Николай Свечин - Туркестан

Так что Лыков доканчивал обыск уже в тишине. Внутреннее устройство туземного дома он знал неважно, но на помощь ему пришел Иван Осипович. Вдвоем они провозились в обширном имении Сеидова полдня. Нашли много денег и оружия, обширную переписку на арабском и персидском языках, процентные бумаги и облигации, золото в слитках. А еще три пуда маковой соломки! В подземной комнате обнаружили сидящего на цепи человека. Это оказался хлопковый делец из Коканда. Несчастного похитили и вымогали за него выкуп!

Прямо с обыска сыщик и полицмейстер отправились к начальству. Приезд ревизора из Петербурга не изменил привычек генерал-губернатора. Барон Вревский, как всегда, отдыхал на Чимгане, и краем по-прежнему управлял Константин Александрович Нестеровский.

Капитана и отставного надворного советника уже ждали. Они представились худому и болезненному господину с погонами инженер-генерала. Тринитатский сидел за столом. Он едва кивнул на приветствие, закрыл глаза и стал перебирать стариковскими бесцветными губами. Прошло несколько минут, вошедшие так и стояли посреди комнаты, недоумевая. Лыков начал злиться. «Старый пердун! – думал он. – Этот наревизует!» Вдруг генерал открыл глаза и поглядел на сыщика насмешливо, словно прочел невежливые мысли. Алексею даже показалось, что ревизор ему сейчас подмигнет.

– Лыков, Лыков… А не вы ли в восемьдесят шестом году приняли участие в секретной экспедиции в горный Дагестан? Под начальством барона Таубе.

– Я, ваше высокопревосходительство.

Генерал живо повернулся к правителю канцелярии:

– Тогда военный министр представил чиновника МВД, вот этого Лыкова, к Анне второй степени с мечами. Государь усомнился. Командовавшего отрядом офицера, Таубе, вызвали на министерский совет и заслушали. После чего единогласно поддержали представление Ванновского[78].

Лыков удивился. Барон Витька никогда не рассказывал ему об этом заседании… А Иван Осипович покосился с укоризной: у тебя шейный орден с мечами, и молчал!

– Так что, Константин Александрович, – продолжил Тринитатский, – должен вас поздравить. Более удачной кандидатуры для сыска и в столицах не найти!

– Ваше высокопревосходительство, – бестрепетно перебил генерала Алексей, – не должны забывать и капитана Скобеева. Без его распорядительности, без его знания края один я ничего бы не смог сделать.

– Садитесь и рассказывайте, – кивнул на стулья ревизор. – И начните вот с чего. Кто убил моего сына и где он сейчас?

– Убийца сейчас в червивой каморке, – доложил Алексей. – Некто Еганберды, разбойник.

– Как он погиб?

– Я прострелил ему башку.

Тринитатский встал и торжественно пожал сыщику руку.

– Примите мою благодарность, Алексей Николаевич. И простите этот стариковский пафос. Единственный сын…

– Я понимаю, ваше высокопревосходительство.

– Для вас всегда Михаил Львович.

– Благодарю.

– Это я вас благодарю, Алексей Николаевич. Я ваш должник по гроб. Стар уже, не знаю, успею ли отдать долг…

Генерал смахнул с ресниц слезу и посерьезнел:

– Теперь, когда я узнал главное, прошу доложить по порядку. Все дело: как начиналось, какие были приняты меры, почему они не дали результатов сразу.

Поскольку излагать надо было с самого начала, слово взяли местные. Лыков до поры до времени помалкивал. Нестеровский дал описание ситуации в крае, выказав глубокие и серьезные знания. В частности, он сказал:

– Первое время, примерно до конца восьмидесятых годов, положение не вызывало опасений. Туземцы успешно схватывали новые правила. И, если позволительно так сказать, развращались в лучшую сторону.

– То есть? – не понял ревизор.

– Они стали забывать обычаи и законы магометанства. Русская власть отменила раисов, надзирателей за нравственностью. И люди охотно ослабили ремни… Помимо того что сарты начали пить водку и шляться по борделям, они еще принялись выращивать хлопок. И учить детей в русско-туземных школах. Прислуга почти вся в русском городе состоит из местных. Это лучший способ ассимиляции! Они видят нашу жизнь изнутри, и она им нравится. Богатые сарты стали делать окна в домах и ездить в европейских экипажах! Еще лет двадцать, думал я, и тут будет, как в Рязани.

– Но теперь вы полагаете иначе? – насторожился Тринитатский.

