…

Нет, даже ради времени, Дамир не готов слушать эти сумасшедшие бредни.

– А по-моему тебе на войне просто голову отбили, подонок, – прервал он высокопарную речь.

Ладышев осекся. Ему не нравилось отсутствие страха в темных глазах Дамира. Его раздражало, что даже ярость немного погасла.

И был только один способ разжечь ее снова.

Только один.

– Твой дружок говорил мне то же самое.

Слова достигли цели, и Дамира будто ударили под дых. Гнев залепил все вокруг красными всполохами, и только мысль о Владе не давала сорваться с места раньше времени.

Он не может ей рисковать. Не может.

– Вы глупые. Вы все глупые! – счастливый от результата, продолжал убийца. – Лишь я, и мой сын знаем истинную цену души. Знаем, как освобождать ее. Вы считаете меня преступником? Да я ваша единственная надежда!

– Ты – наша единственная заноза в заднице… – голос Влады отрезвил Дамира.

Капитан посмотрел на девушку и с облегчением понял, что та, наконец, пришла в себя. Даже говорить начала, хотя половина слов тонули в сбитых вдохах. Каждое движение причиняло ей боль, из-за чего Влада морщилась и кусала губы.

– Не двигайся. – пошевелив губами, приказал он ей, не произнеся при этом ни звука.

Влада согласно моргнула и притихла, прекращая болезненные попытки шевелиться.

– Какая она сильная, верно? – Ладышев даже не посмотрел на Владу, продолжая бороться взглядами с Дамиром: – Я таких сильных прежде не встречал. Мне не терпится полюбоваться ее очаровательным сердечком. Уверен, оно отягощено всего одним грехом.

– Замолчи, – предупреждающе процедил Дамир.

Капитану казалось, что из-за вспышки гнева он потерял счет минутам, и это выбивало из колеи.

– А что «замолчи» – удивился Врачеватель: – Ты же уже все знаешь.

– Другой вопрос – откуда знаешь ты. – сплюнул капитан, а потом посмотрел на Глеба: – Хотя, о чем это я…

– Да, мой сын невероятно умен!

Гордость, засквозившая в голосе Ладышева вынудила Миронова заскрипеть зубами

– Знаешь, я ведь раньше считал его плодом греха. Ведь я был уже женат, когда зачал его другой женщине. И глуп. Не знал, что он окажется единственным способным понять суть моего мировоззрения. Единственным, кому я могу завещать свое дело.

Дамир закатил глаза, не выдерживая очередного потока пафоса, и вздрогнул, заметив с каким обожанием Глеб смотрел на отца.

Он точно сошел с ума. Он не просто собирался продолжить дело Ладышева, он обожествлял его. Дамир видел это, но никак не мог понять, как Тюрин так долго прятал спятившую сущность за образом примерного и сострадательного друга.

Помешанный ублюдок.

– Отец… – начал парень, не отводя от мужчины восторженного взгляда. – Нам пора заканчивать это. Дамир точно привел за собой хвост.

Миронов мысленно усмехнулся. Конечно, он привел хвост. И, если он не ошибается, хвост будет здесь через несколько секунд.

А значит, время согласиться с Глебом: пора уже заканчивать.

– Ты прав, – кивнул Ладышев, – убери его.

Сказал и двинулся в сторону Влады, словно не было перед ним стеной стоящего Дамира.

Капитан даже опешил от такой наглости, а затем вздрогнул от щелчка, что раздался у его лба. Резко распахнула глаза и дернулась Влада. Дернулся и опешивший Глеб, снова и снова пытаясь спустить курок.

Осечка. И еще одна.

Дамир поднял взгляд. Посмотрел сначала на дуло у переносицы, а потом на растерянного Глеба. Усмехнулся и презрительно хмыкнул:

– Твой отец в тебе сильно ошибся.

– Ты специально его подбросил, – в ужасе выдохнул Тюрин, отступая. – Специально…

Капитан кивнул. Завел руку за пояс и достал другой пистолет. Чужой, но заряженный уже по-настоящему.

Глеб не успел моргнуть, когда пуля врезалась в его коленную чашечку и раздробила ее на осколки.

Тюрин заорал. Повалился на землю.

Ладышев, побелев, бросился к выходу. Но оказался скручен ворвавшимся внутрь спецназом.

– Вот и все, – Дамир убрал пистолет обратно за пояс и прикрыл глаза: – Теперь точно все.

Влада почти не моргала. Девушка смотрела на темную взъерошенную макушку перед своим носом, и боялась упустить ее из поля зрения даже на миг.

Дамир снова пришел ночевать к ней в палату. Он делал так уже седьмую ночь подряд, с первого дня в больнице. Говорил, что не хочет оставлять ее одну.

Влада понимала его. Она тоже не могла поверить, что все осталось позади. И от паранойи избавиться не могла.

Прошла уже неделя, но никто так и не пришел в себя. Владу не выписывали, Дамир ходил мрачнее тучи и срывался на всех подряд. Днем капитан пропадал в участке, а каждую ночь возвращался к девушке в палату. Врачи и не пытались выгонять его. Раздраженный Миронов в форме, словно коршун круживший по больнице, не внушал желания спорить.

Глеб и Ладышев ждали своей участи в тюрьме, в одиночных камерах. Их изолировали друг от друга и от других людей до конца следствия. Несколько раз обоих допрашивал вернувшийся к делу Дамир, но основная часть расследования теперь лежала на других структурах. И на другому уровне.

Все потому, что делу, наконец, дали огласку.