Воспоминания собаки Мускуби(Рассказ) - Приват Гонзаго

Войдя в кафе, Роже послал меня принести ему газету «Фигаро», которую он заметил на соседнем столике.

Я сейчас же подошла к столу и, осторожно захватив газету зубами, принесла ее Роже.

— Черт возьми!.. — сказал сидевший за соседним столиком, какой-то незнакомец, — вот хорошо дрессированная собака, по виду она узнает вашу обычную газету…

— Она не узнает ее, — оживился Роже, — она прочла заглавие.

— Ну вот еще! Вы шутите, а ведь действительно, видя это, можно было бы и это предположить. Во всяком случае, это славное животное, очень умное, черт возьми!

— Более чем умное. Мускуби умеет читать, я бы даже прибавил: писать…

— Вот это еще лучше… Значит, если вы ей прикажете принести другую газету?..

— Попробуйте сами, прикажите, и она вам принесет… Иди, иди, Мускуби, исполни то, что тебе скажут!..

Незнакомец подумал, что Роже шутит. Но все-таки, обратясь ко мне, сказал:

— Пойди, славный пес, отыщи мне газету «Акбар», но не ошибись!

Я подбежала к столу, где лежали газеты, перерыла их носом и, найдя «Акбар» — местную газету, принесла ее ему в зубах.

^{Я подбежала к столу, на котором лежали газеты, перерыла их носом и, найдя «Акбар», принесла ее ему в зубах.}

Незнакомец посмотрел на меня с удивлением; вокруг собралась толпа. Мне пришлось до двадцати раз приносить то одну, то другую газету, — ни разу я не ошиблась.

— Где вы будете давать представления? — спросил один из публики.

— Наши представления?.. Мы не даем представлений…

— Ну вот еще!.. Ведь, вы не держите эту чудную собаку-феномен только для себя… Я директор кафе-концертов «Жемчужины», на Бульваре Республики, гражданин Колибер (он поклонился при этом); если вы согласны, я приглашаю вашу собаку на одну серию представлений. Я напечатаю кричащие афиши с портретом вашей собаки во весь рост; 50 франков за выход, устраивает это вас?

— Мы приехали в Алжир, ведь не для того, чтобы показывать нашу собаку, не правда ли Тисте?

— Ну как сказать? Это зависит от платы, — ответил пастух. — Но пятьдесят франков… нет, это слишком мало!..

— Сто франков, я даю сто франков, — быстро заявил Колибер, — пятьдесят сеансов по 100 франков, затем право на сбор… Ну, соглашайтесь!

— Ладно, — сказал Тисте, не дав даже возможности Роже ответить. — Вы можете заказать афиши. Мы будем у вас сегодня, после полудня.

— Ах, Тисте, Тисте! — вздохнул мой хозяин, когда ушел директор, — что же это, неужели мы сделаемся антрепренерами?

— Отчего же нет? Черт побери! 5.000 франков!.. Немало надо продать овец, чтобы выручить такие деньги. Мускуби — это ваша спасительница, она вырвала вас из пасти волка, она выведет вас и из нищеты!

На другой день я уже дебютировала в «Жемчужине», в зале, переполненном зрителями. Вы знаете, что присутствие публики меня не смущало.

В день моего первого нового дебюта я, к большому удивлению Колибера, вышла на сцену на задних лапах. От него скрыли этот талант его нового актера.

Подойдя к будке суфлера, я отдала честь по-военному. Повернувшись, я смелым и довольно рискованным прыжком, очутилась на левой стороне театра, откуда повторила свой поклон. Затем такими же прыжками вдоль всей рампы я прошла всю сцену во всю ее ширину и поклонилась еще раз.

Мне аплодировали, тем более, что это было сверх программы. В афишах об этом не упоминалось, так как подобного рода упражнения были обычны для многих собак.

Я ведь выступала как собака — умевшая читать, а не как эквилибристка[3]. Главное, всех поразила моя высокая, статная фигура: не знаю почему, но все привыкли считать маленьких собак более ловкими, чем больших.

Роже, не без отвращения, согласился выступить на сцене со мной. Но роль свою он выполнял превосходно, а я исполняла свою ко всеобщему удовлетворению публики.

