Спайдер Робинсон - Дети Сатаны

Поэтому я считаю, что нам антилжин пробовать нельзя. Мы должны принять максимальные меры предосторожности, чтобы не подвергнуться его воздействию, пока мы будем проверять его на других. Мы будем вводить наркотик им, а не себе, а по окончании турне или раньше, если мы накопим достаточный материал, мы сядем и обсудим, что из этого вышло. Если наши результаты совпадут с выводами Уэсли, сами побалуемся антилжином и позвоним в информационную службу Си-би-эн[9]. К тому времени у нас будет достаточно фактов, чтобы убедить их в нашей правоте. Вот тогда торговцы наркотиками не смогут ничего поделать ни с нами, ни с антилжином. Да и правительство тоже.

— А потом рухнет мир.

— И на его обломках возникнет новый… но сначала мы должны точно знать, что делаем. Я псих, или мои идеи представляются тебе разумными?

Джилл долго молчала. Лицо ее напоминало маску. Такое бывало, лишь когда она крепко о чем-то задумывалась. Несколько минут спустя она поднялась, заходила по комнате.

— Это рискованно, Зак. Как только газеты запестрят заголовками, торговцы наркотиками сообразят, что к чему, и разделаются с нами.

— Маршрут нашего турне известен лишь Толстому Джеку и Агентству. Скажем, что до нас дошли слухи, будто кто-то хочет сделать пиратские записи наших концертов. Они будут молчать.

— Но…

— Джилл, нам на хвост могут сесть не феды… Торговцы наркотиками, которые очень не хотят, чтобы кто-либо узнал об их существовании. Скорее всего им не удастся выследить нас, даже если они будут знать, в каком мы городе.

— А может, удастся. Действуют они на международном уровне. У них есть связи, Зак, и деньги.

— Дорогая, если у тебя только паршивая травка… — он замолчал, пожал плечами.

Внезапно Джилл улыбнулась.

— Ты делаешь из нее сигары. Давай собирать вещи. Еще кофе?

Они собрали вещи, прибрались в квартире: все-таки уезжали на месяц. Они уже в третий раз отправлялись в турне вдвоем, так что подготовка к отъезду не заняла много времени. Покончив с этим, они погасили все лампы, за исключением ночника на прикроватном столике, разделись и нырнули в постель. Минуту-другую полежали, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, а затем Зак начал поглаживать ее спину и шею.

— Зак?

— Что?

— Мы можем умереть, не так ли?

— В том, что мы должны умереть, сомнений нет. — Она застыла в его объятиях. — Но я мог бы сказать тебе это и вчера, и неделю назад. — Джилл расслабилась. Разница в том, что вчера я не мог обещать тебе, что мы скорее всего умрем вместе.

— Зак, — она еще теснее прижалась к нему, — я так тебя люблю.

— Я знаю, крошка, я знаю, — прошептал он ей в ухо. — Не так-то часто находишь что-то такое, за что можно умереть, ради чего стоит жить. Господи, я тоже очень тебя люблю.

И вскоре они слились воедино, забыв обо всех и обо всем. И заснули лишь в одиннадцать утра, но не в постели, а в автомобиле, уносящем их на северо-запад от Галифакса.

Если читателя интересует детальный отчет о действиях Зака и Джилл за последующий месяц, ему достаточно наведаться в библиотеку, имеющую большой отдел периодики. Посоветуем этому читателю запастись едой. В любое время года события, случавшиеся в тех городах, где побывали Зак и Джилл, попали бы в газеты. Но так уж получилось, что Уэсли Джордж умер в середине августа, в разгар мертвого сезона, когда нигде ничего не происходит. И для прессы Северо-Американской Конфедерации события эти стали глотком воды для жаждущего в пустыне.

Не все попало в газеты. К примеру, остались за кадром откровения преподобного Шварца из Монреаля, на этом настояли разгневанные мужья. И только недавно они стали достоянием общественности. Когда воинственного радикала Мту Занджи, знаменитого «Белого Мау-Мау», нашли в Гарлеме, нашпигованным пулями, выпущенными из шестнадцати незарегистрированных револьверов, никому и в голову не пришло связать его смерть с другими событиями, и заметка о нем заняла три абзаца на сорок третьей странице.

А самое удивительное заключалось в том, что в то время никто, ни единый человек, не сумел увидеть в происходящем каких-либо взаимосвязей. Каждая новая сенсация обсасывалась со всех сторон, в мельчайших подробностях, но ни журналисты, ни комментаторы, ни обозреватели не находили в них ничего общего. Столкнувшись с неприкрашенной правдой, люди Северной Америки не признали ее.

Но, безусловно, каждый из них что-то видел или слышал, поскольку сенсациям этим нашлось место на телевидении и на радио, в газетах и журналах, в карикатурах и выступлениях комиков. Зак и Джилл предпочитали взирать на сотворенное ими со стороны, а потому могли делать достаточно взвешенные выводы.

В Сент-Джоне, что в Нью-Брансуике[10], они «посадили» на антилжин седовласого, достопочтенного судью, который вел далеко не однозначный процесс по обвинению в измене. После фантастического двадцатисемиминутного монолога пожилой юрист умер при удачной попытке прикрыть побег подсудимого. Зака и Джилл, сидящих в зале, потряс неординарный поступок судьи, но они не могли не признать, что умирал он с улыбкой на устах, словно не было человека счастливее, чем он.

В Монреале (помимо преподобного Шварца) им удалось перехватить члена парламента от консервативной партии по пути на телевизионную студию и пожать ему руку. Продюсер программы, как потом выяснилось, видел старый кинофильм «Телекомпания»[11], а потому продолжал держать парламентария в эфире, хотя для этого ему пришлось отправить в нокаут режиссера. Парламентарий получил приличную дозу: после сорока пяти минут эмоциональных признаний он начал рассказывать телезрителям о своих тайных мечтах, которые лелеял, идя в парламент, о программах, которые разрабатывал, но не решался озвучить, понимая, что в этом мире их реализация невозможна. Домой он уехал, смирившись с тем, что на его политической карьере поставлен жирный крест. Утром же обнаружилось, что его откровения встретили самый положительный отклик, а его неосуществленные программы — полное одобрение. Естественно, мало кто из тех, кто голосовал за парламентария в прошлый раз, вновь отдали бы ему свои голоса. Но на очередных выборах (и на всех последующих, где он выставлял свою кандидатуру) за него приходили голосовать девяносто процентов тех, кто раньше никогда не показывался на избирательных участках. Продюсер теперь его первый помощник.

В Оттаве они попытались добраться до премьер-министра, но безо всякого успеха. Их не подпустили и на пушечный выстрел. Зато они отловили стареющего Питера Гзовски, ведущего передачи «90 минут с вами». Он тоже видел «Телекомпанию», а инстинкт самосохранения был у него посильнее, чем у героя фильма. Выйдя из студии, он первым делом записал кое-что на магнитную ленту, сделал несколько копий и разослал друзьям с указанием вскрыть в случае его внезапной смерти. Однако он до сих пор жив, регулярно появляется на телеэкране, бичуя немногие оставшиеся пороки.