Ирина Богатырева - Кадын

Невеста дурная из меня вышла — что принесу жениху? Пустая иду, сама как есть. Женской одежды всю жизнь я не носила, и странно сейчас быть мне в ней. Юбка да волосы невесты, с накосниками, со всеми зверьками, золотокрылыми птичками, — всю эту красу, от матери моей оставшуюся, я нашла, столько лет пролежало в сундуках в доме, и вот меня дождалось! Рубаху ту самую надела, что подарил Атсур, цвета топленого молока, нежного шелка, с красной нитью по горлу и рукавам. И смешно самой, и печально: не думала я, что достану ее когда-либо, не думала, что мне ее носить. Да шуба моя любимая, охотничья, старая, черная. Вот все, в чем перед братом предстану. Хороша ли невеста? — спрошу. Хороша…

Кто я теперь, мать Табити? Я, невеста без жениха, сидящая возле умирающего огня. Я ли царь люда Золотой реки? Или я царь того, еще не названного, не имеющего своей истории и доли люда, что зародился из моего здесь, в этих горах? Начало я или конец, принесла спокойствие или оставила людей здесь на исчезновение? Старая Камка говорила, что я стану царем, а мой люд — истоком огромной реки. Одна река пересохла, из нее вытекает другая, а я стою в том месте, где устье стало истоком, мне не видно ни великого прошлого, ни большого будущего — только неясность и мутная вода.

Кто я, мать Табити? Я ли дева-воин, оставившая себя ради доли, счастливая тем, что силу всего люда носит в себе? Я ли несчастная дева, упустившая любимого воина и идущая замуж по воле родных? Мне смешно думать об этом, но кто сказал, что это не так?

Кто я, мать Табити? Мне казалось, что жизнь моя полна событий, боя, что хватило бы на сто человек, но вот я рассказала тебе все и осталась пуста, как сосуд, из которого вылили молоко до капли.

Мой жених с золотой шкурой уже ждет за дверью. К нему я иду, чистая, словно только что посвященная, словно дева из дома родителей, не знавшая ни тревог, ни сражений, не знавшая власти, жестокости, судов и казней. Собой ли я буду тогда, мать Табити? Такой ли он меня ждет?

Но рассвет наступает — или это свет золотой гривы моего жениха освещает горы и степь. Вот сейчас он войдет, и меня не станет. Вместе с ним в духа гор обращусь я.

Вот сейчас он войдет, и я исчезну, но слова мои, весь моей жизни рассказ будет звучать здесь, в этой степи, на этом пастбище, так близко лежащем к вышнему. И кто сможет — я знаю — тот услышит и разберет. Кто сможет, тот услышит и скажет всем, как если бы говорила я сама.

Так говорила:

Меня зовут Ал-Аштара. Это потому, что я родилась на рассвете. Еще по-разному люди зовут, только я не слушаю, и не слушайте вы.

Меня зовут Ал-Аштара.

В 165 г. до н. э., по китайским хроникам, племя юэчжи, с которым некоторые исследователи соотносят пазырыкцев, было полностью побеждено своими исконными врагами — хунну. Есть версии, что часть племени отошла к тому моменту на север или запад от Алтайских гор.