Николай Свечин - Туркестан

– Я подтвержу ваш рассказ и тем наживу себе могущественных врагов, – глухо ответил ходжа. – Зачем мне это?

– А предательское убийство святого человека, пира, собственным учеником? Разве оно не требует наказания? Вспомните поговорку: работающий для хорошего дела не попадает в ад.

Старик осекся, задумался. Лыков, хоть и понимал, что он для сарта пустое место, счел нужным добавить:

– Святого человека убили не только из-за денег.

– Что еще? – нехотя спросил хозяин.

– Он не желал крови. Абдул Касым-хан берег правоверных, удерживал их от бунта, а русскую власть – от лишнего зла. И за это его убили.

– Кто?

– Те, кому нужна смута. Фанатики, ослепленные люди. И еще англичане.

– Инглизы? Им-то зачем?

– Вспомните, вы сами сказали, что Исламкуль бежал в Индию.

– Он спасался от вас.

– Не в Хиве, не в Бухаре, не в Герате, где он мог легко отсидеться. Исламкуль полтора года провел в Индии. А теперь пишет туда письма. И рассылает по всему краю дервишей-подстрекателей!

Карымдат-ходжа покосился на полицмейстера. Тот кивнул:

– Господин Лыков говорит правду. Но не всю. Исламкуль поручил шайке локайцев, той, что мы недавно побили, совершить покушения на наших людей.

– Зачем?

– Вы слышали, что в крае снова стали убивать русских? Погибли четыре человека, если считать с Христославниковым. Среди них один офицер. Такого не было уже много лет! И вдруг опять.

– При чем здесь Сеидов?

– Он оплачивал эти убийства. Нами захвачен казначей шайки, Мулла-Азиз. Он лично оприходовал деньги за офицера, которые ему передал Исламкуль! Если не верите, я устрою вам свидание с казначеем, он подтвердит.

– Исламкуль велел убить русских и платил за это деньги… – забормотал себе под нос аксакал. – Исламкуль служит Ходжи Сеидову. Зачем тому русская кровь?

– Затем, что власть будет мстить. В частности, у сельских обществ, на чьих землях совершены убийства, отобрали землю. Убили локайцы, а пострадали невинные декхане! Как они после этого станут относиться к русскому царю? Вот то-то… Сеидову и его хозяевам-англичанам нужно недовольство. А конфискованную землю, кстати сказать, тот же Сеидов и прибрал к рукам – с помощью уже наших негодяев. Ведь в администрации имеются и такие!

Карымдат-ходжа машинально снял чалму и остался в ермолке. Он сжал виски руками, по лицу пробежала гримаса.

– Голова не принимает, что вы сказали… Уф.

– Ведь что нужно вашим? – напористо добавил полицмейстер. – Чинчилык и арзанчилык[74]. Под скипетром нашего государя так и есть. А случится бунт, что станет с ценами на рис?

Аксакал помрачнел еще больше.

Сыщики молчали, ждали решения хозяина. От него сейчас многое зависело. Без надзора аксакала делать вскрытие могилы, исследовать останки ишана бесполезно: сарты не поверят. Русский суд примет доказательства, а туземное общество – нет. Время шло, а ходжа ни на что не решался. Очень ему не хотелось лезть в это дело, помогать русским, наживать врагов…

Лыков не выдержал и сказал:

– Сеидов – вор и убийца. Он отравил Касым-хана! Неужели так и спустите ему?

Иван Осипович неодобрительно покосился на сыщика и дал ему знак, чтобы помалкивал.

Долгих пять минут размышлял аксакал. Потом нахлобучил чалму обратно на голову и сделал строгое лицо.

– Хорошо, я помогу русской власти…

– Я буду ваш должник! – перебил старика полицмейстер. Тот кивнул и продолжил:

– О моей помощи должен знать Нестеровский.

– Конечно! И барон Вревский тоже!

– Хватит одного Нестеровского! – отрезал ходжа.

– Что вы попросите?

– Я хочу, чтобы туганчи[75] получали большее содержание! Нынешнее совершенно недостаточно.

– Сделаем.

– Плотину на Кумач-арыке пора чинить!

– Починим.

– Еще хочу, чтобы мирабов[76] начальник Ташкента утверждал по моему представлению. Без испытаний!

– Будет так, как вы скажете.

Аксакал напрягся – он подготовил самое серьезное условие, сознательно смешав его с второстепенными:

– Еще я требую, чтобы новый ишан, который явится на место арестованного Сеидова, был от меня.

– Сделаем! – твердо заверил Скобеев. – Ваш ставленник окажется для русской власти союзником, а не противником. Все? Я прямо сейчас еду к Нестеровскому. Убежден, что он согласится на ваши условия.

– Последнее. У меня есть просьба к тебе, мир-шаб[77].

– Говори.

– У тебя имеется свободная должность шавгарча?

– Да.

– Возьми на нее моего племянника Мадамина.

– Это самое легкое, поскольку в моей власти, – сказал Иван Осипович. – Считай, что он уже служит городовым!

