Дмитрий Матяш - Выход 493

В наступившей тишине, казалось, даже было слышно, как журчат потоки мыслей в головах. Никто не переговаривался, будто каждый боялся первым озвучить свои соображения, никто не решался спросить что-либо у Крысолова, хотя вопросов накопилось немало. Все молчали, и даже их взгляды не пересекались, как и прежде, сосредоточившись на заметно потускневшем пламени костра.

— Ребята, — обратил на себя внимание выглянувший из-за плеча Крысолова полковник Щукин, — а ведь это правда. И хотя мне не очень нравится это слово — «неочеловек», и уж совсем не хочется признавать себя мутантом, — он снисходительно улыбнулся, — но то, о чем поведал Кирилл Валерьевич, для меня, бесспорно, не новость.

На лицах молодых сталкеров вновь застыло подлинное удивление.

— Это долго скрывалось под грифом секретности, да и сейчас за разглашение этой информации можно поплатиться жизнью, но я, старый болтун, таки чувствую, что проговорюсь. — Он снова улыбнулся. — Я не знаю, конечно, все ли вы помните то, о чем я хочу вам рассказать, но вот что Кирилл Валерьевич помнит — так это уж точно. Помните, — он оглянулся на Крысолова, — так называемые камеры очистки? Когда каждый, кто возвращался с поверхности, должен был обязательно через них проходить, чтобы не пронести в Укрытие никакой заразы? — Крысолов кивнул. — Так вот, не то что из гражданских — из военных мало кто знал, что никакого очистного устройства там не было. Ему попросту неоткуда было взяться. Мы же с вами как-никак собирались безвылазно сидеть под землей лет двадцать-тридцать, пока «первенцы» — а об их существовании военное руководство, разумеется, отлично знало — не обследовали бы хорошенько всю территорию вокруг, а потому никаких устройств для очистки от посторонних биоэлементов в Укрытии предусмотрено не было. Тех, кто возвращался с поверхности, обдували обычным паром, да и только. На самом же деле в камерах очистки стояли сканеры, составленные не из чего иного, как из тех высокочастотных датчиков, о которых Кириллу Валерьевичу рассказал «Смотрящий». Да, да, — закивал он сам себе, поскольку глаза остальных снова сосредоточенно изучали костер, — те самые датчики. Дело в том, что еще на заре Эпохи Выживших, когда первые сталкеры их раздобыли на военных складах — а они понятия не имели, что то были за «калькуляторы», — ученые уже поняли, что за головоломные данные они выдают. Со временем, быть может, мы бы и забыли о них, ведь зачем они нужны нам, простым воякам, которые и без того хорошо знали, кто есть кто на поверхности, но вот для этих проныр из лабораторий… — Василий Андреевич ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Их хлебом не корми, дай над кем-то провести эксперимент. Они убрали камеры очистки, поскольку «очистка» проводилась слишком уж примитивным способом и рано или поздно могла привлечь к себе внимание, и незаметно расставили датчики по заставам. Так вот вы, братцы сталкеры, и стали для них подопытными кроликами. Они следили за состоянием каждого: и того, у кого был первый выход, и того, кто подымается уже почти двадцать лет. Показатели, вынужден признаться, действительно отличались. И в том, Кирилл Валерьевич, что прибор у яготинца зашкалил на вас, нет абсолютно ничего удивительного. Ученые из «Бионики» ничего не знали и не знают об «общем модуле» и о том, что учеными из московского НИИ было собрано три тысячи разных образцов антропометрических параметров человека, чтобы отделять нового человека от старого. Но впервые они забили тревогу через два года после того, как сканеры были установлены в Укрытии. Уже тогда они выявили рост приспособленности организма сталкеров к условиям наружной среды. К воздуху. К фону. Установили, что чем больше у человека подъемов, тем более налаживается его физическое состояние, тем больше развиваются в нем способности, о которых обычному человеку из старой жизни нечего было и помышлять, не так ли, Кирилл Валерьевич? — И перевел взгляд на Секача. — Так что, Сергей Владимирович, исходя из вышесказанного, не нахожу причин вам чувствовать себя изгоем в нашей компании — не побоюсь теперь этого слова — мутантов. Ведь для простых людей из прошлого мы все уже… не те.

И тишина вновь сомкнулась за спинами еще больше напоминавшими собой отрешенных зомби согбенных людей.

Первым из ступора вышел Тюремщик. Стараясь не заглядывать никому конкретно в глаза, он твердым шагом подошел к камню, на котором стоял чайник с растопленным машинным топливом, иной раз годившимся для приема внутрь, и разлил содержимое в стоящие там несколько кружек. Затем подошел к тем сталкерам, которые продолжали греть свои кружки в руках, и вылил им все, что оставалось в чайнике. Затем так же молча подошел к камню, взял свою кружку и только теперь поднял глаза на людей.

— Давайте, мужики, — сказал он, и сталкеры будто бы ожили. Закашлялись, переглянулись между собой, перекинулись парой слов. — За всех нас! Тех, кто присутствует здесь, и тех, кто в пути. — Тюремщик протянул вперед свою кружку, и остальные незамедлительно последовали его примеру. — За неочеловека, хрен бы ему в нос!

И первым опрокинул горючее себе в глотку.

— За нас! — хором отозвались остальные сталкеры.

Единственной нетронутой оставалась погнутая алюминиевая кружка Секача, все еще стоявшего в десяти шагах от угасающего костра и лишь изредка поглядывающего то на Крысолова, то на остальных, но чаще с тоской озирающегося на грозно ударяющего вперед себя столбами белого света «Чистильщика».

— Серега, — спокойно обратился к нему Крысолов, отставив свою зеленую эмалированную, местами покрывшуюся пятнами ржавчины кружку на импровизированный стол. — Ты не выпьешь с нами? Ты не веришь нам с Василием Андреевичем?

— Верю, — тихо, почти не слышно за живым обсуждением новой темы, ответил Секач. — Но для начала мне нужно разобраться с самим собой. Я… — он сделал полуоборот, — очень хотел бы остаться в команде, но, как сказал Тюремщик, я должен для себя понять, кто я есть.

— Ладно, — зачем-то снова взял в руки свою пустую кружку Крысолов, принявшись ее разглядывать. — Если ты так решил… Ты все еще мой друг, и я обязан считаться с твоими решениями, хотя не совсем их поддерживаю. Подумай до завтрашнего вечера… — сказал он, но когда поднял глаза, в том месте, где только что стоял Секач, никого уже не было.

Опустевшим, безрадостным взглядом Крысолов поводил вокруг, надеясь распознать в темноте удаляющуюся фигуру, но, так и не увидев ее, добавил грустно, почти шепотом: «Надеюсь, ты вернешься».

— Вернется, — утешающе похлопал его по спине Василий Андреевич. — Конечно же вернется. Поймите, Кирилл Валерьевич, он сейчас нов для себя, к тому же на него обрушилась масса информации, и ему просто нужно время, чтобы все осознать. Это нормально. Он обдумает все и вернется.