Захар Прилепин - Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Они всегда разговаривают с нами с позиции огромной правоты, с позиции «цивилизации». Мы огрызаемся, как школьник, пойманный с сигаретой за углом школы — который при этом знает, что директор, отчитывающий его, — вор, развратный тип, пошляк и полный мудак.

У русского народа есть одно хорошее качество: он не обидчивый.

Обидчивые — некоторые маленькие народы, но тоже не все.

Башкиры, калмыки, таджики, чеченцы не очень обидчивы. До какой-то поры.

Немцы вроде не обидчивы. Они сами всех обижают, им некогда.

Много и обидчивых, не будем перечислять.

Носятся с какой-нибудь датой, как дурак с пятачком: ах, вы к нам на танке заехали.

При этом сами к нам заезжали и на танке, и на лошади, вырезали женщин и детей. Этого не помнят. Помнят, как к ним.

А русские вообще ничего не помнят.

Мне подруга из одной европейской страны сообщает: «Отношение к России здесь в целом негативное».

А у меня нет вообще ни одного знакомого, который про эту страну помнит.

Вот у ваших знакомых есть «в целом негативное» отношение хоть к кому-нибудь из европейских стран? К Германии? К Чехии? К Румынии?

Да нам всё равно.

Ну, есть такая страна. И ещё такая есть. Бог с ними. Воевали с нами они? Ну, бывает.

И при этом считается, что у нас «патриотический угар» и мы «всему миру враги». А у нас тут ко всему миру нежнейшая любовь и полное всепрощение.

Парадоксы бытия — причём непоправимые. Не верьте, что их можно исправить. Всегда так будет.

У Ларса фон Триера есть фильм об этом — «Догвилль».

Грейс (героиня Николь Кидман) — это Россия.

Она очень хочет, чтоб её любили, старается быть полезной, совершенно искренне и безвозмездно.

Но ей только хуже делают.

Потом приезжает папа Грейс и всех убивает.

И так всякий раз.

Ненавидеть «российский империализм» — это, как ни крути, означает ненависть к русской истории как таковой — все её 1200 c лишним лет надо смести в помойный угол.

Прямой итог этого чувства — густая неприязнь к русской литературе: и древнерусской, и последующей, от Тредиаковского и Ломоносова до наших дней, за исключением нескольких видных либералов Золотого века (не считая толпу второстепенных персонажей).

Ненавистники империи принимать русскую литературу, по большому счёту, могут только избранными местами. А лучше только с той поры, когда в оттепельное время второстепенные прогрессивные персонажи постепенно захватили ведущие позиции, а затем (как им казалось — окончательно) воцарились на нашей поляне в 1991-м.

Человек, утверждающий, что российский империализм как таковой — это подлость, стыд, мерзость, — он, по нашим местным меркам, чужак. Порчак.

При этом он вполне может быть отличным парнем. За-ме-ча-тель-ным.

Чувствующим, умным, ярким.

Просто он по недоразумению родился в чужой стране.

Его будет ломать здесь всю жизнь.

Если в следующей жизни кто-то похожий на него родится здесь — его снова будет ломать.

Потому что он житель другой стороны света, другой, быть может, империи, которую он, безусловно, оправдает и поймёт — потому что свои у него там.

А здесь случайно зацепился, как репейник. И висит.

Колючий, вечно раздражённый человек.

Порчак, в общем, да. Подходящее слово.

Прогрессивная часть общества, самые свободные среди несвободных — ну, вы поняли, в общем, о ком речь, — они в целом приободрились.

Говорят, что скоро будет ужасный кризис, пропадёт еда с прилавков, машины из автосалонов, деревья из парков, жучки из деревьев, деньги обесценятся, часть народа прозреет и — тогда они, лучшие люди страны, возьмут своё: страну.

«Не вся Россия сошла с ума, а только часть, если нас будет сто тысяч, оковы тяжкие падут, и свобода нас встретит радостно — и скажет у входа: о, клеветники России пришли, ю а велкам, Кремль ваш».

«Народ прозреет», как написал тут один мой добрый товарищ.

Отвечаем.

Новость плохая: народ отчасти уже прозрел, и поэтому даже повторения ста тысяч недовольных и несогласных на Болотной площади уже не получится. Представляю, что там будет на ваших трибунах стоять, и скупая слеза наворачивается.

Сейчас смахну и продолжу.