– Хорошо, – величественно качнул бородой аксакал. – Я жду приглашения к Нестеровскому. Если он согласится выполнить мои скромные просьбы, я помогу вам. В доказательство своей дружбы могу кое-что сказать. Прямо сейчас.

– Слушаем! – встрепенулся полицмейстер.

– Исламкуль вчера ночью покинул дом Сеидова. Можете его там не искать.

– Очень интересно! А куда он перепрятался?

– Во дворе бань Метрикова есть деревянный балаган. Исламкуль прячется в нем. Ночью он уйдет из города, поэтому поторопитесь!

– А кто впустил этого разбойника к Метрикову? – поразился капитан. – Такой почтенный человек – и потакает убийцам?

– Метриков о том даже не знает. Исламкуля спрятал его двоюродный брат Маджид. Он состоит у хозяина главным парильщиком.

Скобеев вскочил, а следом за ним и Лыков.

– Пусть мудрый Карымдат-ходжа примет покамест мою благодарность, – торжественно объявил Иван Осипович. – А вечером это повторит тот, кто управляет краем. Честь имею!

Сыщик и полицмейстер сели в пролетку.

– Однако дедушка вытребовал от власти все, что мог, – сдержанно сказал Лыков. – Вы не лишнего ему пообещали?

– Любой сарт в ситуации, когда его о чем-то просят, сделал бы то же самое. И этот не растерялся…

– Да, настоящий аксакал! Теперь насчет яда… Если старого ишана отравили цианистым кали, анализ ничего не даст. Прошло два года, тканей не осталось. Вот если был мышьяк, тогда следы его сохранились в волосах. Но только в том случае, если травили в несколько приемов, а не за один раз. Надо делать вскрытие. И надеяться, что остались следы… Пока не поднимем могилу – не узнаем.

– Согласен, – сказал капитан. – Но это потом, потом! У вас револьвер при себе?

Лыков красноречиво похлопал себя по пояснице и сказал мечтательно:

– А давно я не был в бане!

– Вот и наведаемся. Только, Алексей Николаевич, Исламкуль нам нужен живой! Я вижу по глазам, что вы хотите его прикончить.

– Конечно, хочу, – не стал отнекиваться Алексей. – Да и вы ведь того же хотите!

– Мне такого желать не полагается! Я на службе.

– Мы оба мечтаем прикончить эту сволочь, – констатировал сыщик. – И оба пока не можем. Он действительно нужен живой, чтобы дал показания на Сеидова. Да и полковнику Галкину есть о чем его спросить! Так что не бойтесь: возьму его живым. Здоровым не обещаю, но живым. Поедемте!

К удивлению Алексея, бани Метрикова оказались в русском городе. Да еще возле Константиновских казарм. Видимо, Исламкуль надеялся, что здесь его никто искать не станет. Экипаж встал на углу Стрелковой и Аулие-Атинской. Лыков со Скобеевым шмыгнули во двор. Полицмейстер вынул «смит-вессон» и занял позицию под единственным окном барака. А сыщик сходу ворвался внутрь.

Туземец среднего роста, с неприятным злым лицом и гнилыми зубами вскочил от неожиданности. Бросился было к хурджину – видимо, там лежало оружие, – но не успел. Лыков перехватил его и, словно мешок с мукой, выкинул в окно, под ноги капитану.

– Ловите!

Оглушенного, обсыпанного битым стеклом разбойника усадили в пролетку. Лицо его было в многочисленных порезах, из них обильно лилась кровь. Лыков вынул платок, стал вытирать – и едва не удавил пленника. Хорошо, Иван Осипович успел схватить его за руку, когда сарт вдруг засучил ногами…

– Вы же обещали!

– Виноват, затмение нашло!

На Джаркучинской Исламкулю промыли царапины и перевязали лицо. Когда он вновь предстал перед полицмейстером, тот был краток:

– Или говоришь, что знаешь. Или я отдаю тебя Лыкову. Ты его женщину убил, так что церемоний не жди.

– Ничего не выдам! – крикнул туземец. – Я…

Довершить он не успел. Алексей подскочил и въехал ему под дых. Негодяй упал и стал корчиться… Пять минут он не мог подняться, его выворачивало наизнанку. Лыков стоял над ним и ругался:

– Вот скотина! Весь пол заблевал. А я и не начинал еще!

Когда Исламкуля наконец подняли, он посмотрел сыщику в глаза и сразу заскулил:

– Не убивай, все скажу, все!!!

И действительно сказал.

После допроса у сыщиков на руках оказались ценные признания. Исламкуль был замешан во многих делах. Он подтвердил, что старый ишан Абдул Касым-хан действительно был отравлен. Приказ отдал хальфа, а непосредственно яд в замзамскую воду подмешивал повар ишана Юсуф. Чтобы не вызвать подозрений, старика травили целую неделю. Дозу повышали постепенно. После смерти ишана настала очередь повара – новый шейх избавился от свидетеля. Его примитивно устранили стрихнином, в то время как на Касым-хана потратили дорогой мышьяк.