– Да, Михаил Львович. Увы. Мы упустили из виду духовенство. Более того, мы необдуманно поддерживали его все это время. И еще народный суд. Вместо того чтобы внедрять в обиход наше общее право, мы законсервировали адат с шариатом. Лишь бы меньше было текущих хлопот! И в итоге получили мусульманский ренессанс.

– Так плохо?

– И все хуже и хуже. Эти ишаны, эти бродячие монахи-каляндары… Под тонким слоем внешнего согласия кипит котел. И может взорваться. А мы опять узнаем об опасности, лишь когда рванет.

– Что нужно сделать, чтобы не рвануло? – поставил вопрос ребром генерал.

– Ослабить позиции духовенства. Отменить вакуфную[79] собственность. Перекупить богатых людей, баев. Сарты почитают богатство. Надо их приучить, что деньги приходят к тем, кто дружит с властями! Открывать светские школы и больницы, газеты на туземном языке. Поощрять учреждение предприятий баев совместно с русскими купцами. Постепенно вытеснять шариат и адат, сокращать количество казиев и биев, открыть в крае, наконец, обычные суды! А еще, Михаил Львович, появилась в последние годы новая опасность. Столичная пресса начала осторожно поговаривать о панисламизме. Мы заметили, что раньше и слова такого не было. И вдруг нате вам!

– Да, Константин Александрович. На Кавказе уже в полный рост. Утверждается, что ислам наднационален и все правоверные должны подчиняться единому халифу. Читай – турецкому султану. И до вас такие идеи добрались?

– Подбираются. А Петербург в ус не дует. Нужны деньги на создание агентуры в среде туземцев. Нужна пропаганда. Капиталовложения в край требуются! Пишу, пишу – никакого толку. И генерал-губернатор спит на ходу… А если что и делает, то во вред. Не слышали про молитву за царя?

– Нет, – удивился генерал. – Что за гусь в яблоках?

– Барон Вревский предписал всем туземцам по пятницам молиться за белого царя. В обязательном порядке. И текст им спустил, какие слова говорить.

– М-да… А кто сочинил саму молитву?

– Лично господин Керенский, главный инспектор училищ Туркестанского края[80].

Старик нахмурился:

– А что он понимает в религиозных делах? Вера – материя тонкая и требует основательного знания. Ваш Керенский – специалист по исламу?

Скобеев не удержался и прыснул, виновато зажимая рот рукой. А Нестеровский невозмутимо сообщил:

– Два года назад Федор Михайлович напечатал в «Журнале народного просвещения» большую статью о медрессе Туркестанского края. Так вот, из тридцати четырех страниц статьи сам инспектор сочинил только пятьдесят пять строк. Остальные материалы – это слово в слово переписанные исследования настоящего знатока края, господина Наливкина. Слово в слово! Без ссылок на автора, разумеется.

– А что Наливкин?

– Пожаловался барону Вревскому.

– Какие же были последствия? – встрепенулся генерал.

– Распоряжением барона Наливкин переведен из Ташкента в Самарканд с понижением в должности, – пояснил правитель канцелярии.

– Однако…

– Так, Михаил Львович, управляют в Туркестане, – с грустью сказал Нестеровский. – Глупая несвоевременная затея с молитвой, написанной некомпетентным человеком, только озлобила туземцев. Десять лет назад здесь был «народный ислам», как я вам описывал. Сарты молились и делали что хотели. А теперь духовенство подняло голову. В таких местах нельзя упускать религиозный фактор! Большинство мусульман в крае – сунниты ханафитского толка. Суфитские братства все больше забирают силу. Главное – это Накшбандия, далее идут Кадири, Ясовия и Кубравия. Еще бы! Ведь основатель Накшбандии шейх Баха ад-Дин похоронен в здешних местах, его могила неподалеку от Бухары. Сильное влияние, большие деньги! А нам нечего противопоставить шейхам. Вы уж там в Петербурге, Михаил Львович, скажите кому следует. Потеряем край! Управление им, кроме установлений и лиц финансового, контрольного, учебного и почтово-телеграфного ведомств, ведет Военное министерство. Министру надо помогать! А то у него времени на нас не хватает. Мне бы там, в Петербурге, человека найти умного и влиятельного… Такого, как вы. Чтобы доносил чаяния края до высоких сфер. А то просто беда.

Закончив с общей ситуацией, правитель канцелярии перешел к вскрытому заговору. Тут уже слово взял капитан Скобеев. Он изложил подробно всю схему преступлений: сговор интендантов с ишаном-убийцей, роль шайки локайцев, земельные махинации, шпионаж в пользу Англии. Отдельно остановился на рапорте Тринитатского-младшего, стычке его с интендантами, ставшей причиной устранения. Генерал разволновался и пожелал завтра же повидать Веселаго и Кокоткина. Это было ему обещано.