В случае реального и долгоиграющего кипиша (в чём мы, повторюсь, очень сомневаемся) дело вам придётся иметь не с омоновцами, не с якименковской малолетней блядвой и не с розоволицыми депутатами, увы.

Дело придётся иметь с другими людьми.

В тот раз, когда, несколько лет назад, шумел прогрессивный люд на Болотной, в природе ещё как бы и не было Стрелкова, не было Моторолы, не было казачков, не было военкоров, не было, в общем, ополченцев — живых и мёртвых… Не было всего того, что вдруг придёт и быстро, как ёлочную игрушку, обломает любой российский либерально-буржуазный Майдан.

Но у нас есть, конечно же, и хорошая новость.

Если в определённый момент, когда вы вдруг потеряете берега, вас придут обижать «бандиты и проходимцы», «террористы и колорады» — в Москве всегда живёт один человек, который вас спасёт.

Гарант вашей безопасности. Скажите, как его зовут?

Да знаете, знаете, не притворяйтесь.

Держите портрет этого человека под подушкой. Без него, когда вы раскачаете лодку, вас утопят первыми.

Но он не позволит.

Так что это всего лишь страшная сказка на ночь. Ничего такого не будет. Всё рассосётся. И вы рассосётесь.

В новогоднюю ночь президент Украины, от одного имени которого меня мутит, заявил: «Уходящий год был самым тяжёлым за последние семь десятилетий, с 1945 года. Злейший враг посягнул на наши жизни, территорию, свободу, независимость. Эту Отечественную войну мы обязательно выиграем, потому что она для нас — справедливая».

1945 год — это теперь проклятая дата? Траур, что ли, будут объявлять 9 Мая? — спросил я сам себя, потом полистал новости и увидел, что да, 9 Мая во Львове уже объявлено траурным днём.

Отечественная война отменена.

«Отечественной войной» теперь они называют бомбёжки собственных городов.

Россия, мы помним, с Чечнёй в своё время накосячила, но чтоб объявить в Новый год войну на собственной территории «Отечественной» — до этого не доходило. Чего не было — того не было.

Даже циничным большевикам хватало ума все свои военные операции именовать теми или иными нейтральными терминами — «освободительные» были операции, «интернациональные» и так далее.

А эти залапали, опошлили, унизили самые священные понятия. И навесили чёрный платок на один из самых светлых дней в истории человечества.

Из-под земли руки до вас дотянутся, упыри. Танцевать будете от ужаса.

Обнародовано письмо наследников Белой эмиграции.

Они пишут: «Перед лицом обострения напряжённости, как в Донбассе, так и в международных отношениях, напрашивается вывод: агрессивная враждебность, разворачивающаяся ныне против России, лишена всякой рациональности. Политика двойных стандартов зашкаливает. Россия обвиняется во всех преступлениях, без доказательств она априорно объявляется виновной, в то время как к другим странам проявляется поразительная снисходительность…»

Какие там фамилии! Капнист, Колчак, Баратянский, Милорадович, Пушкин, Шереметев…

Галдят: Россия изгой, Россия изгой. Да плевать, что изгой.

Зато впервые после 1941–1945 гг. Россия Белая и Россия Красная, Россия прошлая и Россия, даст бог, будущая — встретились.

Моя, мягко говоря, любимая российская журналистка много раз сетовала на то, что большевики изгнали аристократию и она вынуждена жить среди «генетического отребья».

И тут такая незадача: генетическое отребье и патентованные аристократы, наконец, сошлись во взглядах и убеждениях.

Потому что, простите, они, сколько бы в них кровей ни смешалось, — русские люди. Где бы они ни жили.

На выезде из Луганской республики российский пограничник просит меня открыть дверь и багажник.

— Оружие там оставил? — спрашивает меня.

— Там, — автоматически отвечаю я.

— Ну и молодец, — обыденно говорит пограничник. — Закрывай двери.

За полгода через Новороссию прошло как минимум сорок тысяч ополченцев из России (включая всевозможных социальных работников, добровольцев медслужб и т. д.).

С одной стороны — цифра огромная, с другой — в масштабах страны не столь уж заметная. Маленький городок, целиком.

Впрочем, таких людей много не бывает никогда.

Даже казачьи походы в Персию «за зипунами» или в Османскую империю собирали ватаги в сотню-другую-третью казаков (казачество быстро обрастало мясом и на войну не торопилось) — и там эти мобильные бригады ухитрялись захватывать целые города и даже облагать данью правителей крупнейших азиатских государств.