Одна из афиш «Жемчужины» была наклеена на доске близ табурета.

— Гражданин Мускуби, — говорил мне Роже, — укажите на этой афише то слово, которое вам назовет кто-нибудь из зрителей.

Мне кричали слово — я его указывала лапой.

— Теперь, гражданин Мускуби, напишите его.

Я возвращалась на авансцену и на маленьком столике на виду у всех раскладывала кубики, подбирая буквы этого слова.

Затем, с помощью этих же букв, писала и небольшие фразы, которые мне диктовали. Это испытание решило все.

Громкие аплодисменты, крики «браво» раздались в зале. Мне пришлось выходить к публике несколько раз. Каждый раз я кланялась по-военному.

О моем успехе можно было судить по сбору, не только одни медяки сыпались на тарелку, но и серебряные монеты. Когда я окончила обход «любезной публики», — я вернулась к оркестру и, одним прыжком перескочив через него, мигом скрылась за занавесью, которую, по требованию публики, пришлось опять поднять.

Я тогда быстро отыскала несколько букв и выложила их на маленьком столике.

«Благодарю, гражданки и граждане, до завтра».

Публика пришла в неистовый восторг, стала топать ногами, крики «браво» не прекращались.

На другой день весь Алжир только и говорил обо мне.

По прошествии пятнадцати дней, Колибер просил продлить контракт, и мы ему его продлили на целый месяц. Через шесть недель пастух, сделавшийся моим режиссером, подсчитал свои доходы.

Мои представления, мои сеансы в городе, в английской колонии Мустафа и мои сборы, все вместе — составило крупную сумму в пятнадцать тысяч семьсот двадцать франков… Вот сколько можно заработать, будучи образованной! Тисте перестал и думать о своих овцах.

Мы должны были вернуться во Францию в ближайшую субботу после последнего представления, билеты на пароход были уже взяты, как вдруг, накануне, рано утром, служащий гостиницы подал Роже визитную карточку, на которой значилось:

Архибальд Дункле. Манажер.

— Манажер, что это такое? — спросил Тисте. — Что-то в роде антрепренера?

— Что мне ответить? — спросил служащий.

— Скажите этому гражданину, что я сейчас буду к его услугам.

Когда мой хозяин отправился в зал гостиницы, я последовала за ним.

— Гражданин, — сказал Архибальд Дункле (это был мужчина небольшого роста с открытым веселым лицом), — по моей карточке вы, вероятно, догадываетесь о причине моего визита. Дело касается вашей собаки. — Давайте договариваться по-американски, так как я не сомневаюсь, что мы сговоримся. Вот договор на год, пятьсот франков в день, все расходы в пути на мой счет, маршрут по моему усмотрению, весь доход в мою пользу. Аванс пятьдесят тысяч франков. Вот они. Вы согласны? Хорошо, Подпишитесь. Выезд в Неаполь завтра вечером. Честь имею кланяться.

Все это было произнесено так быстро, что Роже не успел ничего ни спросить, ни возразить. Совершенно ошеломленный поднялся он к себе в номер с пятьюдесятью тысячами франков.

— Уже вернулись? — сказал Тисте; — разве это не к вам приходили, Роже?

— Нет, ко мне. Возьмите, Тисте.

— Пятьдесят тысяч франков! — воскликнул пораженный пастух, пересчитав деньги.

— Да, маленький аванс в счет будущего.

В Неаполе наш успех превзошел всякое ожидание. Самое изысканное общество пожелало меня видеть; рыбаки из Сен-Лучиа ожидали меня всегда и приветствовали при моем выходе из театра, Кабассоль мог успокоиться за судьбу своего сына. Окончательно разорившись, он поселился у своей единственной сестры, старой девы из Лодсвы. Из последних писем Роже, он знал уже все мои приключения, мое бегство с хутора, мое счастливое пребывание в цирке Мюссидора и с каким терпением я совсем самостоятельно научилась читать.

Эти сведения Роже узнал от меня, я постепенно сумела все это дать ему понять. Роже, как я уже говорила выше, принимал всевозможные меры, чтобы найти Мюссидора, но никак не мог попасть на его след.